Читать книгу Восстание безумных богов. Магия крови - Ирина Черкашина, Ник Перумов, Аллан Коул - Страница 3

Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар молилась. Боги указали ей единственный путь, которым следовало идти, но, чтобы пройти его достойно, она должна прочесть хотя бы очистительную молитву; так учил когда-то старый Мошшог, шаман клана, так поступали воины, решившиеся на последний подвиг. Следовало бы, конечно, провести полный обряд, с долгим камланием, с окуриванием дымом священных трав, с ритуальным умерщвлением плоти и освящением клинков, но здесь не было ни шамана, ни сухих трав, собранных в Полночь Двух Лун на склонах Очей Дракона, не было даже глотка воды, так что оставалась лишь молитва. Гарзонг, темный владыка подземелий, не примет душу, отягощенную страхом, мелкими мыслишками и привязанностями к земному; он спалит ее, швырнет в горнило, претворяющее неверные души в божественный мировой огонь, расплавит их; а достойного проводит с честью в свои бесконечные палаты – пировать и ждать нового рождения. Воину следует отринуть телесное, очистить дух – и тогда уже идти последним путем.

Пусть Гарзонга сейчас нет в подземных огненных чертогах – он непременно вернется, вернется и спросит Шаарту: «Достойна ли ты меня? Не стыдится ли тебя твое племя и клан? Где твоя храбрость, твоя твердость, где твои клинки? Пусть они расскажут все о тебе».

Шаарта молилась, стоя на коленях и склонившись лбом к самым камням – что в ее новом теле было не так уж просто сделать. Она изо всех сил старалась не замечать ни своего нового роста, ни грубой черной шкуры, ни когтей. Гигантская подземная каверна, на краю которой застыла орка, погрузилась в полутьму. Пламя дикой магии, выплеснувшееся вовне, успокоилось, опало, переливалось теперь далеко внизу, каменная крышка захлопнулась; лишь оранжевые сполохи перебегали по неровному, почти плоскому своду.

Голос Шаарты, рычащий выговор истинного орка, смешивался с тихим гулом подземного огня.

Закончив, она поднялась, еще раз окинула взглядом бескрайний простор меж пылающим морем и мертвым камнем. Что ж, она готова – готова идти и отвечать перед всеми богами Драконоголовых, которые захотят судить ее. Хозяин на воле, и она очень надеялась, что он жив и здоров, но все ж таки старалась не слишком о нем думать. Почему-то мысли эти резали тоской, будто острым ножом… нет, нет, их земной путь вместе окончен, как и ее собственный.

Пора.

Шаарта легко закинула за спину сверток с Проклятыми клинками, мгновение покачалась на краю огнистой бездны – пламя тихонько бурлило, точно остывающая похлебка, – а потом шагнула за край.

Полета она почти не ощутила.

Пылающая магия приняла ее в свои объятия, в первый миг даже приятные, и сомкнулась над головой. Шаарта не сопротивлялась, погружаясь в жидкий огонь глубже и глубже.

Через несколько мгновений приятное тепло сменилось жаром, а потом – обжигающей болью. «Скоро, – Шаарта изо всех сил стиснула зубы. – Скоро все закончится. Еще чуточку потерпеть…»

Но боль не отпускала. Боль объяла ее, сжала, лишила движения, дыхания; во всем мире не осталось ничего, кроме боли. Огонь пожирал плоть, огонь стал ее руками, глазами, сами кости вспыхнули, сгорая. Шаарта закричала бы в несказанной муке – если бы только могла кричать.

«Если бы я знала, что умирать так больно!..»

Боль терзала неотступно, точно охотничий пес, вцепившийся в добычу; вгрызалась в кости, в мышцы, в голову, хотя Шаарте казалось, что тела у нее уже давно не осталось.

«Неужели так будет вечно?.. Неужели такова воля Гарзонга, его кара недостойной воительнице, запятнавшей-таки свою честь? Что же я наделала!..»

Боль не отступала. Сознание помутилось, мысли уходили, осталось только страдание. И вдруг… Что-то шевельнулось рядом. Кто-то словно погладил несчастную орку, протянул руку, ободрил: все будет хорошо, терпи, дочь Драконоголовых, награда за испытание превысит его стократно.

«Нет! Нет! Я не хочу! Дайте мне умереть!..»

