Читать книгу Молитва о любви. Том I - Ирина Борисовна Каменская - Страница 5

I часть

Через три года после окончания войны, в артистической, достаточно обеспеченной семье, родился долгожданный ребёнок. Дочке дали имя – Людмила, а между собой стали ласково называть её – Милочкой или Принцессой. Отец, Артур Вениаминович, работал главным режиссёром местного театра, а его жена, Лидия, как и водится в таких случаях, ведущей актрисой этого же театра.

Их брак длился двадцать лет и был, по их мнению, удачным. Познакомились они в Ростовском театральном училище, где Артур посещал занятия по режиссёрскому и сценарному мастерству, а Лидия, как и свойственно красавице, училась на актрису. Они очень быстро сдружились, так как их жизненные цели и желания совпадали: оба мечтали о славе, только в Москве хотели проявлять свои способности, семья в их планы не входила и о детях они даже не думали. За время учёбы их дружба перешла в симпатию друг к другу и после окончания училища они решили ехать покорять столицу вместе. За год мытарств в Москве оба поняли, что их здесь никто не ждал и не желал видеть их талант. Посовещавшись друг с другом, они приняли решение вернуться в родные пенаты. Трудности настолько их сроднили, что они решили сочетаться браком и попытаться, пусть со временем, но, всё-таки, покорить Москву. Детей решили не заводить, дабы те не мешали в достижении их общей цели.

За 18 лет работы в провинциальном театре, Артур стал главным режиссёром, а Лидия – ведущей актрисой. Представители из Москвы любили посещать премьеры их небольшого, но очень известного театра – театра имени А. П. Чехова. Однако предложений о переезде в Москву они так и не получили. Артур Вениаминович отчаялся, стал настаивать на детях, но Лидия была непреклонна в этом вопросе, пока не осознала, что время молодости прошло и пора подумать о потомстве.

Милочка родилась очень слабенькой и болезненной. Врачи поставили неутешительный диагноз: порок сердца и увеличенные миндалины. Миндалины часто воспалялись и ухудшали работу и без того больного сердца. Своё детство Мила часто проводила с высокой температурой, неделями лежала в больницах или в детских санаториях – после больницы.

– Бедный ребёнок, мне так её жаль, – тяжело, со вздохом, говорил Артур, – В таком возрасте рожать – это опасно. Это мы виноваты в том, что у нас больная дочь. Раньше надо было подумать о детях. И я тебе об этом говорил. Неоднократно! Но разве ты хоть раз, хоть в чём-то меня послушалась?

– Артур, ты, как всегда, хочешь жить по сценарию, написанному тобой. Но так, к сожалению, не получается. Мы с тобой давно в этом убедились. И потом, как ты можешь меня упрекать?! Я же актриса! Молодость у нас так быстротечна! И у меня была причина!

Причина, действительно, была: Лидия до сорока лет играла Джульетту, Офелию и Нину Заречную в «Чайке», а во время детских каникул, бывало, и Красную Шапочку. Беременными она своих героинь совершенно не представляла, от ролей отказываться не желала, вот и дотянула до сорока лет.

Милочку родители обожали, поэтому ни денег ни сил на её здоровье не жалели: лечили в лучших больницах и санаториях города, консультировались о её слабом сердечке, исключительно, у известных врачей области, а когда дочери исполнилось три года, повезли в Москву. Именно там, известный детский кардиолог, Леонид Харитонович Кечкер, успокоил их немного, сказав, что, вполне вероятно, к 18 годам порок может «компенсироваться», и их ребёнок проживёт долго и счастливо. Но именно в 18 лет, и никак не раньше, необходимо будет сделать небольшую операцию по удалению гланд.

– А сейчас, дорогие родители, – сказал Кечкер, – Глубоко вздохните и только через 15 лет выдохните, так как придётся вам тяжело. Девочку надо беречь и не перегружать её слабое сердечко. Простужаться ей, категорически, нельзя. Закаляйте ребёнка и радуйтесь её удивительной красоте.

