Читать книгу Жил-был Чух Болотный - Ирина Безуглая - Страница 3

Жил-был Чух Болотный

Оглавление

Жил-был маленький зеленый Чух. Жил он на одном из болот, каких много бывает разбросано среди кустарников, на опушках леса и в его зарослях. На болотах много всякой живности водится, но лягушки и жабы всегда считали себя здесь самыми главными. А между собой они враждовали с давних пор, даже иногда воевали, стараясь расширить и удержать территорию. Одни доказывали свое преимущество перед другими. Постороннему трудно разобраться в таких делах. Действительно, если лягушки умели хорошо прыгать, громко квакать и иногда кусаться, то жабы замечательно ползали, были толстыми и сильными, хорошо видели ночью и даже умели плеваться ядовитой слюной.

И вот так получилось, что в одном лесу у большого заболоченного оврага, но по разную его сторону жили два враждующих племени. На северной стороне оврага закрепились жабы, на южной – лягушки. Жабье поселение называлось Буфо, а его обитатели – буфиты. Лягушки назвали болото Квакшей, по имени своей прародительницы.

Именно здесь на болоте племени Квакшей, когда солнышко стало прогревать воду, и появился в один прекрасный день Чух. Почему, как и откуда он появился, непонятно, да и сам Чух об этом ничего не мог сказать. Собственно, даже имени-то своего он не знал, а получил его от лягушек. Все обитатели Квакши, не только старожилы-лягушки, но и комары, всякие там жучки, мошки и даже летающие поблизости стрекозы и бабочки сначала донимали его разными вопросами. А потом перестали его спрашивать, кто он, да откуда. И правда, к чему вопросы, если все равно не получишь ответа? Много времени спустя, когда уже вся история с Чухом закончилась, лягушки любили вспоминать и пересказывать друг другу или новым народившимся детенышам о том, как появилось у них это существо, прозванное Чухом Болотным.

– Дело было так, – начинал рассказ в долгую осеннюю ночь кто-нибудь из большого семейства Квакш. Весна в том году пришла ранняя и теплая. Поверхность болота уже стала покрываться нежной ряской. Денек выдался замечательный. Мы много прыгали и квакали. Охота удавалась, еды было много. От соседей из Буфо никакой подготовки к атакам не наблюдалось. К вечеру, конечно, похолодало, и мы забрались на кочки. Сидим, каждый на своем месте, квакаем потихоньку, слушаем приятный звон комаров, готовимся ко сну. И вдруг…

Но не успеет, бывало, первый рассказчик закончить фразу, как находятся десять-двадцать других, готовых дополнить историю интересными подробностями. Начинают уточнять, кто на какой кочке сидел, что и как квакал, какая была погода, и так далее. Иногда эти детали уводили рассказ о появлении Чуха очень далеко в сторону. Своим спором они часто будили уважаемую бабушку-Бакву, которая была уверена, что она не только самая старая, но и самая умная. Некоторые действительно считали ее большим авторитетом. Было за что: ее дальняя родственница была лично знакома с той знаменитой лягушкой, которая отправилась путешествовать с утками и упала прямо в это болото. Правду сказать, новому поколению лягушат, начиная с головастиков, эта престарелая тетушка явно поднадоела своими вечными замечаниями.


– Не прыгайте слишком высоко, – не уставала она ворчать. – Однажды кое-кто тоже захотел прыгнуть выше своей головы, а к чему это привело?

По ее убеждению она имела право на самую лучшую кочку, на самый большой лист водяной лилии, чтобы спрятаться от грозы, на самых откормленных комаров. Но как бы то ни было, старушка на время заставляла замолчать спорщиков. На этом болоте все еще сохраняли некое почтительное отношение к старости.

– Дело было так, – скрипела Баква в наступившей, наконец, тишине. – Действительно, мы сидели, наслаждались вечерним солнышком и квакали. И вдруг я услышала откуда-то из-под камышей странный звук чух-чух.

На этом моменте многие снова начинали шуметь: ничего она не могла слышать. Все знали, что старушка давно была глуховата. Вообще казалось странным, что голоса спорщиков могли ее разбудить. Наверняка она просто страдала бессонницей и находила повод, чтобы напомнить о себе. Но она не терпела возражений. Иногда только старина-Кулик решался поправить рассказчицу.