Нечто рядом – то, что показалось измученной орке двумя прозрачными лентами, – обвилось вокруг нее, прижалось плотно, будто защищая, – и боль начала уходить, утихать. Но и ленты эти – они словно впитывались в кожу, которой больше не было, они становились Шаартой, ее новым телом, ее защитой и сутью, и это почему-то испугало ее куда больше пламени.

«Нет! Нет! Оставьте меня!..»

Но она ничем не могла помешать. Не могла ни пошевелиться – нечему было шевелиться, – ни отвернуться, ни оттолкнуть, ни убежать. Только с ужасом ощущать, как тело возвращается к ней – уже другое, новое, не поддающееся магическому огню.

Не ее тело.

«Не бойся, – это были даже не слова, смысл возникал в мозгу словно сам собой. – Открой глаза».

«Кто вы? Что вы? Почему вы мне помогаете?..»

Нет ответа. Догадайся сама, дочь Драконоголовых.

И Шаарта поняла. Это же мечи, Проклятые мечи, клинки богов, которые один раз уже убили ее. Убили, познали и смогли вернуть с самого порога чертогов Гарзонга… Но зачем?..

«Ты освободила нас. Мы защищаем тебя. Как можем».

Ну конечно. А как же крысолюдский божок, которого она все-таки убила, убив перед этим и себя, – теперь она даже не знала, взаправду все то произошло или только в ее голове.

«Он умер. По-настоящему, – сказали Проклятые мечи. – А ты – нет».

«Лучше бы вы дали мне умереть», – с горечью сказала она клинкам, которых тоже больше не было.

И снова – понимание почти как собственная мысль, уже почти что собственная мысль.

«Не бойся. Открой глаза».

Боль отступила – не ушла окончательно, но притупилась, ныла на границе чувств. Шаарта собралась с силами и попыталась разлепить веки. Не с первого раза, но у нее получилось! Наверное, так новорожденный открывает глаза и видит новый, незнакомый мир…

Она увидела золото. Кругом, насколько хватало взгляда, искрилось, играло, переливалось золото – золотая пелена, золотая пена, сам воздух сделался плотным, блестящим, червонно-желтым.

Стоп. Какой воздух? Какое золото? Она же до сих пор плавает в океане дикой магии, сгущенной до предела! Так, значит, это и есть сила? Все это золотое мерцание – и есть магия? А как же дышать?..

Шаарта прислушалась к себе и поняла, что в дыхании она не нуждается. По крайней мере сейчас, пребывая внутри силы. Она попыталась поднять руку – рука поднялась, и это была ее прежняя рука: пять пальцев, бронзовая кожа, ногти, запястье… никаких черных бронированных пластин, никаких когтей. Правда, исчез шрам возле локтя (еще в детстве получила учебным клинком), исчезли мелкие отметины и выболины на пальцах. Рука сделалась новой, точно Шаарта только что народилась на свет. А может, в каком-то смысле так оно и было?

Да и вообще, существовала ли когда-нибудь Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар, лучшая воительница клана Темного Коршуна? Не выдумка ли она, не ложная память? Кто докажет?..

Шаарта в панике подняла другую руку, осмотрела ноги, живот, ощупала голову… Тело ее сделалось почти прежним, только лучше, совершеннее. Кажется, даже выше и сильнее, чем прежде. Ни шрамов, ни родинок, ни выступающих жил. Только… что это?..

На шее обнаружилось нечто чуждое. Орка ощупала: металлический ошейник – рабский ошейник, то, чего Публий Маррон с ней не делал и не сделал бы никогда. Но теперь ошейник был, и орка откуда-то знала, что и он – из чистого золота. А еще – он часть ее тела. Странная, незнакомая, но такая же часть, как рука или нога.

«Это тоже вы?» – спросила она, но Проклятые клинки молчали.

И тут орка поняла.

Нет, это не Мечи, спасшие ее, – на свой манер, но спасшие. Это тот, кто властвует в этой каверне, тот великий, кому она совсем недавно собиралась давать последний отчет во всем содеянном.

Он звал ее. Вернее, она теперь знала, что призвана им и должна ему службой. Службой, что превыше всех прежних долгов и обязательств.

Даже превыше долга перед Публием Каэссениусом Марроном.