И действительно, Милочка была удивительно, как хороша. Для актёрской пары внешность их болезненного ребёнка, была настоящей гордостью:

– Доченька вся в меня, – говорила Лидия, – Такая же красивая и, наверняка, талантливая. Вырастет и станет большой актрисой. Выздороветь бы ей только, моей малышке.

– Да, дорогая, это самое главное. Посмотрим. Может, и в кино будет сниматься, если повезёт, – отвечал Артур.

– Опять сценарий пишешь? О кино можно только мечтать. Я до сих пор мечтаю, а что толку? Но в одном ты прав: надо её постепенно приучать к сцене. Может, на репетиции брать?

– Не рано ли? Уж, больно она слабенькая. Немного подождать надо. Ты в кино мечтаешь сыграть, а я до сих пор надеюсь, что меня заметят и пригласят в Москву. Каждый раз, когда приезжают знаменитости из Москвы и смотрят мои спектакли, я жду. Жду, жду, жду. Жду восторга, жду предложений! И ничего. Ничего не меняется. Лида, скажи, я что, плохой режиссёр?!

– Ты прекрасный режиссёр, Артур. Я уверена – тебя заметят. И обязательно пригласят в Москву. Не отчаивайся. Надо ждать. Ждать и верить. И я жду. Только вот Офелию уже не смогу сыграть, да и Анну Каренину, тоже. К сожалению, героинь, которым далеко за сорок, в нашей драматургии нет.

– Как это нет? А бабушка в «Красной Шапочке»? Чем не героиня?

– Издеваешься?

Милочку жалели, любили, холили и лелеяли, одевали во всё самое красивое, дорогое и модное. Продукты покупали только на рынке, закаляли, не кутали. Одним словом, делали всё, что им посоветовал известный на всю страну врач. В детский сад Милочку не водили, и с детьми играть ей категорически запрещали – а вдруг нечаянно толкнут или, ещё хуже, случайно заразят каким-нибудь гриппом.

К ней приставили няню – высокую, статную, с благородной осанкой, пожилую гречанку, с удивительным именем Афина. Женщина была прекрасно образована, до пенсии работала в школе, знала историю, литературу, прекрасно говорила на греческом языке и очень любила свою страну, в которой никогда не была. Афина носила длинные, до пола, юбки, широкие блузы под пояс и платки, завязанные на затылке в красивый узел.

Когда Милочка была здорова, няня водила её к морю, и они часами гуляли по берегу и дышали воздухом, в котором было очень много йода, полезного для слабого здоровья девочки. Когда же Милочка заболевала, няня садилась рядом с ней у кроватки и читала сказки. Сказки Милочка любила не все, многие считала «не добрыми» и «неправильными» и не верила им: она не верила, что Красная Шапочка выйдет здоровой из животика волка, что лягушка может превратиться в красавицу царевну и что Иванушку – дурачка, пролежавшего на печи полжизни, полюбит царевна и подарит ему полцарства. Ей было жалко Красную шапочку, которую съел волк и бедную Настеньку, которую отправили зимой в лес за подснежниками. Но, особенно, Милочка переживала за Русалочку, которая умерла из-за любви к прекрасному принцу. Она просила Афину перечитывать её несколько раз, в надежде, что конец сказки будет другим и принц поймёт, кто спас его и Русалочка останется жива. В такие моменты Милочка расстраивалась из-за очередной «неправильности» и сердце начинало сильно стучать, воздуха не хватало, и она просила няню остановиться.

– Нянечка, – говорила девочка, – Если бы Русалочка могла говорить! И писать она не умела. Написала бы на песке и всё бы закончилось хорошо.

– Мы не будем больше читать эту сказку. Не плачь, моро му (греч. – малыш).

– Нет, будем. В сказках всё должно хорошо заканчиваться. Давай её перепишем. Можно?

– Нет, милая, нельзя. У неё уже есть автор. Андерсен. Он хотел сказать, что, когда любишь, многим приходится жертвовать.

– Я люблю Русалочку и тоже жертвую. Я своё сердце погулять выпустила. Оно постучалось и ушло. Давай другую сказку почитаем, «правильную». Может, оно вернётся?