– Уважаемая сударыня, – начинал он сдержанно, а потом нервно тараторил писклявым голосом. – Первым услышал этот звук я и мой сосед. Мы оба услышали и спросили друг друга, что бы это могло быть? Ни на один болотный звук не похож, а мы их все знаем. А тут опять, чух да чух, чух да чух. Как будто кто чихает, но не по-нашему.

Тут снова все загалдели, заверещали, заквакали.

– Нет, нет, когда он чихнул второй раз, а уж тем более, третий, мы уже все услышали. И я, и я, – раздалось со всех сторон.

– Хорошо, – на удивление миролюбиво согласилась Баква. – А кто помнит, как он появился?

Голоса замолкли. Все притихли. В самом деле, мало кто мог точно описать сам момент появления Чуха. Правда, откуда вдруг взялось это странное существо? Вылезло из темной болотной воды? Плюхнулось туда с высокой осины? Образовалось каким-то способом из водяных линий или вылезло из середины кувшинок? На болоте, хоть и редко, но случаются чудеса.

Нет, никто не мог сказать точно, как появился Чух. Так, смутно, одни помнили, что зеленая обычная кочка неожиданно стала подниматься и переворачиваться. Другие настаивали, что не вся кочка, а лишь верхняя часть ее, бугорок стал подниматься вверх, расти как куст морошки. Третьи утверждали, что, на кочке появился какой-то странный зеленый мохнатый шарик, который стал разворачиваться в спираль. При этом, не переставая, звенело «чух-чух». Пронырливые рыбешки уверяли, что наблюдали зеленое свечение под водой, и это им позволило поймать парочку водяных жучков. Молоденькие хорошенькие квакши, закатывая глаза, шептали о том, что прыгнув на странную кочку, они ощутили необыкновенное тепло, хотя погода была весьма прохладной.

– Мне больше всего запомнилось, как этот Чух стал выдвигать свои уши и конечности. Как будто он сам и все его тело было из пружинок или маленьких насосиков, которые как бы заводились спрятанным где-то в животе моторчиком, как бы, – запутался в непривычно длинной речи известный мастер на все лапки Большой Паква, смутился и замолчал.


– Мы сразу его прозвали Чухом за то, что он так странно чихал, – уточнил мудрый Умква. – А чтобы никто не спутал нашего Чуха с другими, мы его назвали Болотным. А то мало ли. Может быть, такие же Чухи и в лесу, и в поле имеются, и на деревьях растут, то есть, я хотел сказать, живут.

– Конечно, мы скоро узнали, что это не чихание, а зарядка, как Чух говорил, «самозаводка», – включился в разговор заслуженный боец Старква. У него не было передней лапки, и он прыгал, опираясь на прутик.

– Итак, я продолжаю, – продолжала во вновь наступившей тишине старая лягушка, – на моих глазах…

И снова несколько нахальных молодых лягушат дерзко стали квакать, сопровождая кваканье свистом и хохотом. И где только молодежь этому учится? Но они было убеждены, что старуха подслеповата, и тем более в сумерках ничего не могла различить четко. Старушка обиженно замолчала, дожидаясь, пока мамы или старшие братья не схватят за ноги озорников. Рассказ возобновился.

– На моих глазах, – с упорством произнесла Баква, – тростник, росший на кочке, и сама кочка стали подниматься, расти. Потом на моих глазах, – снова многозначительно сказала лягушка и стала вращать глазами, покрытыми пленкой, – этот тростник зачихал и провалился в середину кочки, а сама кочка запрыгала. И вот тут из мха вдруг показался этот… И стал чихать. Чихал или лучше сказать чухал, чухал, а потом предстал перед моими глазами… – Старушка сделала паузу и оглянулась по сторонам, грозя сжатой в кулачок лапкой предполагаемому обидчику. – Предстал перед глазами в том виде, в каком вы все его потом увидели.

Старушка явно переборщила со словами видеть, вид, глаза. Но никто уже не обращал на это внимание. Все заворожено слушали, еще и еще раз переживая чудо появления на болоте этого необыкновенного существа.


– Ну вот, когда он, наконец, окончательно прочухался, он смог показаться во всей своей красе, – закончила почтенная Баква, явно довольная своей шуткой.

Картина появления Чуха на болоте оживала вновь.

– Помните, как многие крикнули тогда с испугом: «Это – Кикимора!», – засмеялся Большой Паква.