Боль отпустила совсем. Шаарта некоторое время висела в золотой пустоте, привыкая: теперь она слышала, видела, ощущала куда больше, чем прежде, – а потом одним усилием воли заставила себя поплыть вверх. Золотой плен кончился внезапно, она вынырнула на поверхность и сделала первый обжигающий вдох.

И наконец закричала.

* * *

Скальная расселина, выглядевшая поначалу многообещающе, закончилась тупиком. Публий Маррон едва не зарычал от гнева, когда после долгого спуска из тьмы перед ним проступили каменные завалы: он чувствовал, что идет в верном направлении, чувствовал, что гигантская подземная каверна, полная пылающей магии, где-то близко; земная твердь здесь была совсем тонка.

И вот – завал. А у него ни лопаты, ни кирки, ни самого главного орудия, которым он владел в совершенстве, – магии. Сила по-прежнему оставалась лишь частично упорядоченной, и то не так, как прежде, и Публий даже простейшего светоча зажечь не мог. Хорошо, что некромастер Рико снабдил его факелом и огнивом, а еще небольшим запасом сухарей и фляжкой, в которой плескалась пахнущая снегом вода.

Можно было, конечно, использовать для волшбы собственную кровь. Но после этого Публий вряд ли смог бы подняться и идти дальше…

Нужно было возвращаться и искать иной путь, возможно – через руины Элмириуса, которые лежали за перевалом в изрядном отдалении. Но ведь Шаарта за это время точно погибнет: даже ее новое, полумагическое тело не продержится столько без воды и пищи.

Или все ж таки отправиться в тот самый военный лагерь, куда держал путь Рико? Если это и впрямь Корвус, то там наверняка есть маги, они узнают первого Ворона, они смогут помочь – раз империя явилась сюда, значит у орденских чародеев заклятия по-прежнему работают… Конечно, придется доказывать необходимость взлома каменной толщи, но почти бездонные запасы магической силы кого угодно убедят, здесь Маррон не сомневался.

Он только жалел, что потратил столько времени зря. Но он был уверен, что отыщет проход вниз, особенно после того, как неведомая сила с легкостью взломала каменную крышку каверны…

Маг полез обратно, обдирая о каменные выступы колени и пальцы. Он до такой степени устал, что даже холода почти не чувствовал; долг тащил его вперед, долг и истекающее время. Он вывалился из расселины на воздух, под хмурое утреннее небо – хвала всем богам, тучи скрыли творящееся в небесах непотребство, только бледные розоватые сполохи прокатывались по ним, словно кто-то снаружи водил свечой над гигантским шаром Араллора. Даже предположить трудно, что там происходит, а ведь с этим еще только предстоит разбираться…

Публий глотнул воды и вскарабкался на невысокий скальный гребень – таких гребней по дороге к лагерю нужно преодолеть с десяток, не меньше, и как только Рико добрался туда на своем конструкте?.. Но, едва выпрямившись и взглянув вперед, маг кубарем скатился обратно.

И было отчего. Навстречу ему, ясно различимое в сером пасмурном свете, бежало воинство.

Публию хватило одного взгляда, чтобы оценить, понять и принять невероятное. Впрочем, после Элмириуса, после подземного пламени и некромастера Рико с его немертвыми конструктами могло ли что-нибудь удивлять?..

То были не люди, не орки и не снежные тролли. Не гномы и не кобольды. То были странные, уродливые и пугающие создания наподобие того, которое они с Сальвией препарировали в Дриг Зиггуре. Креатуры Северной Ведьмы, ее конструкты, ее армия. Они бежали не быстро, но ходко, ватагой, иные катились, иные подпрыгивали, и у всех в руках и лапах поблескивало самое разнообразное оружие. Пока – сложенное, опущенное, прижатое к телу, чтоб не мешало в походе, но цель этого похода сразу стала ясна: конструкты шли убивать. Они просто больше ничего не умели.

И даже понятно, куда они направлялись: кроме имперского воинского лагеря (по крайней мере, Публий уже уверил себя, что это именно он) в этих пустынных местах никого больше и не было.

Маг метнулся обратно к расселине, уповая лишь на то, что конструкты не ищейки и навряд ли его почуют. Он забился в щель и едва успел залечь за камнями, как первые конструкты перевалили через гребень.

