Читать книгу Чужие письма. Истории о любви, подслушанные на скамейке - Ирина Антипина - Страница 6

Начальник производственного отдела, Сидоров Николай Николаевич, молодой, симпатичный мужчина, чуть лысоватый, прямой, как корабельная мачта, с темными масляными глазами и чувственным ртом, проводил ежедневную пятиминутку. Затянулась что-то его пятиминутка, замахрилась рваными кружевами слов, частоколом цифр и недовольными взглядами подчиненных. А подчиненные-то сплошь одни бабы: молодые и не очень, красивые и страшненькие, беленькие и рыженькие, а то и вовсе крашеные-перекрашенные. Разные, одним словом…

«Мой гарем», – любил повторять начальник производственного отдела в сугубо мужской компании в свободное от работы время. Правда, времени свободного у него маловато было: приходил на работу раньше других и уходил позже всех.

– Ты бы хоть шторы отдергивал, конспиратор, – частенько выговаривала ему, то ли смеясь, то ли пытаясь за смехом скрыть свое раздражение и горечь его секретарша, Людочка, женщина незамужняя, успевшая уже разок сходить замуж и развестись еще до знакомства с начальником производственного отдела, а теперь пребывавшая с ним в весьма близких отношениях. Слишком близких. Почти родственных…

Вот и сегодня, заскочив перед пятиминуткой в кабинет шефа, Людмила увидела плотно задернутые светло-коричневые шторы и с раздражением затянула свою обычную песню.

– Ну и с кем ты здесь вчера развлекался? Хоть бы занавески утром отдернул…

– Забыл, – смеясь, отвечал Николай Николаевич, – ну забыл про шторы, забыл, а ты, как всегда, начеку… Глазастая ты моя.

Начальник властно притянул Людочку к себе.

– Вот хоть бы раз осталась со мной после работы. Ведь совсем свободного времени нет. Совсем… Работа… Мать ее…

– Вот и работай, – отстранилась Людочка, – а диван с начальником и без меня есть кому разделить… Тебе же все равно, с кем. И как… Лишь бы баба была… И не противно?

– Остынь, малыш. – Николай Николаевич чмокнул Людочку в заалевшую щеку. – Лучше у Валентины отчет июньский забери, что-то она там опять напортачила.

– Отчет-то я заберу, только сколько можно за всеми исправлять и подчищать. Мне за это не платят. Я же всего лишь сек-ре-тар-ша.

– Любимая секретарша… Чувствуешь разницу?

– Ага, чувствую, – пробормотала Людочка, теребя край шелковой, давно не стираной шторы, – утром еще почувствовала, когда к конторе подъезжала и окошко твое занавешенное увидела… Так кто ж у тебя вчера оставался? Валька? Ну и гадина.

– Кто?

– Кто-кто… Она… Гадина… А ты – гад!!!

– Да успокойся ты… Если женщина просит…

– Ну, ну… Просит… Продолжай…

Людмила со всего маху шибанула дверь и выскочила в коридор.

– Люд, чего буянишь, ишь, раскраснелась… Ну прям солнышко красное… Начальник что ли обидел? А говорят, ты у него в любовницах ходишь.

Проходивший мимо Алексей, агент по снабжению, давно положил глаз на пышнотелую, разбитную и незлобивую разведенку.

– Не любовница, а любимая секретарша, – с вызовом повторила Людмила слова своего начальника, – чувствуешь разницу? Ступай, куда шел. На пятиминутку опоздаешь…

Пятиминутка, скрипя и пробуксовывая, подходила к концу.

– Цели намечены, задачи определены, – привычной шуткой завершил затянувшееся совещание начальник производственного отдела, – за работу, товарищи!

«Гарем», посмеиваясь и перешептываясь, потихоньку возвращался на боевые позиции.

– Валентина, – строгим голосом окликнул Николай Николаевич высокую, рыжеволосую красавицу, – зайди ко мне.

Та, не обращая внимания на завистливые, понимающие взгляды сотрудниц, приветливо улыбнулась начальнику, хмыкнула и, вильнув широким задом, обтянутым светлым джерси, скрылась за дверью кабинета.

– Гадина, – прошипела ей вслед Людмила.