– Конечно, мы удивились. Ведь говорили, что Кикимора навсегда покинула наши места и наше болото. Говорили, что вообще ее уже давно нет в живых, – сказала одна из мам головастиков.

В разговор включились остальные Маквы. Они продолжали бы еще долго перебирать болотные сказания и спорить, но их перебил хор мужских голосов. Это были Паквы.

– Мы-то сразу догадались, что это не Кикимора, но подумали что это Водяной, старый знакомый. Да, он не был похож на себя, прежнего. Но ведь мир меняется. Признаться, мы были бы не против, появись он снова где-нибудь рядом. Нам-то что? Будет опять отпугивать жаб или даже охотников.

– Да, да, я прямо так и сказал, хорошо бы это был Водяной, – признался с улыбкой Умква. – Ясное дело, к болоту даже смельчаки боялись бы подойти, – добавил он.

– Мы тоже тогда обрадовались, – встряли бекасы, кулики, утки, другие птицы обитавшие на болоте.

Но по мере того, как странное существо обозначилось, как сказала Баква, во всей своей красе, стало очевидно, что это не Кикимора и не Водяной.

Появившееся существо было зеленого цвета, настоящего болотного оттенка. Именно этот цвет и напоминал известных болотных страшилок. Ну, может быть еще и то, что весь он был покрыт пушком. Но этот пушистый мех не свисал клочьями, как у Кикиморы или Водяного, а ровно покрывал все небольшое тельце гостя. Нежная зеленая шерстка была как будто только что подстрижена в модном салоне красоты. Ярко зеленые глаза были окружены частым забором необычайно длинных и тоже, как вы уже догадались, зеленых ресниц. Небольшой изящный нос имел не две, а целых три ноздрюшки. Рот был как бы полуоткрыт, возможно потому, что оттуда торчали вперед четыре крепких белых зуба: два вверху, два других – внизу. При всей несуразности его внешности, незнакомец не выглядел уродливо. Скорее наоборот: это было маленькое симпатичное и, казалось, не опасное существо.

Однако простое любопытство к чужаку сменилось сначала недоумением, затем испугом, а потом чуть ли не паникой. По мере того, как странное создание продолжало чухать, его коротенькие ножки и ручки стали расти, выдвигаться как на пружинках. Более того, стали выдвигаться в стороны его ушки, превратившись в настоящие миниатюрные локаторы. Мохнатая головешка тоже поднялась, выдвинутая пружинистой шеей, и стала быстро вертеться с мелодичным звоном, делая полные обороты. И если минуту назад даже болотная мелочь смотрела на все эти выкрутасы сверху вниз, то уже через минуту и рослым лягушкам, и дылде бекасу пришлось задирать головы, чтобы охватить явление во весь рост. А незаметный вначале хвост иностранца вдруг превратился в нечто, похожее на большой веер.

– Красота! – Услышали вдруг лягушки. Это было первое слово, которое произнес тот, кого назовут потом Чухом Болотным. – Как я рад, друзья, что появился на болоте. Жить на зеленом болоте просто замечательно, – сделал он неожиданное заключение, не прожив еще здесь и дня.

Квакши молчали в оцепенении, закатив глаза, тяжело надув животы, перебирая дрожащими лапками и стараясь сдержать рвущееся из горла кваканье. Каким-то чутьем или чуткостью, поняв неуместность своего высокого роста, Чух одним движением втянул в себя все пружинки и снова стал маленьким.

– Добрый вечер, – вежливо сказал чужак, и все сразу оценили его воспитанность. – Меня зовут…

Но не успел он сказать свое имя, как старая Баква проскрипела:

– Не знаю, как тебя звали раньше, а у нас ты будешь Чухом Болотным. Уж больно ты чухаешь оригинально.

Всем очень понравилось это имя, а самому Чуху, кажется, в особенности. Он радостно засмеялся и сказал: «А теперь, мои новые друзья, разрешите познакомиться с вами».

Тон гостя, его манеры были приятны и доброжелательны, и это сразу расположило к нему лягушек. В большинстве своем квакши были доверчивым и восторженным народцем.

Поднялся невообразимый гвалт. Все хором заквакали свои имена, чтобы познакомиться с Чухом. Умора. Каждый хотел переквакать другого. Бедному Чуху трудновато было в таком шуме понять и запомнить, кто есть кто. На его очень подвижной мордашке появилось выражение некоторой растерянности.