Публий услышал слитный топот множества ног, множество слишком легких и слишком частых для человека шагов. Спустя несколько ударов сердца через щель между камнями он увидел мелькающие тени: конструкты горохом сыпались с каменного козырька над расселиной и бежали дальше. Однако он зря надеялся, что ищеек среди них нет: одна из тварей что-то учуяла и некоторое время крутилась у подземной щели, пока кто-то не погнал ее вперед грубым окриком.

И тут Публий едва не хлопнул себя по лбу. Ну конечно, как он не сообразил! Северные конструкты, если верить префекту Дриг Зиггура, были достаточно автономны, однако группы их нуждались в присмотре какого-нибудь мага. Оттого-то пограничная стража тогда так усердно изучала следы, оставленные неизвестными возле Башни Полуночи…

И тут у первого Ворона мелькнула совсем уж безумная мысль. А что, если попытаться перехватить этот отряд? Конструкты сильны и неутомимы, самое уязвимое место – это управляющий маг; в бою он наверняка хорошо скрывается, но сейчас, на марше, нападения не ждет. Публий Маррон не теряет совершенно ничего (кроме жизни – в случае неудачи), зато в случае удачи сумеет и к Шаарте пробиться, и получить в свое распоряжение значительную силу.

Из оружия, правда, остался лишь походный нож, но и он сгодится при умелом подходе!

Маг тихо выскользнул наружу; конструкты и их вожатый отошли уже на четверть лиги, однако если он поторопится, то легко их нагонит. Да, вон они бегут: сотни три тварей, не меньше, а позади отряда в окружении наиболее медлительных конструктов шагает человек.

Твари бежали все ж таки не по прямой: маг, водительствующий ими, вероятно, не хотел рисковать и портить имущество; конструкты, как и живые создания, наверняка могли переломать конечности на каменных осыпях и ледяных склонах. А может быть, маг берег собственные ноги. Так или иначе, ватага двигалась наиболее ровным, хотя и извилистым путем. Что ж, а Публий вполне может пройти напрямик, через все гребни и трещины и подкараулить мага… да вот хотя бы вон у той скалы. Но придется поспешить…

Он жадно глотнул из фляжки и припустил, скача по камням, словно горный баран, пригибаясь, перелезая через зияющие щели, из которых вырывались языки призрачного пламени. Сердце бешено колотилось, в горле пересохло, но он не мог замедлить бега, не мог позволить передышки.

Задыхаясь, сам не веря, что добежал, он залег на выбранной скале. Точнее, на низком скальном навесе над нешироким ровным проходом. Похоже, когда-то это была торная тропа, после катаклизма частично заваленная щебнем и перегороженная крупными каменными обломками.

Конструкты приближались. Еще немного – и они вынырнут из-за очередного гребня и потекут по тропе неровным темным потоком.

Вынырнули. Публий Каэссениус рисковал, выглядывая из-за навеса, однако не мог отвести глаз от невероятного зрелища, одновременно отвратительного и достойного восхищения.

Боевые конструкты мало походили друг на друга – похоже, их создавали как произведения искусства, каждого по-своему, из разных частей, разного оружия. Тела их были или округлые, как бурдюки, или вытянутые, как у змей, или – почти неповрежденные торсы, на вид вроде бы человеческие. Иные – с головами людей или животных, пялящимися бессмысленными мертвыми глазами, иные – все утыканные крошечными глазками, будто картофелины, иные – вообще слепые, неведомо как выбирающие дорогу. Конечности – людские, звериные, паучьи; костяные и железные лапы, сжимающие самое разнообразное оружие, от арканов и ножей до гизарм и луков с длинными стрелами. У некоторых конструктов оружием служили конечности в виде гарпунов и костяных лезвий.

Да, мастера Северной Ведьмы подошли к делу с изрядной фантазией!

А вот и маг – плотный человечек в теплом плаще, слегка спотыкающийся при ходьбе, видать, давно шагает по горам и уже устал; конструктам-то что, они неживые, бегут себе и бегут, а человеку рано или поздно придется отдыхать.

Публий Маррон выждал, пока маг подойдет ближе, и прыгнул с навеса ему на голову. Тот совершенно не ожидал нападения и даже не попытался сопротивляться, когда Публий повалил его и приставил к горлу нож.

Конструкты мигом окружили их, угрожающе поднялись пилумы и гизармы.

– Отзови тварей, – тихо сказал первый Ворон.

