Читать книгу Метро 2035. Царица ночи - Ирина Баранова - Страница 9

19–20 октября 2020 года. Станция метро Петроградская

«Догадался, проклятый! Всегда был смышлен, – злобно ухмыльнувшись совершенно в лицо финдиректору, проговорил Варенуха»…

Все-таки здорово вот так лежать дома и бездельничать, да еще и пайку при этом получать. И вообще, все, что пожелаешь, и в любое время. Не, не от начальства, естественно.

– Витюш, разрешишь старику зайти?

Черт, вот некстати! Сейчас Люська придет, а тут этот.

– Так зашли уже, Роман Ильич.

– «Мастер и Маргарита». Читаем?

«Нет, на самокрутки рвем!»

– Я вот зачем к тебе. Ты, часом, не обиделся, что я тебя на карантин-то?

Ха, обиделся он! Хотя… На самом деле, поначалу неприятно было, словно не карантин, а домашний арест.

– Да ладно, нормально все.

– И хорошо. Понимаешь, больно уж вся история такая… Странная. Народ беспокоится, не понимает, спрашивает.

– И поэтому мы ждем полнолуния, посмотреть, а вдруг я шерстью покроюсь, так?

Виктор оскалил зубы, вытянул вперед руки с растопыренными пальцами и завыл, подражая волку.

– Не ерничай, Витюш. Шерстью – не шерстью, но времена неспокойные сейчас. Народ вон, что сверху приходит, ужастики какие-то рассказывает, твои собачки по сравнению с этим – милые песики. Двое погибли, парни молодые, сильные. А ты с ними тоже был, а живой из переделки вернулся. Получается что? Везунчик? – Ильич хохотнул. – Или действительно шерстью покрываешься, чтоб у них за своего сойти?

– Угу, мне тоже весело.

– Не, я ведь о чем? Ты как чувствуешь-то себя?

Как он себя чувствует? Замечательно он себя чувствует!

– Не дождетесь. А проблема в чем?

– Я и смотрю, от царапин и следа не осталось, а ведь смотреть на тебя страшно было – сплошное кровавое месиво. А и всего-то неделя прошла.

– Пинцет всю зеленку на меня вылил. Так в чем проблема-то?

– Проблема? Да вроде нет никакой. Витюш, я про то, что хватит балбесничать, пора на работушку-тук-тук. Народ кушать каждый день хочет, а здоровых мужиков не так много.

Ха, можно подумать, что он по своей воле неделю взаперти просидел!

– Халява кончилась, то есть. И куда меня определили? Только не Сильвестру в подчинение! Убьет!

– Не ему, не боись. Мне лишние скандалы и смертоубийства тут не нужны. Наверх ходить будешь. Считай, что своего ты добился.

«Вот, новый поворот… трам-барам…». Что сказать: ура! Сдается, однако, хрен бы Ильич навстречу пошел, да только им теперь с Сильвестром на одном поле даже срать не сесть.

Блин…

– Роман Ильич, а вдруг я это… для «наверх» теперь профнепригодный?

– Вот и проверим. Ты теперь опытный. Везунчик, опять же. Собачки вон за своего считают. А может, ты и с другими так же договоришься? Короче. Даю два дня, чтоб в себя пришел и собрался. Как раз и группа Иванова должна вернуться. Развод у меня в шесть вечера.

– Не, начальник, погоди! Вопрос образовался… Неужели ты только за этим ко мне через всю станцию перся? Типа объявить, что хватит лодыря гонять?! Или я уже царская особа?

– Считай, что мне поразмяться захотелось. Да, ты хоть бы убрался у себя, живешь, как в свинарнике.

* * *

Конечно, в это «размяться захотелось» Виктор ни разу не поверил, хоть это и была чистейшая правда. Начстанции на самом деле не любил просиживать штаны за просто так, на ногах же и думалось лучше. А подумать было о чем…

Когда-то Роман Ильич Переверзев оказался самой удобной кандидатурой на пост главы новорожденного государства: был он не глуп, в меру амбициозен, а работа в районной администрации большого города уже предполагала кой-какой организаторский опыт. Ильич согласился, почти не думая: какой рядовой не мечтает побыть генералом? Только если кто-то надеялся, что новоиспеченный босс будет кем-то вроде свадебного генерала, сильно просчитался – не прошло и года, как вдруг обнаружилось: мягкие лапки Романа Ильича оказались еще и загребущими. Начальник потихоньку-полегоньку прибрал себе все, оставив остальным лишь совещательный голос в Совете. Но возражать никто не стал: кормушка оказалась не настолько сытной, и совсем несопоставимой с сопутствующим «высокому» званию геморром.