– Уважаемый незнакомец, – неожиданно громко, перекрывая орущих лягушек, насмешливо прокрякала простуженным голосом Хриплая Утка. Она была известной сплетницей и ходила на все болотные собрания, даже когда дело совершенно не касалось уток. И при этом всегда всех и все критиковала.

– Сейчас я (сделав ударение на «Я») вам все объясню, а то эти квакушки-орушки вам совсем голову закрутят. – Хриплая Утка тут же захотела проявить свою значимость, не обратив внимания, что обидела коренных жителей болота.

– Перестаньте, пожалуйста, крякать, – смело остановил Смелква не в меру разговорившуюся Утку.

– Простите нас, дружок, – сказала Старшая Маква, обращаясь к пришельцу. – В самом деле, мы любим покричать, поспорить, иногда квакаем без толку, случается, – призналась она. Эта квакша всегда старалась быть справедливой и говорить только правду. Как ни странно, ей это удавалось.

– Ква-Ша! Тишина! – Громко приказал Большой Паква. Этот призыв всегда использовался в тех случаях, когда общий шум превышал допустимые нормы. После такого приказа обычно все затихали.

– Все очень просто, – начал объяснять, едва наступила тишина, Большой Паква. – Мы не любим длинные ученые названия. Ну, так вот, поскольку мы из одного племени квакш, окончания имен у нас всех одинаковые – «ква». А сами имена тоже сократили, чтобы скорее произносить: вместо слова мама, говорим «ма», вместо папа, «па»; от длинной бабушки осталось «ба», а от спорщика – «спор». Получается, естественно, Спорква. Спокойного, мы зовем…

Но не успел он договорить, как Чух, оказа вшийся весьма сообразительным, радостно закричал: «Его вы зовете Споква!».

И тут сама собой началась увлекательная игра в отгадки. Отгадывать имена должен был Чух, а спрашивал его, кто хотел. Иногда сразу несколько лягушек одновременно квакали свои загадки.

– Чух, смотри, вот он у нас самый старший. Как его зовут?

Не сомневаясь, Чух весело отвечал: «Старква».

– А вот он – самый умный. Как его имя?

И опять Чух тут же говорил: «Умква»!

– А этот у нас на болоте самый смелый. Как его зовут?

– Конечно, Смелква, – ответил без запинки Чух.

– Правильно, правильно, – заголосили радостно лягушки.

Очень скоро Чух знал уже всех. А некоторым он даже сам придумал отличные имена. Например, молодого лягушонка, только что переставшего быть головастиком, он назвал Кляква, потому что тот еще не выговаривал букву «в» и вместо ква-ква, у него получалось кля-кля. Лягушонок не обиделся: имя-то было просто замечательное. А его старшего брата Чух назвал Клюквой, потому что тот сидел в это время как раз на кочке, где рос куст этой болотной ягоды. Малышам очень понравился Чух, и они сразу стали его лучшими друзьями.

Первый день появления Чуха закончился поздней ночью. Все были слишком взволнованы, чтобы сразу разойтись по кочкам.

– И все-таки, хотелось бы мне знать, почему этот Чух оказался именно у нас, а не у соседей – жаб? Хорошо это или плохо? Надо подумать, – зевая, пробормотал ленивый соня Ленква, уставившись на отражение огромной луны. Он много спал днем, а потому ночью иногда долго не мог заснуть. Он любил думать. И всегда очень долго думал, прежде чем найти решение какого-либо вопроса. Когда он, наконец, высказывался, ко всеобщему удивлению, это было разумно и логично. Жаль, только, что его аналитические способности ценились не очень высоко. Дело в том, что пока он находил ответ на важный вопрос или выход из сложной ситуации, то и другое давно отыскивалось само собой, или вообще все население напрочь забывало о них.

Так началась жизнь Чуха на болоте. Болото есть болото, и жизнь там давно идет по раз установленным правилам. Неожиданности происходят редко. Недаром же, чтобы презрительно сказать о скучной жизни, говорят: «Ой, да это сплошное болото». Квакши, напротив, именно неизменное соблюдение устоявшихся традиций, ничем не нарушаемое спокойствие считали главным достоинством и преимуществом болотной жизни. Даже стычки с жабами, иногда довольно свирепые, вошли у них в привычку, и никто уже не квакал во весь голос о захваченных пленных, потерях и раненых. Вот почему некоторые появление Чуха восприняли определенной угрозой их спокойной жизни. Довольно долго они настороженно и даже подозрительно всматривались в поведение чужеземца.

