Читать книгу Всё остаётся людям… Сборник современной поэзии и прозы - Ирина Арсентьева - Страница 8

Изгоями не рождаются, это точно! Все приходят в этот мир одинаково маленькими, кричащими и беззащитными.

А откуда же тогда берутся непонятые и отвергнутые?

Я много лет проработала в школе и встречала таких детей. Не часто. И слава Богу! Скорее всего то, что сейчас называют буллингом, раньше более тщательно скрывалось и оставалось невидимым для глаз взрослых.

Наташа из моего класса была изгоем. Даже сейчас спустя много лет я не могу объяснить, почему.

Она всегда была одна. Невзрачная девчонка с короткой стрижкой, неопрятно одетая, с вечными цыпками на руках. Боязливая, как воробей. Старающаяся быть незаметной и оттого крадущаяся.

Сейчас мне легко это объяснить: мать воспитывала её одна, работала днями и ночами, чтобы прокормить дочь и парализованную мать. Отопления в квартирах тогда не было, потому что ТЭЦ кто-то приватизировал, но не смог как следует наладить работу. И тогда город, стоящий на пластах каменного угля, остался замерзать. Электричество давали веерно. Многие спасались печками-буржуйками. Возле них грелись, на них варили еду.

Вы можете подумать, что это эпизод времён Великой Отечественной войны.

Нет, дорогие мои! Всё это было совсем недавно. В лихие 90-е.

Сейчас мне легко это объяснить. А тогда? Тогда дела никому не было до девчонки со светлыми слипшимися от грязи волосами, с которой никто не хотел дружить, потому что её одежда была измазана сажей, а кожа на руках потрескалась от холода.

Она часто оставалась в моём кабинете после уроков и копошилась где-нибудь в уголочке. Что-то перебирала на полках, вытирала пыль, поливала цветочные горшки, в которых от растений остались одни корешки. Но она делала это ежедневно в надежде, что они оклемаются, если их поливать. Я не отговаривала. У меня самой руки сводило от холода, пока я проверяла тетради. И всё внутри тоже вымерзло и отупело от безысходности, неизвестности и вечного холода.

Иногда она выныривала из своего укрытия со стаканом горячего чая в руках. Перед этим вытаскивала из портфеля какие-то пакетики, смешивала что-то в литровой банке, заливала водой и опускала маленький кипятильник. Если было электричество!

«Попейте! Я заварила вам с травами», – говорила она. И мы тихонько пили, отогреваясь. Потом расходились по домам. В разные стороны. Нам было не по пути.

Никто из одноклассников не объявлял Наташу изгоем. Её просто не замечали. Кажется, вот она есть, а вроде и нет. Даже на уроках редко кто из учителей её спрашивал. Тоже не замечали. Просто ставили тройки.

Но она не хотела быть изгоем. Сопротивлялась как могла. И поэтому однажды решила купить дружбу. Такое могла придумать только она. Выкрав у матери небольшие деньги, накупила пирожных-корзиночек и принесла в школу. Угощала от души. Радовалась, когда девчонки и мальчишки разбирали угощение.

Все ели. Слизывали розовый крем, грызли замёрзшую песочную основу.

Довольные мчались домой, снова оставив её одну.

Мать обнаружила пропажу и очень ругала Наташу. А та закрылась в ванной и не выходила. Чего боялась эта девочка на самом деле, от чего пряталась? Что она хотела сделать? Скорее всего что-то планировала, коль мать позвонила мне среди ночи и умоляла поговорить и отговорить. Трубку просунула в дверную щель.

Я отговорила. Так всю ночь и разговаривали. Не помню о чём. Я в холодной квартире на одном конце тёмного города, она – в холодной и тёмной ванной на другом…

Потом пришла весна, за ней лето. Нашу школу закрыли, потому что вся отопительная система перемёрзла и не подлежала восстановлению. Тогда это называлось «оптимизацией».

Всех моих учеников разбросали по разным школам. По месту жительства. И меня тоже.

«Наташи больше нет… попала под машину, – писала мне её мать. – Она ведь много пила… Остался мальчишка. Теперь я его воспитываю. Теперь он мой сын».

Наташа не хотела быть изгоем. Так получилось…