Маг, оказавшийся упитанным смуглым человечком, сейчас страшно побледневшим, трясущимися губами произнес какое-то шипящее слово, и пилумы послушно опустились, конструкты отступили, однако не слишком далеко.

Поверженный завозился:

– С-слушай… нож убери, да?

Публий Маррон усмехнулся:

– Вначале расскажи, кто ты таков и куда направляешься… вот с этими вот. А потом передай мне управление.

Смуглый маг замотал головой:

– Слушай, я на них завязан, да! Госпожа заклятие пристегнула, клянусь Великим демонионом! Не снять, не отдать, друг! Убери нож, да?

– Как звать?

– Сахил я, друг, Сахил из Шеп…

– Сам вижу, что из Шепсута. Куда гонишь тварей?

– Госпожа велель! – от ужаса акцент у смуглого Сахила становился все явственней. – Госпожа сказаль, там имперцы, да! Дракон на флаге, да, иди убей дракон! Сахиль пошель, да! Иначе Госпожа убьет Сахиль!

– Император, – прошептал Публий Маррон. Значит, и впрямь воинский лагерь – это легионы Корвуса, явившиеся на Север. А если над лагерем поднят штандарт с драконом, значит, здесь сам император. – Отдавай ключ-заклятие, Сахил из Шепсута. Если хочешь жить, отдавай. – И кончик ножа кольнул шею мага. По смуглой коже потекла темная струйка.

Тот снова яростно замотал головой:

– Не могу, друг! Госпожа пристегнуль, говорит, умри, но убей дракон! Госпожа убьет Сахиль, пощади, друг! – По круглому лицу южанина потекли самые настоящие слезы.

Что ж, ключ-заклятие, управлявший ватагой, и впрямь мог быть вплавлен в душу, в сущность несчастного. Это была высшая, сложнейшая магия – первый Ворон только слыхал о ней, но никогда воочию не видел. Что ж, это не сильно меняет дело…

Он на миг задумался и потому пропустил удар.

Смуглый маг, только что рыдавший от ужаса, внезапно вскинулся и резко и точно ударил Публия в висок. Ворона спасла только выработанная многолетними тренировками реакция – однако Сахил уже вырвался и выкрикнул своим тварям какую-то команду, отползая в сторону.

Конструкты рванулись к Маррону.

Публий не стал ждать – походный нож плохое оружие против многочисленных противников; единственное его преимущество сейчас – скорость и ловкость. Маг в два прыжка очутился снова на скальном навесе. Конструкты копошились внизу, оскальзываясь и срываясь, и стоило одному зацепиться за каменный выступ, как Публий сбивал его вниз метким попаданием булыжника, коих вокруг валялось с преизлихом.

Однако долго это продолжаться не могло: Публий увидел, как десяток конструктов, повинуясь приказу Сахила, поскакали-покатились в обход и через несколько минут наверняка объявятся с тыла. Пора было отступить и попробовать скрыться, оторваться хоть на небольшое время. А там он найдет способ послать весть об опасности, пусть даже ценой собственной жизненной силы. Его жизнь важна, жизнь орки Шаарты тоже, но жизнь императора неизмеримо важнее.

Публий швырнул последние камни, выпрямился.

Поздно. Конструкты уже взбирались на гребень у него за спиной, всего в двух десятках шагов ниже по склону.

Ах ты ж бегающая падаль! Публий Каэссениус внезапно разозлился, усталость отхлынула, уступая место ярости. «Неужели вы меня одолеете, меня, первого Ворона, мага из магов, доверенное лицо самого цезаря?..

Ну уж нет, не бывать!»

Походный нож сам собою скользнул в ладонь. Конструктов было восемь: два прыгучих, навроде гигантских жаб, – этих маг посчитал самыми опасными; остальные походили на бесформенные бурдюки на ножках: у кого – паучьи, у кого – свиные с копытцами, птичьи или даже механические. Один конструкт и вовсе ног не имел, катался колобком, а из оружия у него были только небольшие арбалетные болты, которыми он стрелял откуда-то из глубины тела, но пока мимо.

Его-то Публий и наметил первой целью.

Если удастся вспороть шкуру, внутри окажется источник магии – ну или нечто навроде него, придающее мертвым частям тел подобие жизни. Смуглый шепсутец лишь управлял конструктами, а заставляло их двигаться совсем иное. Как Ведьма этого добилась – Публий в точности не знал, но иного способа, кроме использования силы, не существовало. Значит, он до этой силы доберется.