Раннее утро на болоте было просто замечательным. Солнце постепенно показывалось из-за высоких елей и попадало на болотную гладь. Начинался новый хороший день. Молодые лягушата усаживались на просохшие кочки и учились прыгать вверх, в длину и друг через друга. Хохоча, они шлепались в воду и поднимали кучу брызг. Их родители, степенные паквы и маквы подставляли остывшие за ночь бока солнечным лучам. Говорливые утки принимались чистить перышки, покрякивая от удовольствия; ужи тоже старались не упустить время и со всей возможной скоростью ползли к светлой поляне. Брусника, клюква, голубика и другие ягоды приподнимали листья, чтобы солнечным лучикам было легче навести румянец на их пока зеленые щечки. Камыши раскачивали по ветру свои шляпки-цилиндры и терпеливо ждали, когда к концу лета они станут бархатными и коричневыми. Легкомысленные кувшинки расправляли свои желтые лепестки, в тайне уверенные, что солнце особенно благосклонно именно к ним, поэтому и наградило их таким прекрасным цветом. Они ярко сверкали и гордились, что лягушата действительно принимали их желтые лепестки за солнышко, разлетевшееся на мелкие золотые кусочки. Нежные белые лилии на длинных стеблях, уходящих глубоко в воду, как всегда томно вздыхали и жаловались, что здесь, на болоте никого нет, кто мог бы по достоинству оценить их красоту. Высокая острая осока напряженно звенела от желания стать еще выше и острее. Ну а старина-Кулик, как ему и положено, продолжал хвалить свое болото.

– Нигде нет такого болота, как у нас, – хвастался он на всю округу. – Только на нашем болоте ряска такая зеленая, осока острая и сочная, стрекозы быстрые, а бабочки такие красивые. Только у нас на болоте спокойствие и порядок. – Ну, и так далее и тому подобное. Но уже на следующий день после появления Чуха, Кулик к старой похвальбе добавил новенькую.

– Только у нас на болоте, – стал кричать он каждое утро, – мог появиться такой необыкновенный гость. Только мы смогли установить с ним контакт.

А Чух Болотный с первого же дня стал с большим интересом изучать все, что его окружало и всех, с кем ему предстояло теперь жить рядом. Так он сразу заметил, как здорово лягушки умеют прыгать и плавать. Обучить его технике лягушачьих прыжков взялись Клюква и Кляква, а плаванью по-лягушачьи – боец Смелква. Тренировки в прыжках, конечно, превратились в увлекательную игру-соревнование. Дело в том, что к изумлению лягушат, Чух уже со второго занятия стал прыгать не хуже их, во всяком случае, в высоту. Он сначала немного не догонял в прыжках в длину, но скоро освоил и это. Мало того, в конце концов, он стал превосходить лягушек в классической технике прыжков. Чух значительно усовершенствовал прыжки, добавив несколько сложных элементов, которые и позволили ему добиваться лучших результатов в длину, высоту и в ширину. Что касается плаванья, то и здесь Чух выкинул такое, что заставило открыть рты от изумления даже самых знаменитых болотных пловцов.

Вот как это было. Смелква, научив не одно поколение головастиков плавать и нырять, со всей ответственностью подошел и к обучению Чуха. Но в первый же день занятий, Чух нырнул так глубоко, что вызвал беспокойство лягушек. Он долго не появлялся на поверхности, а потом вынырнул в таком изумительно изящном и стремительном прыжке вверх, что собравшиеся на берегу лишь смогли тихо ахнуть в едином восторге. Если бы лягушки видели когда-нибудь игры дельфинов в море, они бы обязательно сравнили прыжок Чуха с дельфиньим взлетом над морской волной. Голова, руки, ноги, все тело Чуха, ставшее гибким и пластичным, составляли единую плавную линию. Шерстка завернулась по всему телу в колечки, блестевшие не хуже рыбьей чешуи. Хвост изогнулся наподобие русалочьего. Да, никто бы в этот момент не мог сказать, что это существо некрасиво и неуклюже. Картинка взметнувшегося над болотом Чуха, надолго сохранилась в памяти всех, кому повезло видеть это. Смелква быстро смекнул, что учить плавать Чуха нелепо. Наоборот, скоро он сам стал с интересом и не без пользы для себя осваивать методику чуховского плавания. В быстроте плаванья, особенно в перемещении в стороны, с Чухом могли состязаться только жуки-водомерки. Лягушки присутствовали на этих соревнованиях в качестве наблюдателей и болельщиков. Азартный Спорква естественно, не упускал шанса поспорить, кто победит. Делались большие ставки, забавы ради, а не для обогащения.

