Читать книгу Кинопробы любви - Ирина Эльба и Татьяна Осинская - Страница 2

* * *

Запыхавшись, я вбежала в павильон и окинула его внимательным взглядом. Пробы еще не закончились, успела. Конечно, сегодня я могла и не надеяться получить роль, но, если бы не пришла, на дальнейших прослушиваниях, скорее всего, можно было поставить крест. По слухам, мэрия выделила огромный бюджет на съемку социальных роликов. Заказ отдали самому популярному на сегодняшний день режиссеру – Уильяму Ференсу. Он подошел к вопросу обстоятельно. Запись на кастинг открыли еще две недели назад, и вот тогда я записывалась с большой надеждой, что подойду хотя бы на какую-нибудь роль. Ведь снимать будут сразу серию роликов. С моим ростом – метр девяносто – мне перепадали только массовка и эпизоды без слов, из-за чего денег на проживание катастрофически не хватало. На сегодняшние пробы я возлагала большие надежды, которые рухнули вчера с высоты трассы для аэроскутера.

Меня укусило какое-то гадское летающее насекомое, и организм отреагировал на это аллергической реакцией. Тело раздуло, словно надувной шарик. Пальцы стали походить на сардельки. Глаза, мои прекрасные миндалевидные глаза, превратились в две узенькие щелочки, сквозь которые вуайеристы подглядывают в душевой за обнаженными телами. Лишь в отцовском гардеробе я нашла вещи, которые смогли на меня налезть и застегнуться. Поездка в клинику не помогла, врачи качали головой: «Мы можем предложить только поддерживающие сердце уколы. Яд бакцилум-куквы должен пройти полный цикл распада в организме и выйти естественным путем. Как только это произойдет, опухоль и отечность спадут».

Что мне оставалось делать? Пропускать кастинг начинающей актрисе никак нельзя – если не явишься, во всех базах данных на тебе поставят черную метку, как на безответственном человеке и непрофессионале. Пришлось идти на пробы бегемотихой, к тому же еще красной от стыда.

Я пристроилась в конец очереди и смиренно ожидала своего часа. Когда администратор поинтересовалась моим именем, я, понурив голову, призналась и услышала в ответ «оу». Девочка куда-то быстро убежала, а пять минут спустя вернулась и потянула меня на площадку в обход всех, кто топтался перед входом.

– Уильям, вот смотрите. Я нашла то, что вы хотели: большой бесформенный пудинг. Правда, с длинными волосами.

– Волосы отрежем…

У меня руки невольно потянулись к косе. В голове замельтешили мысли о том, на что я готова пойти ради искусства. А главное, что для актрисы страшнее – сыграть на экране какого-то мутанта (а на большее я сейчас не тянула) или лишиться своих прекрасных волос.

– А голографировать их никак нельзя? – вырвалось у меня.

– Нет! – отрезал мистер Ференс. – Я снимаю только достоверные, правдивые фильмы. Я ценю натуральность! Именно поэтому мои работы занимают первые места на фестивалях. Вы со своей цифровизацией съемочного процесса скоро разучитесь естественно играть. Все надеетесь, нейросеть сделает за вас грязную работу и придаст бездарности талант. Со мной этот номер не пройдет!

Последние слова он уже выкрикивал, расхаживая по парящей между кинокамерами платформе и яростно жестикулируя.

– Девочки, срочно выдайте ей сценарий, через пять минут будем снимать пробы. – Режиссер взмахнул рукой, и его платформа полетела в конец павильона, где толпились другие участники съемочной группы.

Передо мной вспыхнула рамка экрана, в центре которой стал загружаться текст. Рядом с диалогом загорались маленькие анимированные картинки, подсказывающие, как режиссер видит движения актера в этот момент. Вскоре раздалась команда: «Мотор!»

Я забыла обо всем, что меня беспокоило до входа в павильон. В голове крутился только текст роли. Да, это всего лишь социальная реклама, но я привыкла выкладываться по полной даже на детских утренниках, где подрабатывала во время учебы в колледже.

Когда прозвучало заветное «Стоп камера!», я замерла, а потом тихонько выдохнула, возвращаясь мыслями в действительность. Стояла и боялась поднять взгляд на режиссера. Что он мог увидеть? Мне было неудобно и непривычно в этом раздутом теле, когда я не чувствовала до конца свои движения, не могла элегантно взмахнуть рукой, бросить лукавый взгляд.

– Отлично, то что надо. Дженнифер, позаботься, чтобы с нее сняли мерки и успели подогнать костюм. Съемки начнем через два дня. – Режиссер продолжал давать распоряжения, а я покрывалась холодным потом.

Неужели подошла? Меня взяли и будут снимать! Но через пару дней аллергия спадет, и я вернусь к своему прежнему виду…

– Мистер Ференс, – позвала я негромко. – Мистер Ференс, может, не стоит перешивать костюм?

– Деточка, вы же не собираетесь играть в своих странных шмотках? – усмехнулся режиссер и вернулся к разговору с оператором.

– Нет-нет, просто… – Я подошла к нему ближе, пытаясь привлечь внимание. – Буквально через пару дней я уже вернусь к своему прежнему размеру, опухоль спадет и…

Режиссер так резко развернулся, что я замолчала на полуслове и отступила на пару шагов.

– Что значит вернешься к прежнему размеру? А это на тебе сейчас что?!

– А-алл-аллергия.

– Какая, к черту, аллергия! Дженнифер, что происходит?! – он повернулся в сторону помощницы. – Кого ты мне нашла?

