Читать книгу Пересмешник - Ирина Бйорно - Страница 24

А кто же виноват?

Он так и не понял, как задремал, но день был такой длинный, что после двенадцати часов, проведённом в этом кабинете, его жизненные силы требовали сна, отключения, забытья от проблем. А проблем было много. Видно, он спал довольно долго – за окном Кремля совсем стемнело, и зажглись уличные фонари, хотя ночь спускалась на Москву в эти летние месяцы поздно.

За соседним столиком у окна горела единственная настольная лампочка со старинным, не модным, стеклянным приятно-зеленым абажуром. Её не выключали и днём, меняя периодически сгоревшие лампочки на шестьдесят ватт.

Эту лампу знали в кремле как лампочку Ильича, свет которой напоминал прохожим, что в Кремле кто-то работает – даже в поздние, ночные часы, и кто-то заботиться о стране с ее народом, даже когда этот народ мирно спит. Так было заведено в Кремле со времен Владимира Ильича Ленина, работающего часто за полночь в этом кабинете.

Менялись правительства и главы государства и партии, но никто не отваживался выключить эту смешную, старомодную настольную лампу под зеленым абажуром, почти не дающую света, но видную из окна прохожим.

Сидящий в кресле за столом открыл свои глаза и осмотрелся вокруг. Он ждал последних новостей из Крымска, залитого водой и разрушенного вышедшей из берегов горной речкой и дождём.

Он должен был дать команду на послание войск для спасения оставшихся живых, но колебался. Войска выполняли всевозможные задачи по тушению пожаров, спасению при затоплениях и при других бедствиях, сваливающихся периодически на эту страну, но было ли это решение правильно? Эффективно – да, несомненно, но правильно? А какое решение вообще правильно? Его мысли опять стали путаться от усталости.

Около него лежал телефон, который мог зазвонить в любую минуту, но телефон молчал. Как ему надоело это: «господин…» Да и какой он – господин? После начала нового тысячелетия и изменения курса страны изменились и виды обращения к людям. Ушел в небытие «товарищ», пришел непонятный «господин». Хорошо американскому президенту – он мистер, а тут – в газетах пишут г с точкой – думай, что хочешь.

И этот интернет с его неконтролируемым потоком правды – лжи. А все те же американцы – свобода, демократия – ну и сиди тут в г с точкой! И журналисты тоже – хороши гуси! Пишут, что не попадя – славы им давай! А что народ будоражат сенсациями – это им наплевать! А народ у нас – особенный. Если что – пить или морду бить! А ведь все хотят стабильности, все!

Веки его опять отяжелели, и он провалился в забытье. Там, в его забытье он вдруг увидел себя молодым, едущим со своей женой и первой дочкой (второй тогда и не было) в поезде из Москвы в Геленджик на летний месяц каникул. Они ехали на поезде, в купейном, и он ощущал это приятное, монотонное качание поезда, перескакивающего с одной рельсы на другую с повторяющимся опять и опять звуком «чша! чша!», отдающимся шумом прибоя в его утомлённом мозгу.

Они ехали уже второй день, и в их купе не было четвертого пассажира, который мог бы разрушить их семейную идиллию условностью ненужных знакомств и речей. Мать, как всегда, заняла нижнюю полку и лежала там с «Работницей» и стаканом горячего, сладкого чая в гранённом стакане с оловянным, тяжелым подстаканником, совершившим в этом поезде уже переезд, равный кругосветному, но радующий еще пассажиров своим видом поездового уюта.

Дочка лежала на верхней полке с книжкой сказок – в этот раз вьетнамских, подаренных ей к рождению – она уже читала бегло, но любила слушать когда ей читали вслух. День в поезде пролетел быстро, с вечными яйцами вкрутую, крепким чаем с печеньем и горячей картошкой с местной станции на Кубани, где поезд стоял лишь пять минут. Как всегда.

Он чувствовал, что этот месяц отпуска с семьей на Черном море, на который копились деньги целый год, был важным не только для их маленькой семьи но и для страны. Он читал в газете, что в Японии каникулы были только одну неделю, а в этой далекой и опасной Америке – только две. В их же свободной, дружной стране послевоенного периода, когда на смену Сталину пришел веселый Никита, построивший для всех маленькие хрущёвки и засадившей Украину кукурузой, каникулы были месяц, и многие, очень многие ездили отдыхать к морю, как это делала и его семья.

Они уже были в Сочи, но там было шумно и слишком много народу на городском пляже. В Геленджике они не были, но мать – как он звал свою жену после рождения дочери, слышала о горах, пляжах и рыбалке в Геленджике, и они ехали именно туда.