Долго размышляя об успехах Чуха в плавании, ленивый аналитик Ленква изрек: «Наверняка, этот Чух жил когда-нибудь в море, а может быть и в океане». Но как всегда, его правильный вывод опоздал: когда он пришел к этому умозаключению, самого Чуха давно уже не было на болоте. Но об этом потом.

Итак, спустя какое-то время, когда, Чух, кажется, научился всему, что умели делать его гостеприимные хозяева-лягушки, он внимательно стал наблюдать за ужами. Было очевидно, что Чух заинтересовался возможностью бесшумно ползать по земле и траве, прятаться между камней, корнями деревьев и старыми корягами. Ужи всегда держались несколько особняком на болоте, возможно, считая себя гораздо умнее лягушек. К тому же, они были не склонны к разговорчивости. Их раздражало постоянное кваканье соседей. Они предпочитали уползти куда-нибудь в уединенное, нагретое солнышком местечко и, свернувшись в уютный клубочек, подумать о смысле жизни. Чух с большим уважением отнесся к ужиным обычаям. Набравшись смелости, он почтительно обратился к ним:

– Милые ужи, не позволите ли мне поползать рядом с вами. Я бы очень хотел хоть немного научиться вашему умению.

Получив молчаливое согласие, Чух ежедневно находил время для тренировок в передвижении ползком. Ужи вначале довольно скептически глядели на его неловкие выгибания при малом продвижении. Они, правда, были достаточно тактичны (кстати, не является ли это качество одним из показателем ума?) и не насмехались над Чухом, даже не критиковали. А вскоре отпала и причина для этого. Чух научился ползать как настоящая змея, бесшумно, гибко, да к тому же быстро.

И все-таки истинной страстью Чуха стали не прыжки, плаванье или ползанье, а полеты. Представьте себе, он захотел летать. И полетел! Однако, все по порядку.

Будучи существом не только любопытным, но и любознательным, Чух стал изучать растения, травы, цветы, – все, что росло на болоте, около и даже дальше. Он очень полюбил ягоды, которых здесь было видимо-невидимо: морошка, клюква, брусника костяника, голубика. Он мог есть их и зелеными, и совсем не морщился от жуткой кислятины. Зато, как ни советовали ему лягушки, он не стал охотиться ни на какую мошкару. Писклявая и вредная мелочь оценила, как говорится, этот жест доброй воли, и не доставала его. Чуха не кусали даже мстительные и кровожадные комары.

Прошло немного времени, когда всем стало очевидно, что Чух мог делать то, что не умел делать никто на болоте. Прежде всего, сообщать много полезных сведений. На болоте же нет ни радио, ни телевизора. И множество болотного народца с какого-то момента стало собираться на берегу у старой коряги, чтобы послушать утреннюю сводку погоды и другие чуховские новости.

Как вы помните, у Чуха имелись замечательные ушки-локаторы. Может быть, они и были сделаны специально с учетом его пытливой натуры, подвижного ума и неравнодушного к окружающему миру характера? В любой момент Чух мог выдвинуть свои ушки в любом направлении, чтобы се слышать все, что происходит на болоте, вокруг и даже дальше. Кроме того, у него была довольно длинная шея, которая тоже могла выдвигаться. Именно эта замечательная способность позволяла Чуху поднимать и вертеть свою головешку, покрытую зелеными волосами, над привычными кочками болота. В случае желания или необходимости он мог за один полный оборот головы вокруг вытянутой шеи посмотреть на все четыре стороны. Поэтому, сами понимаете, Чух видел и слышал гораздо больше, глубже и дальше чем его одноболотчане.

