Читать книгу Ода душе народа. Сборник поэм - Ирина Батый - Страница 3

Как вместе сгрудится народ,

так скоро прочь уходит грусть.

Причина смеха часто – тот,

чей вид ведет к смешенью чувств.

Казалось, плакать бы над ним —

все делает он невпопад.

Ему, страдальцу, впору нимб,

несчастья падают как град.

Но, узнавая в нем себя,

смеется радостно народ,

ведь жить приходится, терпя

удары и смешной доход.

И это, право, не смешно,

как б не старался человек,

ему от Бога суждено

одно – промучиться весь век.

В чем провинился род людской?

Его стыдят, вменяя грех.

Вот и взирает люд с тоской

на множество своих огрех.

И облегченье только в том,

что и другим – нехорошо.

Все в положении смешном,

как в малом чем, так и в большом.

Мы от постыдного уйдем,

ведь тьме предпочитаем свет —

весь мир к гармонии вернем,

раскрасим в золотистый цвет!

Над другими насмехаться

иль смеяться над собой?

Стоит только удивляться —

мир не дружит с головой!

Вроде б надо над собою

потешаться землякам,

но утешены душою

незнакомым чудаком:

все-то в нем с большим изъяном.

Вот хоть взять его костюм:

пиджачок с худым карманом,

и дыра в нем словно трюм.

Не назвать его уродом,

но неверных черт не счесть:

непонятная порода —

криво все, что в ней ни есть.

И не важно, в чем различье,

все  покажется смешно,

человечье ведь обличье

совершенства лишено.

Руки-ноги той длины ли?

Тело худо иль толсто.

Ростом – гном или верзила.

С недостатками ль лицо.

Рот откроет, скажет слово,

обзовут его – дурак!

Речь его так бестолкова,

ведь по мыслям он – простак.

На селе, на огородах

отчего ж не слышен смех?

Рассуждают так в народе,

что вообще смеяться – грех.

А еще, что нет порядка,

если хохот без причин.

Посему уж без оглядки

не смеются до седин.

Для веселья нужен повод —

радость встреч иль груз удач —

очевидный для другого.

Смысла требует и плач.

Есть, однако, жизнелюбы,

что готовы хохотать

всякий день: раздвинет губы,

стоит пальчик показать.

Для таких и угождают

юмористы, хохмачи.

Шуточки изобретают,

вкусные как калачи.

Но бывает не до смеха,

если бедствует народ,

если в жизни нет успеха,

если горе у ворот.

А такое почему-то

очень часто на селе.

Под уклон несемся круто,

словно капли на стекле.

Что бы ни случилось, улыбайтесь!

Так звучит Америки девиз.

Выглядеть счастливыми старайтесь,

вы ж в стране удачи родились!

Янки все с энтузиазмом скалят

напоказ ухмылку из зубов.

Но улыбкой не жалеют, жалят.

Каждый будто укусить готов.

К лицам их приклеилась улыбка,

но не сыщешь радость за душой.

Думать, что вам рады здесь – ошибка,

и за нею скрыт обман большой.

Лица их в толпе не различите —

там чужой сойдет за своего.

«Маску друга» невзначай снимите,

а за нею – нету ничего.

Уж зато, покинут только Штаты,

так у янки на душе кошмар:

нет улыбок, холоднее взгляды.

Полагают – так и жди удар.

В панике американцы злятся.

Проклинают чуждую страну.

Их сочувствию откуда взяться?

Веруют в Америку одну.

Редко, но бывают совпаденья:

коль чужой взойдет на пьедестал —

разделит с ним янки наслажденье —

ведь герой перед людьми предстал.

Только и с Востоком мы в раздоре.

Не приемлем их менталитет.

Та ж неискренность в медовом взоре.

Рот в улыбке, а в руке – кастет.

Дело тонкое – понять Восток,

кубок, полный древнего вина,

что клокочет, наполняя рог.

Скрыта истина в нем, не видна.

Изо рта обманчивые речи

дополняют театральный фарс.

То лишь подготовка перед сечью.

То не кошка, беспощадный барс.

Множество придумав церемоний,

стал Восток улыбчив по нужде.

На груди сомкнет свои ладони,

улыбнется, кланяясь тебе.

Наш народ давно не уважает

церемонии китайские….

И за чаркою предпочитает

вольные беседы, райские.

Нас улыбкою не одурачит

опытный восточный интриган.

Смотрим мы на мир людей иначе.