Нет, Ильич, конечно, понимал, во что ввязался. Быть крайним всегда и во всем – судьба незавидная. Только взялся за гуж – не говори, что не дюж. Проблемы сами собой не рассосутся, кому-то все равно придется их решать. И он решал. Пока их количество не перешло в качество.

Само собой, перебои с провизией начались не вчера, с самого начала приходилось ее жестко экономить. Но никогда еще не было так плохо. Сейчас ситуация напоминала самолет, сорвавшийся в крутое пике: вот летел он, летел, и вдруг – раз… вторая смена. Как-то все сразу получилось, в один момент – и наверху стало, мягко говоря, небезопасно: вся фауна словно взбесилась, явив миру особей, доселе невиданных, и в нормальном мире вовсе невозможных, от нее не отставала и флора, и для всех человек оказался и первым врагом, и первой, самой вкусной, закуской; и тут же выяснилось, что в радиусе где-то пяти километров от станции все выбрали начисто, а свой урожай когда еще поспеет, да и что там? Кот наплакал, на такую-то ораву. А еще, до кучи, две группы не вернулись сверху, шесть человек. Вот теперь ждали Иванова. Если и они не вернутся… Жопа жопская, других слов просто не подобрать.

Станция бурлила. Умирать голодной смертью не хотелось никому, поговаривали о необходимости перебраться в Большое метро. И Ильич не знал, как донести до людей, что там тоже вряд ли сытно, и уж точно – лишние рты никому не нужны. Спасти всех могло бы только чудо. Только лимит на чудеса выбран начисто. Эх… Выпить бы сейчас…

* * *

«В свинарнике…» Тоже мне, указывать будет! Виктор оглядел крохотную комнату. Ну-у… Для одинокого мужика вполне так. На столе никаких крошек и немытой посуды, пол тоже вчера протирал, сам, кстати. Спасибо Люське, воды принесла. А вот мыть, зараза, отказалась! Карантин же… Хотя ночью тайком потрахаться прибегать – никакого карантина! Зараза, одним словом. Вот одежду, пожалуй, прибрать надо, а то валяется, не разберешь, где чистое, а где ношеное. Да, кстати, и постирать бы, что тогда скинул. А уж дыры заштопать он Люську припашет, не отвертится девка. А что? Не выкидывать же шмотки? Тем более что свитер там его любимый.

В дверь тихонько даже не постучались – поскреблись. Гости на гости, хозяину радости. Люська?

– Кто?

– Ау-у, Витенька-а!!!

О, точно, она. Легка на помине!

– Люсинда, заходь! Я тут ПХД затеял, помогать будешь! – Виктор предусмотрительно прикрыл дверь и встал между ней и девушкой: теперь пусть попробует удрать!

– А что такое есть ПХД?

Люська хитро улыбалась. Само собой, все эта зараза поняла, и что слово незнакомое означает, тоже. Дурочку включил, ага!

– Люська, ты из себя блондинку не строй, не твой профиль.

– Это как?

Люська от природы имела светлые с редким платиновым оттенком волосы. И во вполне приличном, кстати, состоянии.

– Ты слышала, что интеллект в блондинках измеряют? Сделаю тебе комплимент, ты – две блондинки!

Люська притворно вздохнула, присела рядом с мужчиной и потрепала ему волосы.

– Мон ами справится без Людмилы, правда ведь? Мон ами гонял балду целых семь дней, а бедная Люся устала как черт. Мон ами пожалеет Люсю.

– Бедная Люся… Это звучит. Мон ами тоже бедный, у него куча нестиранного белья.

Люська притворно вздохнула, прижалась к мужчине.

– Витенька, я столько уже перестирала сегодня. Давай ты сам, у? А Люся просто хочет ласки. Мон ами ведь тоже хочет ласки?

– Отлично, радость моя. Как скажешь, сам так сам. Вот прямо сейчас и все сам. Вот совсем-совсем все!

Люська вместо ответа игриво чмокнула парня в ухо. Вот зараза! Плюнуть на все, что ли? Э, нет! Поддаваться никак нельзя, на шею сядет. А проучить следует. Так что пусть идет не солоно хлебавши. И побыстрее, черт, черт, черт!