«Что там, что там?», – спрашивали они, как только замечали выдвинутые уши и шею Чуха. Тот, очень серьезный и ответственный, включал все свои двигательные способности. Он вращал шеей и головой, выдвигал ушки, раздувал ноздри, распускал свой великолепный хвост-опахало и начинал внимательно смотреть, слушать, нюхать. Он втягивал и выпускал воздух своим изящным носом и, наконец, щелкнув двумя верхними белыми крепкими зубами о два таких же нижних, объявлял болотным жителям важную информацию. Он сообщал точное время, сводку погоды, температуру воздуха, влажность, давление, скорость ветра и его направление. Он говорил, будет ли дождь и когда будет, рассказывал, какого цвета небо, не затягивается ли облаками, какие цветы распустились на соседней поляне, какие грибы начали расти под березами, и начинают ли созревать болотные ягоды. Одним словом, Чух передавал ежедневно очень много всяких нужных сведений. Мошкара, благодаря полученным данным, не боролась со встречным ветром, а летела строго по его направлению. Лягушки заранее устраивались на кочках, так, чтобы их не продуло холодным ветром, и с удовольствием разминали голосовые связки. Болотные ягоды, чтобы посинеть (если это была голубика) или покраснеть (если это были брусника, костяника или клюква), послушно следовали советам Чуха. Они вовремя закрывались от дождя листочками и своевременно их открывали, чтобы подставить свои бока солнцу. Кусты ивы, вербы и ракиты (смешно, но Чух не сразу научился различать их друг от друга) начинали стряхивать с листочков росу и упрятывать влагу подальше, потому что Чух их предупреждал, например, что дождя не будет целую неделю.

Но самое главное, Чух теперь мог сообщать своим собратьям-лягушкам обо всех передвижениях в жабьем болоте Буфо. Правда, для этого ему надо было выдвигать длинные пружинки не только на ушах, но и на ресницах. А это, как признавался сам Чух, было достаточно трудно.

– Чудно, чудно это, – ворчали авторитетные старые квакши, естественно, делая ударение на последнем «о» в этом слове.

Их менее прыткие соплеменницы, надеясь заполучить благосклонность первых, тут же поддакивали и подквакивали. – Ох, как вы правы, все не по-нашему, все не так. Нам эти фокусы ни к чему.

– Чудно, чудно, – оглядывая болото, лес и дальние поля, радостно восклицал Чух, делая ударение в этом слове как раз на другую букву, на «у». Казалось, он каждый день своей жизни действительно, воспринимал как чудо, как замечательный подарок.

И все-таки, справедливости ради надо сказать, что несмотря на вполне объяснительную настороженность к незнакомцам, большинство жителей болота соглашалось, что агрессии от пришельца не исходит, что характер у него покладистый, нрав добрый, настроение чаще всего веселое и жизнерадостное.

Кроме того, Чух не переставал вызывать интерес к себе, а это, признайтесь, бывает не часто. Обычно, лягушки, да и не только они, неизвестно почему, быстро теряют интерес к новому, к тому, что еще вчера так занимало их, удивляло, вызывало умные споры. Другое дело было сейчас.

Даже при всем старании соблюдать свой размеренный образ жизни, лягушкам приходилось ежедневно отвлекаться на удивление. Да-да, часть времени теперь уходила именно на удивление чуховским затеям. При этом лягушки были уверены, что Чух придумывает все новые и новые штучки, чтобы позабавить их. Поэтому они были снисходительны. Как бы они изумились, узнав, что Чух делает это не смеха ради, а из-за научного, можно сказать, интереса, стремления к открытиям.

Чух как будто привык к всеобщему болотному вниманию, и уже не смущался как раньше такому скоплению зевак. К тому же он понял, насколько важны сведения, которые он может дать всем местным обитателям. Да и потом, он искренне считал, что у каждого есть свои таланты. Вот, например, стрекозы могут со скоростью быстрого ветра вращать своими крылышками, а бабочки наизусть знают все цветы, а водяные жучки плавают как чемпионы. Уж не говоря о лягушках, которые умеют раздувать животики и становится в три раза больше.

Чух не переставал радоваться, что живет здесь, в этом зеленом дивном мире болота. Он грустил очень редко и только по одному поводу: ему очень хотелось знать, откуда он попал сюда, кто его папа и мама, где они сейчас и почему не ищут его? Утешало его то, что когда он найдет их, в чем Чух не сомневался, уж он расскажет им столько интересного! Поэтому-то он и старался каждый день чему ни будь научиться, чего-нибудь увидеть невиданное раньше.

Жил-был Чух Болотный

Подняться наверх