Мать была женщиной молодой и красивой со своей перманентной завивкой, горжеткой из чернобурки зимой и блестящими, миндалевидными карими глазами русской мадонны. Она была практична и любила семью и свою доченьку. Ей в жизни везло, и она часто находила деньги то на дороге, то в других странных местах. Так, когда она вошла в купе, она сунула по привычке руку под матрас и вытащила оттуда кошелёк.

– Смотри! Кто-то забыл здесь все свои деньги! Пойду отдам проводнице!

Она вышла в коридор и открыла кошелек. Там лежало две сотенных бумажками, мелочь и какие-то бумаги. Она вытащила хрустящие денежные бумажки и положила в бюстгальтер.

– Спасибо всевышнему! Как раз будет достаточно для хорошего отдыха, подумала она про себя и пошла сдавать кошелек проворонившей его проводнице, не заметившей добычу при уборке купе.

Проводница взяла кошелек и спросила:

– А что внутри?

Не знаю, какое мое дело, – ответила мать.

Она вернулась в купе, легла на нижнюю полку и стала читать свою «Работницу».

Рано утром они подъехали к Геленджику, вылезли на перрон с чемоданами и пошли на станцию, где толпились бабки, предлагающие рублевые койки приезжающим.

Мать спросила троих – четверых, выбрав комнату в доме, лежащей в верхнем поселке, в горах. Почему она его выбрала, она и сама бы не ответила на это, но она всегда слушалась своей женской, чуткой интуиции, поворачивающейся как компас, к лучшему для ее семьи, решению.

Хозяйка взяла одну из их сумок в руки, и семейство отправилось в горы, в верхний поселок. Они поднимались по крутой лестнице, увитой виноградником и колючим можжевельником, и уже через двадцать минут входили в чистенькую по-деревенскому комнатку с белыми покрывалами на кроватях и кружевными накидками на стульях.

– Туалет – на улице, кухня – только для чая. Столоваться будете в городе. Хозяйка вышла, оставив их одних.

Они разобрали чемоданы и спустились к морю, шумевшему у подножия горы. Семейство сидело на пляже почти до заката, вдыхая морской воздух, купаясь в прохладной, соленой воде и жуя кукурузу с крупной солью, купленную прямо на улице у толстой бабы с ведром, где дымились сладко пахнущие, горячие под тряпкой початки.

Это был рай. Народу на пляже было немного, но усталость после поездки начинала смаривать их тела, и они пошли в местный ресторанчик, где заказали сосиски с горошком и яичницей и стаканом кофе. Дочка попросила простоквашу. Уже в темноте они поднимались обратно в горы. Фонарика у них не было, и они находили тропинку с крутыми ступеньками почти на ощупь. В ту ночь они спали как убитые.

Через неделю их пляжной жизни неожиданно пришел конец. Задул сильный ветер с Турции, несущий штормы, дожди и плохую погоду. Хозяйка, зная местный климат, пошла в город за мукой, сахаром, солью, спичками и свечами. Такой был обычный набор для преодоления природных катаклизм, и она была права.

На следующий день ветер превратился в штормовой, поднимающий трёхметровые волны, окатывающие всю набережную, и начался дождь, бесконечный, нескончаемый дождь, как при всемирном потопе. Дороги сразу же размокли и потекли грязевыми потоками. О спуске с их горы по едва заметной тропе не могло быть и речи! Семья забаррикадировалась в домике, договорившись с доброй хозяйкой о харчах.

У неё был огородик и сад с персиками и лимонным деревом, а дом был увит виноградом. У соседки была коза и восемь кур, кудахтавших беспрерывно при громовых раскатах. А под домом был подвал с вином прошлого года. Так что от голода они умереть не могли.

На третий день отключилось электричество, и они стали зажигать по вечерам свечи, собираясь все вместе за столом. Приходили на посиделки и соседи, поэтому за столом сидело иногда до десяти человек, играя в карты под раскаты грома.

Их дочь открыла пункт помощи бездомным кошам и ежам, потерявших жильё из-за дождя и теснящихся к людям в эту трудную для выживания пору. Он кормила их из блюдечка козьим молоком и печеньем из своих личных запасов. Так люди и животные помогали друг другу преодолеть природные неприятности. Картина очень напоминала библейскую историю о Ное, хотя в бога тут открыто никто не верил.

На пятый день грязевой оползень скатился вниз, погребя под себя кусты, деревья и всё что попадалось на пути. Город внизу замер – без электричества, воды, канализации, с полузатопленными магазинами и ресторанами. Буря разворотила пирс, вырвав железобетон с корнем. Кругом была грязь и вонь. Но наверху, на горе жизнь продолжалась – даже, казалось, очень хорошая, несмотря ни на что. Все шутили, смеялись и пили кислое вино в пузатых, плетёных бутылях до поздней ночи, прячась от дождя под шиферной крышей гаража, куда был поставлен стол, где на тарелках лежали помидоры, огурцы, персики и варёные яйца.