Один из конструктов прыгнул на мага – издалека, с места, занеся боевую косу. Публий отскочил, оказавшись на самом краю скального навеса, пригнулся, выставил нож. Сделал обманный длинный выпад – конструкт снова прыгнул, лезвие косы свистнуло у мага над головой. Но расчет оказался верен: прыгун промахнулся и кубарем полетел вниз, к кружившим под скалой собратьям. Публий Маррон от души понадеялся, что он переломал себе что-нибудь важное.

Прыгнул второй конструкт, но, кажется, он понял ошибку своего товарища: от кромки навеса старался держаться подальше. Мало того что падаль, еще и умная… Да за одно это, за извращение живого естества, Ведьму следовало сжечь на костре!

Публий отпрянул. Конструкты заходили на него широким полукругом, стремясь прижать к краю скалы и сбросить – интересно, сами додумались или Сахил ими сейчас командует?

Первый Ворон бросился влево, словно надеясь прорвать цепочку идущих на него врагов, – те, что наступали с противоположного конца, кинулись вдогонку, стремясь окружить, охватить кольцом. В последний момент маг развернулся и покатился кубарем им под лапы по острым камням – боги, как больно-то! Но своего добился: опрокинул двух тварей и избег их оружия. Конструкты валялись, словно перевернувшиеся жуки, боевые косы и гизармы только впустую колотили о скалы, тупя лезвия.

Снизу донеслась невнятная ругань – ага, значит, южанин все еще здесь!

Публий вскочил. Пока счет шел в его пользу: он сумел вывести из строя по крайней мере трех противников и вырвался из окружения. Но он по-прежнему оставался безоружен!

Пять конструктов развернулись к нему; катающийся «колобок» продолжал выпускать болт за болтом и, к сожалению, все более метко: один уже пропорол Публию рукав куртки. Прыгающий подобрался, прочие склонили оружие, готовясь атаковать. Опрокинутые ворочались на камнях, пытаясь подняться.

Что ж, эта падаль, конечно, умная, да еще и Сахил им помогает, но некоторые шутки удаются и во второй раз.

Один из бегающих конструктов стоял, покачиваясь на тонких лапах, напоминающих птичьи. Сам он был невелик, легок, размахивал всего лишь двумя гизармами – идеальная цель. Как говорится, нет своего оружия – добудешь в бою вражеское… Публий попятился, словно в испуге, дожидаясь, когда твари бросятся на него, а сам не сводил глаз с этого птицелапого.

Они атаковали. Маг отступил еще, помедлил, а потом, когда их разделяло всего несколько шагов, снова расчетливым броском кинулся конструктам под ноги. Точнее – под лапы, те самые, птичьи.

На сей раз ему не так повезло, его достало чье-то лезвие: правый бок вспыхнул болью, куртка повисла лоскутом, но Публий надеялся, что это всего лишь наружный порез, потому что он безо всякого труда вскочил, держа конструкта за дергающиеся птичьи лапы.

Конструкт изо всех сил сучил ногами, но вырваться не мог; механические верхние конечности, сжимавшие гизармы, беспорядочно молотили воздух.

Публий, присев от натуги, широко размахнулся дрыгающимся конструктом, стараясь задеть остальных. Первым под лезвия попал «прыгун», попытавшийся снова атаковать, двух бегающих Публий настиг при следующем замахе – отступить они не успели, – а «колобок» каким-то образом влез под гизармы сам. За несколько минут все было кончено: твари превратились в груды искромсанной плоти и металла, впрочем, все еще опасные.

Можно было бы бежать, но Ворон не любил оставаться без оружия.

Он осторожно приблизился к «колобку»: шкура вспорота клинком, внутри проглядывают какие-то механические части, обручи, шестеренки и шкивы, озаренные бледно-розовым мерцанием. Кончиком ножа маг отбросил свисающую грубую кожу – ага, вот где у нас миниатюрные арбалеты; его счастье, что нацеленный вверх сломан, а целый упирается в землю, иначе лежать бы Ворону с болтом в груди… А розовое – это, вероятно, и есть источник магии, тот самый, который ему нужен.