Видим за улыбкою обман.

Ну, а впрочем, отплатить готовы

тою же монетой шутникам.

– «О, Восток, мы можем быть суровы.

Можем не простить и пустяка!»

Исторически сложилось —

нам держаться сообща.

Не хотим врагу на милость

отдавать мы города.

Оттого в серьезном деле

неулыбчив наш народ:

много-много претерпели

от врагов и от невзгод.

Оказалось, что отбиться

можно, сжавши всех в кулак.

Некогда тут веселиться,

отзываясь на пустяк.

На селе своею мерой

выразят свою приязнь.

Лишь родному, для примера,

улыбнутся, не таясь.

И знакомому с охоткой,

зубы кажут, руку жмут

и беседу в общей сходке

откровенную ведут.

В общем круге встанут вместе,

как единый коллектив.

В каждом слове, в каждом жесте —

искренность и позитив.

Нам – не друг, и не товарищ,

к слову, Запад иль Восток.

И с врагами в жаркой сваре —

лишь в оружие есть толк.

Сельский мир давно из смеха

выковал сатир кинжал.

Применял, не без успеха,

к «язвам» режущий металл.

Обличать берутся смело

ненавистный правде грех,

слово это или дело,

равно их бичует смех.

Смеха сталь не разбирает

ни своих, и ни чужих.

С силою удар метает,

полосует вжик-вжик-вжик!

Не по злобе, чтоб – исправить

и хорошее привить.

Меж своих нельзя лукавить

и различье допустить.

Пусть излишняя горячность,

лишь бы не мертвящий лед.

Не считает зло пустячным

добронравный наш народ.

Только, если смех обиден —

слепо бьет не в бровь, а в глаз,

и похож он на корриду,

следует ответ тотчас.

Ставят шутника на место:

– «Не шути, в чем нет пути.

Будь готов, что в знак протеста

над тобой начнут шутить!»

За весельем горе ходит

неотступно по пятам.

Отчего же к нам приходит

вместе с смехом маята?

От того, что часто в шутке,

к сожаленью, правды нет.

Ссорит близких за минутку,

а где ссора – много бед!

И подмечено народом,

жесткосерден рьяный шут.

Обсмеет кого угодно,

не жалея ближний люд.

Ставит он подножку другу

из-за красного словца.

И готов на всю округу

очернить мать и отца.

Если кто начнет смеяться,

это вовсе не конец!

А возьмут вдруг с ним тягаться,

победит ль в борьбе хитрец?

Поглядим, чей смех последним

в перестрелке прозвучит!

Сожалея людям бедным,

меж собой народ ворчит:

– «Разошелся, шут негодный!

Наступает словно тать!»

Видя этот гнев народный,

не придется ль отступать?

На селе среди народа

полюбился добрый смех.

Нету в нем обидам хода,

но есть место для утех.

Как утихнут ахи-охи,

или праздник в дом придет,

так под дудку скомороха

каждый пляшет, иль поет.

От  народного разгулья

расцветает вся земля.

И шумят, как пчелы в улье,

взрослые и ребятня.

Мужики поют частушки

или травят анекдот.

И молодки, и старушки

слушают, разинув рот.

Быть нельзя всю жизнь серьезным,

постным, мрачным словно сыч.

В прошлом – все. Как над курьезом

смейся над бедой, не хнычь!

Ведь недаром над землею

нам смеется солнца круг.

Наш народ большой семьею

красит смехом свой досуг.

Ведь любой рассказ без смеха

по цене – такой пустяк!

Не сравнить его с успехом,

что имеет шут-остряк.

Гляньте, Ванька на крыльце

с выраженьем на лице.

Выражает то лицо,

чем садятся на крыльцо.

Друг к Ванюшке подступает,

безделушки говорит.

Доброй шуткой потешает

и улыбкою бодрит:

– «Что, приятель, ты не весел?

От трудов своих устал?

Ты напрасно нос повесил,

на крыльцо свое упал!

Ты мешай труды с бездельем,

не сойдешь тогда с ума!

Проводи досуг с весельем,

для него предлогов тьма.

Но в обиду не вдавайся

и на шутки не сердись!

Ты веселью отдавайся,

как волчок крутись-вертись.

Верь, печаль не бесконечна,

пусть надеется душа!

Радость хоть и скоротечна,

но как мёд ведь хороша!»

Балалаечка играет.

Весело гудит рожок.

Миг разлуки наступает.

До свиданья, мой дружок!