Да, не задался у Людочки сегодняшний день, не задался… Эти не задернутые шторы и разлучница Валентина с дурацким отчетом, затянувшаяся пятиминутка и вихрастый Алексей с его подначкой. И чего ходит… Улыбается…

Слезы наворачивались на глаза, горло стискивала жгучая обида, а сердце Людочки замирало от ревности и тоски. И весь день, как в тумане.

Но работа есть работа… Сжав зубы и скрепя сердце, Людмила полдня колдовала над отчетом, который запорола новая фаворитка. Правда, забирая утром бумаги у рыжеволосой красавицы, Валентине все же нагрубила. В конце рабочего дня заглянула в кабинет шефа. Швырнула папку с отчетом на массивный канцелярский стол, покрытый толстым матовым стеклом. Разноцветные маркеры, которыми Николай Николаевич любил чертить производственные схемы и графики, с веселым стуком скатились со столешницы на пол.

– Так тебе и надо…

Людочка снова шибанула дверь и, успокоенная, покинула стены любимой конторы…

– Вот, – Людмила аккуратно положила на стол начальника исписанный красивым мелким почерком белый лист бумаги. – Подпишите.

Внизу, чуть правее подписи, листок украшали несколько маленьких расплывшихся темных пятен. Следы Людочкиных слез.

– Что это?

– Заявление. Я ухожу… Совсем.

– Сдурела что ли? Куда?

– Не знаю еще… Просто… Ухожу!

– Так, – пробасил Людочкин начальник, – бунт на корабле? Колись, что случилось?

– Случилось? Да ничего не случилось… Надоело… Видеть ни тебя, ни твоих девок больше не могу… Обрыдло все… Подпиши…

Николай Николаевич хмыкнул, взял ручку и бережно, стараясь не задеть темные пятнышки возле Людочкиной подписи, поставил свою.

– Ступай! Все равно никуда не денешься…

– Валюш, попробуй варенье. Брусничное с яблоками, – Людочка аккуратно разливала душистый, крепко заваренный чай в тонкие, почти прозрачные чашки, – и печенье бери, не стесняйся… Вкусное. Сама пекла.

Бывшие соперницы, случайно столкнувшиеся возле модного бутика, сидели теперь за небольшим столом на уютной, пахнущей сдобой и ванилью, стильно обставленной Людочкиной кухне. Сплетничали.

– Леш, – окликнула Людочка мужа, на минуту заглянувшего на кухню, – чай с нами пить будешь? С вареньем.

Алексей, на ходу чмокнув Людмилу в модно подстриженный затылок и смачно захрустев свежей печенюшкой, пробасил: «Спасибо, солнышко, вы уж тут без меня… А я поработаю еще немного…»

– Любишь его? – тряхнув рыжей, чуть тронутой сединой гривкой, шепнула Валентина.

– Люблю? – выдохнула Людочка. – Наверно, люблю… Хотя… Привыкла… Сидорова я любила… Сидорова… По-настоящему. Не как вы, «за банку варенья и пачку печенья…»

– Да ладно тебе… Варенье… Печенье… Мужик-то какой был… Эх! – Валентина повела все еще роскошными плечами. – Было время…

– Было… Это точно… Как он? Что? Не знаешь?

– А ты? Разве ничего о нем не слышала?

– Нет… Уволилась тогда, как отрезала…

– Женился Сидоров… Давно… Как только контору нашу разогнали, так сразу и женился.

– Да ты что… Женился? Охомутали все-таки… И кто ж та счастливица?

– Нинку из машбюро помнишь? Ну, моль такая блеклая… Шепелявила еще немного… Глазки узенькие…

– Ой, глазки помню… И вправду, узенькие…

– Сидит теперь наш Николай Николаевич на даче, картошку с Нинкой выращивает. Огурчики. – Валентина отпила из красивой чашки глоток чая и зачерпнула из вазочки полную ложку варенья.

Людмила, задумавшись, старательно размешивала в чашке давно уже растворившийся сахар. Молчала.

Громко хлопнула входная дверь.

– Куда это твой Лешка, не попрощавшись, подался? – обиделась Валентина.

– Не переживай, попрощаешься еще, успеешь. Минут через двадцать вернется, он за сыном в местный ДК пошел. – Губы Людочки растянулись в счастливой улыбке. – Наш Колька туда на бальные танцы ходит, на английский и рисование.

Ложку брусничного варенья до открытого рта Валентина так и не донесла. Поперхнулась.