Няня прекращала читать, давала ей нужное лекарство и начинала рассказывать девочке о своей любимой стране, в которой никогда не была, но очень по ней скучала.

Когда Милочка подросла и стала ходить в школу, Афина стала читать ей большую толстую книгу, которая называлась «Мифы и легенды Древней Греции». Эту книгу о Греческих Богах и Героях девочка полюбила гораздо больше, чем сказки. Она восхищалась Амазонками, защищавшими Трою, с восторгом слушала о подвигах Геракла, жалела Пенелопу, которая столько лет ждала своего Одиссея и сострадала Афродите, потерявшей своего единственного, так сильно любимого юношу.

– Афина, почему Боги допустили, что бы Адонис погиб? – спрашивала Милочка у няни, – Мне их очень жалко. Они так любили друг друга.

– Боги не могут за всем уследить, – отвечала няня.

– Надо было Адонису послушаться Афродиту. Тогда бы он остался жив, и они были бы счастливы. Долго – долго. Няня, дай мне капли, а то моё сердце хочет убежать.

– Милая моя, тебе совсем нельзя нервничать. Не допустим, что бы твоё сердечко убегало. Мы же не хотим стать «бессердечной», – пыталась шутить няня.

– Афиночка, – смеялась Мила, – я не стану бессердечной. «Бессердечная» – это, когда у человека совсем нет сердца, и он никого не любит. А я всех люблю. И тебя и маму и папу.

– А ещё и Афродиту с Адонисом, и Русалочку. Моро му, да разве с таким сердцем можно всех любить? Не выдержит оно, сердечко твоё, так много любви.

– Моё сердце всё выдержит, вот увидишь! Я вырасту и обязательно стану здоровой! И любить буду! Разве можно жить без любви? Ты хочешь, что бы у меня была такая жалкая жизнь?

– Конечно, не хочу. Ты обязательно станешь здоровой. И в Грецию ко мне приедешь. Я покажу тебе гору Олимп. Там жили твои любимые Боги.

– А сейчас не живут? Почему ты говоришь – жили?

– И сейчас живут, милая. Конечно, живут. Они же бессмертные.

– Обязательно приеду. И к ним и к тебе. Ты разве собираешься уезжать, нянечка моя любимая? А как же я?

– Не волнуйся, агапи му (греч. – любовь моя). Это не скоро будет. Дай бог, лет через десять. Ты уже совсем взрослой станешь. И красавицей. Как Афродита.

– И такой же несчастной? Не хочу, как Афродита. Уж лучше просто Музой. Мельпоменой, например. А что? Муза театра и трагедий! Стану актрисой! Как моя мама. Красота! И кинжал в руке! А на голове венок из кипарисовых веточек. Как ты думаешь, мне пойдёт?

– Тебе всё пойдёт, милая. И актрисой станешь. Великой актрисой. Ты же у меня красавица.

– А ты у меня самая лучшая няня на свете. Не уезжай, пожалуйста. Моё сердце не выдержит, ты же знаешь.

Сердце и, правда, не выдержало, когда однажды Афина пришла попрощаться с Милой и её родителями.

– Уезжаю, – сказала она. – Домой поеду, на Родину. Вот, бумагу из Греции получила. Разрешили мне вернуться.

– А как же я без тебя, Афиночка?

– Ты, моя девочка, уже совсем взрослая стала. Не нужна тебе няня.

– Мне не няня нужна. Мне ты нужна.

– И я тебе не нужна уже. Тебе четырнадцать! Ты уже в возрасте Джульетты, а это значит, что можешь и решения самостоятельно принимать. Помнишь, что она сделала?

– Да ничего она не сделала! Подумаешь, влюбилась!

– Э, да ты, и правда, бессердечная. Джульетта не только влюбилась, но и пошла против воли родителей, решив не расставаться с Ромео.

– У нас в классе все девчонки – Джульетты. И все мальчишки – Ромео. Только и делают, что в любви объясняются. То одних любят, то – других. Правда, решения им не надо принимать.