Сейчас, сейчас… пока Сахил не опомнился и не пригнал новых…

Публий взрезал шкуру еще в одном месте, склонился ниже. В глубине конструкта что-то тихонько щелкнуло, и узкое лезвие, выстрелившее из потайного механизма, ударило мага в грудь, чуть ниже сердца.

Он даже не понял в первый миг, что произошло – просто земля и небо вдруг поменялись местами, а в глазах потемнело. На него обрушилась оглушительная тишина, а когда звуки и свет вернулись, Ворон понял, что прошло немало времени. Конструкты куда-то пропали, остались только те, которых ему удалось вывести из строя, – валялись неряшливыми безжизненными кучами. Небо потемнело, на лицо сыпался мелкий снег. Магу было очень холодно и больно дышать, дрожь сотрясала тело, и он понимал, что это – последняя дрожь.

Публий Маррон умирал.

Как все-таки обидно…

С огромным трудом ему удалось приподняться, упираясь спиной в обломок скалы. Грудь была залита кровью, кровь пузырилась на губах, пятнала камни вокруг и даже забрызгала валявшегося неподалеку конструкта.

Кровь… что ж, у первого Ворона еще остался шанс. Не выжить, нет, – но предупредить своих.

Он не сможет воспользоваться магией, спрятанной в твари, если она вообще еще доступна, не расточилась, не угасла: до конструкта еще нужно доползти, а сил уже нет. Но есть заклятия Зова и есть кровь.

Магия крови была под запретом едва ли не с самого основания Орденов Корвуса. Умеющий пользоваться силой, говорилось в кодексах, не нуждается в варварском и грубом извлечении магии из крови живых – силы в Араллоре и без того хватает. Магия крови разрушает – не сразу, исподволь, незаметно для самого чародея, но разрушает и сводит с ума; честь чародея, посвященного в знаменитые Ордена Корвуса, несовместима с магией крови. Даже триста лет назад, когда погиб Элмириус и сила сдвинулась с места, когда чары прекратили работать и в империю пришла смута, – даже тогда Ордена не отменили древний запрет. Нет, отдельные нарушители, конечно же, были, и их сурово покарали – тех, кому удалось дожить до кары. Но запрет оставался нерушим.

Хотя для магии крови все-таки существовало единственное исключение.

Только стоя в шаге от смерти и ценою собственной крови, а не чужой, маг Корвуса мог воспользоваться этой силой.

«Ничего сложного», – подумал Публий, с трудом складывая вымазанные кровью пальцы в начальный жест. Увы, без жеста и инкантаций ему не обойтись, а вот фигуру не вычертить – что ж, справимся и так… Всего-то нужно взять то, что и так из тебя истекает, – ведь внутри каждого живого создания есть сила. Немного, но есть.

А формулу «Зова Хранителя» он помнит с молодых лет наизусть…

Жест, сделанный немеющими пальцами. Слово, сказанное непослушными губами. Боль, пронзающая с головы до пят… держаться, держаться, не дать миру уплыть во тьму прежде времени!..

И вот – сила течет из него с болью, но и с облегчением. Он снова маг, хоть на пороге смерти, но творит волшбу! Он снова первый из Воронов!..

Над пятнами крови, над его курткой поднялся призрачный дымок. Свился в сизо-серую, словно из туч сотканную фигуру: Ворон, древний покровитель ордена, один из Великих Хранителей, отозвался на призыв своего верного. «Зов Ворона», малая часть Обряда обрядов – заклятие, доступ к которому получает каждый адепт выше третьей ступени, заклятие последнего дня. Мало кто только им пользовался: после Зова никто не оставался в живых.

Призрачная взъерошенная птица, в темных глазах дрожат слишком яркие белые огоньки. Ворон повернулся и в упор посмотрел на Публия Маррона.

– Лети, – прошептал маг. – Скажи: императору грозит опасность. Пусть… будут готовы…

Ворон раскрыл клюв в безмолвном крике – нет, не таком уж безмолвном, по камням вокруг словно горячий ветер прошуршал, пролетела исторгнутая сила. Глухо захлопали крылья, призрак поднялся в небо и полетел куда-то к западу, быстро растворившись в тучах.

Публий закрыл глаза. Холод охватывал его, он уже не чувствовал своего тела, и даже боль притупилась – только дышать становилось все труднее и труднее. Забытье накатывало, и он старался поскорее отдаться ему, уплыть в тишину и темноту.