Виктор решительно оторвал девушку от себя.

– Мон ами надо работать, приходи потом!

Люська попыталась приласкаться опять, но мужчина решительно отодвинулся, и девчонке ничего не оставалось, как уйти. Уже в дверях она обернулась и показала любовнику язык.

Виктор засмеялся: зараза, вот зараза! Ничего, явится, подуется немного и явится. А пока, на самом деле, надо разобраться с этими лохмотьями. Где тут они?

Да, пожалуй, ремонту это все уже не подлежит. Да и отстирать запекшуюся кровь будет проблематично. Эх, шмотки жалко, хорошие, такие еще поискать. А с другой стороны, забот меньше, выкинуть все к едрене фене.

– Бля!..

Как так получилось, он не понял, вернее, не успел понять, то ли споткнулся, то ли голова закружилась… Так или иначе, но Виктор вдруг обнаружил себя лежащим на полу, уткнувшимся носом в свои рваные штаны. А-а-пчхи!..

– Интересно, что это было?

Прислушался к своим ощущениям: нет, не болит ничего. Вроде. Рука! Вот непруха! И откуда только этот гвоздь проклятущий взялся! Удачненько так ладонь насквозь проткнул. Виктор с силой дернул за шляпку, кровь брызнула в лицо, потом струей потекла вниз. Рану заткнул первым, что попалось под руку, и только потом рассмотрел, что это свитер. Тот самый, в клочья порванный иголками кактуса, в крови и пыльце проклятой колючки.

Какое-то время он сидел на полу, прислушиваясь, как в ране пульсирует боль. Ну вот, теперь точно заражение крови обеспечено. Или столбняк, или что там еще от грязных ржавых гвоздей бывает? И Пинцет тут вряд ли поможет. Хотя для проформы к нему наведаться все-таки стоит. А вдруг? Заодно и шмотки выбросит.

А-а-а-пчхи! Во, точно! А-а-а-пчхи! Да что еще такое! А-а-а-пчхи! Не хватало вирус схватить. А-а-а-пчхи! Хотя… Виктор принюхался: точно, ваниль. Откуда бы? И тут же вспомнил: именно ванилью пахло от того злосчастного кактуса. Пыльца! Он же тогда искупался в ней по самые уши! А сейчас со шмоток надышался. А-а-а-пчхи!..

Пинцета он встретил, когда шел обратно к себе.

– О, Димон, ты где шляешься? Пришел, постоял, пробой поцеловал…

– Чего? Какой пробой?

– Темнота, поговорка такая. Был у тебя, и не застал.

– Так пошли!

– Да ладно, проехали.

Собственно, чем ему Пинцет поможет? Если повезет – само пройдет. А не повезет… Значит, не повезет.

– Пошли, пошли. У меня спиртяшки излишек образовался. Одному пить стремно. Пошли?

– Спиртяшка, говоришь?

А что? Можно и спиртяшки.

– А закусь – то есть?

– Тебе бы только пожрать! Анекдот по этому поводу помнишь? Ну, про бутылку водки и конфетку?

– Помню. Только без закуси все равно беспонтово.

– Да не переживай, не так все плохо, найдется и хавчик.

Пинцет постарался: стол был накрыт по первому разряду.

– Это по какому поводу праздник?

– Как? Не знаешь? Годовщина Дня Лицея, девятнадцатое октября!

– День Взятия Бастилии, или нет повода не выпить?

– Ну, выпить и без повода можно, а день сегодня особенный, сегодня ночью Пушкины встречаются. И если встретятся, то всем нам тут кирдык бабайка.

– Можно подумать, нам раньше не кирдык был. Что за Пушкины-то хоть?

– Темнота! Памятники. Большой, что на «Черной речке», и маленький, с «Пушкинской».

Пинцет закатил глаза и заговорил нарочито низким голосом.

– Ровно в полночь они сходят со своих постаментов и идут навстречу друг другу. Встреча запланирована у бастионов Петропавловской крепости. И как только они встретятся, сама крепость и все, что рядом, рухнут под землю. Набережная Невы обрушится, и вода хлынет на Марсово поле, в Летний сад, на Невский. А Медный Всадник сорвется с Гром-камня, его конь, пробивая копытами асфальт, прогремит по проспекту Майорова, по Сенной, мимо Райсовета, мимо Электросилы и «Стамески» на площади Победы вывернет на московскую трассу…

– Короче, умерли все. Митяй, тебе в артисты надо было, прогадал ты с профессией. Сам все придумал?

