Читать книгу Лилия над глубиной вод - Ирина Батый - Страница 3

Незабудки цветом синим-синим

светят будто бы издалека —

мне напоминают о мужчине

в прошлой жизни, в давние века…

Что-то о любви меж нами знают,

и печален глаз их, милых, взгляд.

Им в ответ плечами пожимаю,

не пойму – о чём цветы молят?

Не припомнить, скрыто новой жизнью.

Чувства прежние – в туманной мгле.

Но, возможно, быль та стала песнью,

что звучит как дождик на стекле…

Нежного французского шансона

слышится мелодия в кафе.

Песне вторит дождик полусонно.

Путаются мысли в голове.

Но сумбур не от аперитива

иль бокала красного вина.

Мысли омрачает перспектива —

век беспамятность мне суждена!

Незабудки цветом синим-синим

светят будто бы издалека —

мне напоминают о мужчине

в прошлой жизни, в давние века…

На фото, что долго хранится

меж явью и небытиём,

бледнеют знакомые лица,

то мы, молодые, вдвоём.

Исчезнет, сотрётся с страницы,

повянет на фото букет.

Засохший, он где-то пылится,

забыт по прошествии лет.

Такой изначально унылый —

осенний букет хризантем,

как снег поседелый и стылый.

Он памятен мне только тем,

что горьким своим ароматом

букет хризантем предвещал:

расстанемся мы безвозвратно.

А счастия – не обещал.

К моей любви без всякой жалости

и вечером, и в утреннюю рань

твоё окно закрыто жалюзи.

К стеклу прижалась красная герань.

Когда бы Ты в распахнутом окне

с нечаянною радостью в глазах

во всей красе могла явиться мне…

Но нет Тебя, и взгляд мой на цветах.

Устанет осенью герань цвести,

озябнет и, ладони листьев сжав,

свой потеряет вид. Над ней плести

возьмутся пауки ажурный шарф.

За жалюзи не видно в том окне:

бесчувственна поблекшая герань.

О, это равнодушие и мне

меж новым и ушедшим чертит грань.

Укрыв лицо за маской чудака,

не нахожу любви, а только боль.

Мир обесценился до пустяка.

Всего хорошего! Уйти позволь…

Уходит Весна из России не разом,

по северным землям скитаясь печально.

Здесь только в июне сиреневым газом

наполнится сад, как в сосуде хрустальном.

Любви аромат над землёю струится,

дурманит, тревожит суровые души.

Кто жить по-весеннему, вновь не боится,

Любовной горячкой покой свой нарушит.

От моря потянет легчайшим туманом.

И северный ветер повеет остудой.

Цветы опадут, оказавшись обманом,

волшебной Весны мимолетной причудой.

Останется в сердце неясное чувство.

И, взглядом склоняясь к садовой сирени,

припомним цветенья весеннее буйство

и глупость о счастье напрасных молений.

На бульваре нынче липы зацвели.

И кружатся роем пчёлы и шмели.

Ты пройдёшь, вдыхая липы аромат,

и взгрустнёшь о милом, как бы невпопад.

Отчего у липы нежное цветенье

вызывает в сердце девушки томленье?

Их наряд богатый – золотой, печальный —

красотой похож так на убор венчальный.

И томится сердце о любви надеждой,

Но обманут липы – также как и прежде.

На бульваре нынче липы зацвели.

И кружатся роем пчёлы и шмели.

Цветов роскошных отошла пора

в причудливых садах, в тенистых парках.

И нынче у торговцев на-гора

букетики цветов совсем не ярких.

Вам отдадут за небольшую мзду

охапкой целой, схваченной бечёвкой,

душистую, лучистую Звезду,

её давно так нарекли с издёвкой.

Созвездие вы держите в руках,

и чудится – прохлада подступает…

Извне, из космоса, издалека

наш мир с погодой тёплой разлучает.

И только подтверждает правоту

стремительная краткость Бабья лета —

Вселенной доброй быть невмоготу,

о чём предупреждает нас букетом!

– У Мальвы на исходе лета,

смотри, раскрыт бутон последний!

– О, это верная примета:

то рвётся осень в сад соседний…

– Куст Мальвы был иным в июле,

ряды бутонов целя в небо.

В цветах кружил пчелиный улей,

жужжа протяжно и свирепо.

Казалось, суждены полёты

и Мальве, чтоб взметнуться в небо.

Увы, сады да огороды

ей доля, а мечты – нелепы.

Катились звёзды в сад соседний

ночами, полными истомы.

Цвет опадал, и вот – последний

бутон у Мальвы возле дома.

О, в эти дни уж на исходе

не только солнечное лето,

и настроение народа

мечтательностью не согрето.

А в окнах осень всё приметней.

И на вопросы – нет ответа…

– Смотри, раскрыт бутон последний

у Мальвы на исходе лета!

В каменной одежде Питера персона.

Днём, взамен горящего в ночи неона

на проспекте Невском – яркие вазоны.

О, для украшенья есть всегда резоны.

Звёздочки цветные венчиков Петуньи

распахнулись в вазах словно рты болтуний.

Что, благоухая, запахом дурманят

и, слегка кивая, манят, манят, манят.

В вазе-будуаре цветики толпятся.

Людям с тротуара полюбиться тщатся.

Крики их беззвучны, выпрыгнуть – бессильны.

Стоя неподвижно, лишь глядят умильно.

Сонных горожан встречают каждым утром,

что бегут куда-то, тем не менье, шустро.

Съёжившись в дожди, в жару раскрывшись томно,

милые Петуньи – светлые на тёмном.

В каменной одежде Питера персона.

Выглядит богато он, определённо.

И как украшение его наряда,

видно, неспроста, Петунии, вы взяты.

Белое чудо – черёмухи дым —

так упоительно воздух пьянит.

Если вдохнуть его, то молодым

сделает тут же, в юнца превратит.

Всюду, пока есть цветение, жар

распространяет ее аромат.

И забывает вдохнувший, что стар.

Мнит, что весною он молод, богат.

Чарам обманным короткий их срок

власть над людьми безраздельно даёт.

Но опадают цветы вдоль дорог,

и охлажденье во всем настаёт..

Ах ты, Роза, роза алая!

Что ты рано зацветаешь?

Иль ты, милая, не знаешь,

что тепла ещё так мало?

Расцветёшь, и при морозе

лепестки твои увянут!

Ожидания обманут

вдруг раскрывшуюся Розу.

Ах ты, Роза, роза алая!

Оттого ты торопилась,

что без памяти влюбилась

в Соловья, пичужку малую!

Прилетел он нынче рано.

Розе голову вскружил

и любовь к себе внушил,

нанеся на сердце раны.

Не дождаться Розе лета

в глубине большого сада,

отцветает виновато.

Жаль ей, песня не допета!

В пору общего цветенья

Соловей поёт так сладко,

на былое без оглядки,

позабыв всё, с упоеньем…