Читать книгу Вдох-выдох или шёпот Ангелов - Ира Берсет - Страница 4

Весеннее солнце настойчиво стучалось в тёмные стёкла очков, требуя к себе заслуженного внимания. Видимо ему было не понятно, почему люди, так долго ожидающие его появления, теперь прячут глаза под чёрными стёклами. Оно возмущённо разбрасывало «зайчиков» направо и налево, взрывалось яркими вспышками в зеркалах машин и витринах магазинов и подныривало под защитные очки. Герман сдвинул оправу ближе к переносице, но от солнечных лучей не отвернулся. Наоборот, приподняв подбородок, подставил идеально выбритое лицо природному ультрафиолету. На его губах блуждала меланхолическая улыбка. После марафона за красными туфельками прошло три недели. За это время он успел многое передумать и переосмыслить, но так и не придя к окончательному решению. Потому сейчас он стоял возле входа в метро станции Смоленская, и всматривался в безостановочный поток людей. Теперь он бывал здесь почти каждый день. Иногда задерживался на целый час, иной раз на полчаса, а бывало, когда торопился, просто выходил на этой станции, чтобы сесть на следующий поезд. В его поисках не было никакой логики, впрочем, как и во всей этой истории. Лицо девушки постепенно начало стираться из памяти и теперь походило на светящееся облако. Но он точно знал, увидев её ещё раз, обязательно узнает.

Герман подошёл к киоску и попросил ванильное мороженное. Сняв жакет и пристроив его под руку, мужчина облокотился на железные перила небольшого забора и, поглощая десерт, продолжил изучать толпу. Мысли о светлом образе незнакомки плавно перекочевали к надеждам, а затем – к размышлениям о достоинстве и гордости. Ему было чем гордиться. Он – преуспевающий архитектор, импозантный мужчина, прилежный муж, дважды отец и, наконец, москвич. Их династия начинала своё осознанное существование со времён его прадеда, так как тот вырос в приюте и не знал своих родителей. Может, именно по этой причине, «родоначальник» с особой серьёзностью и целенаправленностью относился к строительству своего будущего и будущего своих детей. Да и не только их! Как любили повторять родители Германа: руками прадеда преобразовывалась столица! Славный предок строил проезжий мост через железную дорогу, который положил конец дурной славе в Марьинской роще. Потом участвовал в строительстве литографии заводчика Мещерского. В 1903 году прекрасно проявил себя при возведении храма Божией матери «Нечаянная радость». Видимо, Святая в благодарность за его золотые руки подарила ему в том же году судьбоносную встречу с прабабкой, красивой и своенравной девицей, которая, не смотря на своё дворянское происхождение, влюбилась в него без памяти. К тому времени уже построенный первый синематограф «Ампир» был венцом их частых встреч. Вскоре «Нечаянная радость» закрепила узы молодожёнов, а родители невесты, правда не от чистого сердца, а скорее от безысходности, даровали небольшую пристройку в своей усадьбе. Хотя их собственностью она оставалась недолго. Революционное время перемешало и перевернуло всё с ног на голову…

Размышления о родословной прервались женским силуэтом в красных туфлях, быстро шагающим в сторону автобусной остановки. Сердце мужчины на секунду перестало биться, сжалось, но тут же сорвалось и понеслось вспять. Герман вскочил, бросив недоеденное мороженное в урну, и пустился в погоню. Он не смог разглядеть её лица из-за огромных очков. Но светло коричневые, почти карамельного цвета волосы, точно так же развивались на ветру, а туфли так же резво плясали по дороге. Тяжело дыша, он приблизился к женщине и дотронулся до её плеча. В этот же момент его подсознание, кривляясь, произнесло: «У неё не может быть таких духов». Горько- терпкий аромат мускуса ударил в нос и отрезвил мысли. Женщина удивлённо приподняла очки, обнажая голубые глаза, и кокетливо улыбнулась. Она была симпатичная, но, не его… «Извините, обознался», – выдавил Герман и поспешил смешаться с толпой.

В поезде в уме безостановочно наяривало недавно подуманное им – «не моя». Что это значит? Как мы определяем принадлежность и соответствие один другому. Эта женщина была просто красавица, но она не восхищала, не притягивала, не манила… Где проходит граница притяжения и есть ли она вообще? А, может, дело не в притяжении, а в случайности? «С Гретой меня связывает случай или притяжение? Ни то, ни другое. Нас связало активное участие наших родителей». Мужчина поморщился, будто съел лимон. На чёрном полотне, мелькающем за окном, стали появляться знакомые лица, старое пианино, бумажные конструкции и постоянно недовольное лицо отца. Герман прикрыл глаза, продолжая послушно перелистывать страницы из прошлого.

Герман, как и его отец, поступил в МАрхИ[1], правда, на удивление родителей со второго раза. Год практики в папином бюро (так считали абсолютно все, кроме мамы) положительно повлиял на парня, полностью излечив второго от мыслей, связанных с консерваторией. Привитая матерью любовь к музыке, искоренялась отцом медленно и методично. Он даже вынес пианино из квартиры под предлогом срочного ремонта инструмента. Мать со злобой смотрела на мужа и ненавидела его «деспотизм» по отношению к желаниям и увлечениям сына. Герман в музыкальной школе был лучшим. Он выигрывал конкурсы и даже несколько раз ездил за рубеж. Но этого было слишком мало, чтобы убедить отца в том, что музыка существует не только, как приятный фон, но и как профессия. Отец не считал такое занятие достойным мужчины и никаких доводов не принимал.