– Обижаешь. Историю родного города знать надо, между прочим.

– Какая это история?.. Байки из склепа, уж лучше так. И устарели. Скажи, вот нахрена этим памятникам сейчас-то город рушить? «Все уже до вас украдено», раньше надо было беспокоиться. А теперь что за кайф?

– Ни грамма в тебе, Виктор, возвышенного, приземленный ты человек! Реалист, вот. Что за кайф, не знаю, но вот раньше встретиться они никак не могли, потому как им в пять утра первых пассажиров встречать. Время! Цигель-цигель, ай лю-лю, облико морале.

– А-а, тогда да. И уж теперь-то они точно встретятся! Что, за миссию Пушкиных?..

– Вообще-то за мою днюху…

* * *

К себе Виктор вернулся, когда станция видела десятый сон. Спирт оказался обычным самогоном, относительно хорошим, но самогоном. Поэтому ли, или от того, что Лазарев откровенно перебрал, на утро его основательно штормило. Про сушняк и говорить нечего, и еще воротило от одной только мысли о еде.

В этот момент под дверью кто-то закашлялся, а потом раздался тихий стук.

– Только не это!! Кто там?

– Свои… Ты как?

– Хреново. Остановите землю, я сойду…

– Только не это!!! Кто там?

– Свои… Ты как?

Пинцет выглядел немногим лучше Виктора.

– Я полечиться…

– Что, опять?

– Витек, ты меня удивляешь, словно неженка-институтка, никогда с похмелья не страдал что ли? Давай по маленькой, сразу полегчает.

Действительно, полегчало. Мир уже не казался настолько мерзким, шторм прекратился, и голова встала на свое место.

– Еще по одной? Для ровного счета?

– Не, не буду. Плохой опохмел – начало хорошего запоя, а мне завтра наверх идти.

– Как хочешь, а я выпью. Кстати, как там твоя смертельная рана поживает? – Пинцет хихикнул.

– А бес ее знает.

Мгновение спустя оба с удивлением рассматривали крохотную ранку, затянувшуюся молодой розовой кожей.

– Вот это да! Слушай, Ботаник, а что, мой шендербек, получается, и не шендербек вовсе, а живая водичка.

– Мертвая, Димон, мертвая… Раны мертвая лечит.

* * *

Окончательно оклемался Виктор только к вечеру. То ли утренняя порция шендербека оказалась в тему, то ли печень хорошо перерабатывала яд, но чувствовал он себя превосходно. Эх, и куда деть-то ее, силушку богатырскую? Люсинда с ним в контрах, так что, по ходу, пока только на уборку: доделать, что вчера бросил, да кровь с пола подтереть.

Наверное, правы искренне верящие в то, что ничего случайного не бывает. Но как же часто великие и не очень дела вершатся именно по воле Его Величества Случая. Маленькое бурое пятнышко на полу около топчана и испачканный кровью носовой платок, выпавший из кармана выкинутых в помойку брюк – под топчаном… Вчера Виктор его просто не заметил. А сегодня… Сегодня что-то щелкнуло у него в голове.

Его быстрое восстановление, его отменное самочувствие, несмотря на кровопотерю и отнюдь не райские условия существования, скудный паек, затхлый воздух и отсутствие солнца. И гвоздь этот, вернее, ранка…

– Так, где же он? Блядский свинарник! Еще на начальника обижался… А, вот!

Маленький перочинный ножик нашелся в дальнем углу ящика, в тумбочке, заменяющей мужчине и стол, и платяной шкаф. Виктор с силой полоснул себе по ладони. Ножик был тупой, но оставленной лезвием ранки хватило, чтоб из нее пошла кровь. А теперь платок. На нем должна сохраниться пыльца, обязательно должна!..

К утру на ладони не осталось даже намека на царапину.

Его просто распирало от неожиданной догадки: пыльца! Обычная пыльца обычного кактуса может лечить! Не зря все эти дни его тянуло наверх, словно проклятый цветок звал его. И наплевать на собачек! Он знал теперь, уверен был – Царица его защитит! Жаль, что не расскажешь никому, нет теперь верных друзей, которые и поймут и поддержат. Разве что Митяю. Ну, поржет над ним, пусть, держать все это в себе намного мучительнее. А может и не посмеется?