Все сделано, все закончено, пусть дальше о земном заботятся другие…

– Хозяин.

В первый момент Публий подумал, что ему чудится этот голос. Но Шаарта повторила:

– Хозяин. Открой глаза.

«Я не смогу», – подумал маг, но, к его удивлению, веки еще слушались.

Орка склонилась над ним – не бронированное чудовище, жертва Проклятых клинков, а Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар, лучшая воительница клана Темного Коршуна, совсем такая, какой он купил ее на Рабском рынке в Арморике. Разве что она сделалась еще выше, чем была, и казалась с головы до ног покрытой золотой краской. Одну ладонь она положила ему на грудь, и вокруг пальцев растекалось золотое сияние – согревающее, расслабляющее, прогоняющее боль.

– Мы оба умерли, – прошептал он.

Губы орки чуть дрогнули в улыбке.

– Боги рассудили иначе, – отмолвила она. – Ты звал, хозяин, и я пришла.

– Но как?..

Шаарта промолчала, и только тут Публий Маррон понял, что это совсем не та Шаарта, которую он знал.

Не орочья воительница, прекрасная и суровая. Не монстр, впустивший в себя дух проклятого оружия. Нет, над ним склонилось существо, неизмеримо более сильное, чем он сам, чем любой из магов Ордена, да что там – чем все Ордена вместе взятые! Если бы он не знал ее раньше, он мог бы подумать, что перед ним истинная богиня – чаша, кипящая золотой ослепительной мощью.

– Шаарта, ты… как ты… Всевеликие силы, а это что?!

Шею сияющего существа охватывал рабский ошейник. Самый настоящий, хоть и из чистого золота!

Шаарта прикоснулась к ошейнику, опустила глаза.

– Хозяин, я пришла на твой зов. Но еще я пришла, чтобы просить о свободе. Я не могу служить тебе так, как прежде. У меня останется долг перед тобой, и я верну его, как только боги позволят мне.

– О каком долге ты говоришь, орка? – Публий рассердился, сбросил окутанную золотистым свечением ладонь. Голова у него все еще кружилась, но смертный холод отступил, силы возвращались к нему. – Это я должен благодарить тебя за доброе служение!

– Тогда отпусти меня, хозяин. Отпусти сейчас. Другой призывает меня, но я не могу служить вам обоим.

– Какой другой, о чем ты говоришь, храбрая?

Но Шаарта только покачала головой, а Публий вдруг подумал, что речи всех магических созданий, что духов, что божков, темны и невнятны. Вот и орка заговорила загадками!

– Отпусти меня, хозяин. Я верну тебе этот долг, клянусь честью Драконоголовых.

– Не клянись, храбрая. – Кажется, спорить и добиваться внятного ответа сейчас бессмысленно. Главное, что она жива – что они оба живы! Пусть пока уходит, но Публий потом во всем разберется, не будь он первый Ворон! – Я отпускаю тебя на свободу, Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар, дочь клана Темного Коршуна из славного племени Драконоголовых. Ступай и живи своей волей, храбрая, у тебя нет долгов передо мной. Но поведай все ж таки, что с тобой случилось, почему ты…

Орка подняла глаза, и Публию Каэссениусу в первый миг показалось, что в них стоят слезы, – вот только он знал, что лучшая воительница Драконоголовых не умеет плакать.

– Нет времени, господин, зов звучит все сильнее. Прощай. Я верну свой долг.

– Нет у тебя никакого долга! – рявкнул маг, но гнев его пропал впустую: Шаарта исчезла, словно не бывало. Только в груди по-прежнему разливалось приятное тепло – там, где совсем недавно леденила смерть.

Публий поднялся, встряхнулся, поежился – куртка распорота гизармой, рукава продраны в паре мест, но сам он цел и невредим, только весьма голоден. Он покачал головой: рассказать кому – не поверят. Но ведь он послал «Зов Ворона» и остался жив – кажется, впервые в истории своего ордена.

Что ж, остается лишь аккуратно осмотреть останки конструктов на предмет чего-нибудь полезного и отправляться в имперский лагерь, направление он помнил.

А потом, когда с угрозой для императора будет покончено, когда он доложит обо всем цезарю и Капитулу, он отыщет Шаарту. Отыщет и обязательно разберется, что с ней случилось.