День за днём, с сессии до сессии, парень впитывал «мархишинский»[2] дух института и срастался с ним, становясь ещё одним камешком в стене ваятелей архитектуры. Со временем его увлекли новые цели и предвкушение их реализации. Он с удивлением обнаружил для себя, что архитектура похожа на музыку. Одни постройки были величественные и бесконечные, как произведения Баха. Другие – задорные и слегка чудаковатые, похожие на сочинения Римского-Корсакова. Были – умиротворяющие и душевные, словно застывшие звуки Габриеля Форе. Стремительные и неудержимые, как рапсодия Паганини. Раз так, значит, и он, Герман, может тоже создать свою застывшую мелодию, заключив её в стены и крыши. От осознания этого кружилась голова. Идеи, словно жужжащий рой, вертелись в воображении, наперебой предлагая фантастические проекты. В конце концов, одна из них превзошла другие, вылившись на ватман в виде сложнейшей схемы под названием «Гармония абсурда». Отец долго смотрел на «творение» сына, чесал затылок, вздыхал, но вердикт всё-таки вынес: ты, сынок, идеалист! «Кого в такой дом поселишь? Разве нормальный человек захочет в него привести свою семью?» Далее следовали конкретные ремарки, предостережения и даже просьбы взяться за ум. Но с последним парень не спешил. Его так разобрало, что он не мог остановиться, потрясая озадаченного отца и архитектурное сообщество новыми шедеврами. Над ним посмеивались и всерьёз не воспринимали. Отец был в отчаянии. На помощь репутации и разума парня пришла «бумажная архитектура»[3], где юное дарование мог вылить свою бьющую фонтаном энергию. «Раз мои задумки невозможно применить в реальной жизни, я их заключу в художественные произведения», – с вызовом говорил Герман. К удивлению отца в 1985 году парень выиграл конкурс с работой «Избушка на курьих ножках» и отправился творить в Японию. Папаня смотрел на метания сына и посмеивался, про себя называя его «бумажным гением». Он ждал, когда ему надоест играться в детство, и он начнёт работать по-взрослому.

Настроив вдоволь бумажных замков, Герман вернулся домой задумчивый и дезориентированный. То он порывался ехать на Север отстраивать новые микрорайоны, то опускал руки и валялся целыми днями на диване, а вечерами в одном баре давал концерты фортепиано. Мать видела разрешение проблемы по-женски – пришло время жениться. Отец же, подключив свои связи и былую фантазию сына, запечатлённую в замысловатые чертежи, выхлопотал для него место в команде, которая разрабатывала новые станции метро Арабатско-Покровской линии. Так, руками родителей, для Германа Александровича в его 26 лет открылась новая страница его жизни. Герман женился на дочери старого знакомого отца, очень влиятельного человека, красавице Грете, и окунулся с головой в работу.

Конечно, Грета ему нравилась. Особенно его устраивало то, что она не претендовала на его личностное пространство, получив взамен своё собственное. В ней было всего в меру. Воспитанная в лучших семейных традициях, она была прекрасной кандидатурой на спутницу жизни. Девушка с первых дней поняла его и сразу же простила за всё что было, есть и будет. После их свадьбы, мать жены ещё долго рассказывала судьбоносное совпадение имён молодожёнов. Герману дал имя отец, который боготворил американского писателя Германа Мелвилла. А Грету назвали в честь шведской актрисы Греты Гарбо. Что тут скажешь, их родители были не очень оригинальны. Жена очень гордилась своим именем, тем более, её девичья фамилия была тоже созвучна знаменитой диве – Сарбо. Герман намного позже увидел, как прочно актриса засела в мозгах его супруги. Платья, макияж, причёска и поведение – были полностью срисованы со «звезды». Он смотрел на старания жены и только посмеивался: «у каждого из нас есть свои причуды». Но со временем он всё чаще задавал себе вопрос – с кем он живёт на самом деле? Когда жена бывает сама собой и случается ли такое вообще? Но это ему не мешало уважать и ценить её. Единственное, что со временем начало угнетать – его личностное Я, когда-то полное вдохновения и энтузиазма, оказалось заброшенным и не востребованным даже им самим. Никто не посягал на него и не интересовался им. Жене, как показало время, оно было неинтересно, детям – тоже. Что ему с ним делать? С кем делиться? Как успокоить…

Герман медленно шёл к дому. Он чувствовал себя разбитым и униженным. Униженным самим собой. Он устал от каждодневного самоедства и попыток объяснить случившееся. Он – взрослый уважаемый человек бегает по станциям и высматривает девушку в красных туфлях. Как он докатился до такого?! Разве это не случай для психотерапевта? Вот и жена несколько дней назад предлагала записаться на приём к доктору. Ей кажется, что её муж переутомился. Перестал слушать новые сплетни, пропустил три приёма и две вечеринки, купил пианино, отказался дать денег на развитие креативного искусства среди молодёжи, вместо этого профинансировав детский дом в каком-то Цюрупинске. «Неужели он действительно думает, что его деньги пойдут бедным детям?» Но пианино жену беспокоило более всего. Особенно после того, когда она поняла, что супруг приобрёл инструмент не ради интерьера, а для того чтобы играть. Грета вспомнила его отца и категоричное неприятие им музыки. Последнее заявление жены, Германа добило окончательно. Оно звучало примерно так: «если твоя музыка будет помехой в карьерном росте, тебе придётся распрощаться с ней». О какой карьере она говорит? У него отлично налаженный бизнес. Куча проектов и заказов. В данный момент он работает над новым жилым комплексом, в составе которого запланировано десять корпусов и пять монолитно-кирпичных домов переменной этажности. Карьера уже давно выстроена и налажена. Теперь до конца дней своих ему предстоит нести свой крест, планируя жилые постройки… «Деньги… Конечно, деньги… Сколько не дай – всё мало… Имидж стоит дорого… Финансовое пространство – это вам не личное…»