– Кого вы и просили, – совершенно спокойно ответила девушка, похоже, единственная сохраняющая тут спокойствие. – Толстая, несуразная девица, с дикой стрижкой… ну последнее я обеспечу.

Я невольно опять вцепилась в свою косу.

– Меня просто укусила вчера какая-то гадость. Из-за этого я опухла, и врачи… – я пыталась быстро, хоть и сбивчиво, рассказать свою историю.

– В общем, так, – начал режиссер, когда я замолчала, – или вы находите способ поддерживать себя в том виде, в каком прошли пробы, или вы нам не подходите.

– Но как… – попробовала возразить я, однако Уильям Ференс взорвался громоподобным возмущением:

– Вы актриса или где?! Как вы вообще посмели прийти на пробы не в том виде, в котором собирались играть? Дженнифер, ты только посмотри на это недоразумение. Да такой шанс выпадает раз в жизни, а она тут еще спорит со мной…

«Врач вот тоже вчера сказал, – подумала я, пока режиссер метал громы и молнии, – что схлопотать укус бакцилум-куквы можно только раз в жизни, и то не каждому повезет. Впору задуматься о божественном провидении».

Из павильона я вышла еще более угнетенная, чем прибежала на пробы. Мне дали срок до завтра подумать и решить проблему. Я не знала, чего боюсь больше: потерять роль или умереть от яда редкой твари. Поднеся запястье к губам, я активировала голосовой помощник и попросила вызвать сестру. Несколько секунд ожидания показались мне вечностью. Услышав родной голос, я чуть не расплакалась, отчего мое объяснение получилось сумбурным и путаным. Я зачем-то просила Орхиду купить сачок и поймать кукву, потом предложила купить сыворотку, затем сестре надоело слушать этот бред, и она потребовала, чтобы я срочно приехала к ней в институт.

К обеду мы составили план по сохранению моего «кинематографичного» внешнего вида и направились в клинику для того, чтобы заручиться поддержкой врача. Врач заручаться не хотел.

Это оказался молодой талантливый токсиколог – Эдвард Хопкинс. Орхида пустила в ход все свое обаяние (поскольку мое временно не функционировало), чтобы после длительных уговоров заполучить его согласие, и чуть все не испортила, сказав: «Но если она умрет…» При этом сестренка пристально смотрела врачу в глаза и удерживала ладонь после рукопожатия. Мужчина напрягся, что и неудивительно, так как сразу нас предупредил обо всех рисках: долго находиться под действием аллергена опасно не только для сердца, но и для дыхательных органов. Он и согласился-то лишь потому, что увидел свой научный интерес в подобном эксперименте. Но перспектива пойти под суд из-за гибели пациента резко охладила его амбиции. И уговоры начались по новой. В результате мы с ним заключили видео-договор, где под запись проговорили, что токсиколог сделает все от него зависящее, чтобы вернуть мне мою внешность после съемок, а я не буду предъявлять претензии, если что-то пойдет не так. Врач даже мою сестру заставил подключиться к договору и пообещать «на камеру», что она не причинит ему вреда в случае моей гибели. Как только с юридической стороной было покончено, я печально посмотрела на себя в зеркало, смиряясь с тем, как буду выглядеть в ближайшее время. После этого врач выдал нам с сестрой инструкцию и автоинжектор с заряженными ампулами.

На следующий день я направилась на киностудию, чтобы поговорить с режиссером. Прежде чем вколоть себе первую дозу яда, стоило подстраховаться и подписать все бумаги. Но у меня имелось условие…

– Мистер Ференс, я прошу включить в контракт пункт, что мои съемочные дни продлятся только три недели. Дольше находиться в таком… в таком… – я так нервничала, что не могла нормально сформулировать мысль. – В таком теле я дольше не выживу.

– Я бы и дня в таком виде не выдержала, – донесся до меня голос одной из вешалок, попивающих кофе в чайном уголке.

Я бросила на нее уничтожающий взгляд… Вернее, хотела бросить, но он не смог протиснуться в ту щелочку, в которую превратились мои глаза на опухшем лице.

– А ну цыц там, – прикрикнул на них режиссер, вовремя поняв, что актрису в моем положении лучше не бесить. – Дорогая Вивьен, я полагаю, что мы сможем урегулировать такие пустяки. Перепишем график, чтобы сначала отснять все сцены с вами. У вас такая фактура – вы просто идеально вписываетесь в задачу. Все остальные актрисы категорически проигрывали вам на пробах.

– Тогда предлагаю подписать документы, – попыталась я улыбнуться, но припухшие губы плохо растягивались.

Невольно вспомнились все актрисы с пластическими операциями: как они потом владели своим лицом? Мои мимические мышцы явно пребывали в шоке от происходящего.

– Дженнифер! – гаркнул во все горло режиссер так, что я подпрыгнула от неожиданности. – Дженнифер срочно сюда. Где контракт мисс Вивьен?

– Отец, я отправил ее за кофе, – раздался мягкий мужской голос.

К нам подошел высокий молодой человек, действительно высокий, что я со своим ростом не могла не оценить. Слегка отросшие черные волосы, зеленые глаза, нос с небольшой горбинкой, иными словами – он обладал почти модельной внешностью. Хотя с ходу я не могла вспомнить, чтобы встречала в журналах модель с таким лицом. Я бы его точно не забыла – мой любимый типаж.

Только я собралась расплыться самой обаятельной улыбкой, как невольно вспомнила свое отражение в зеркале. По спине пробежал холодок. Колени задрожали от резко скакнувшего давления: передо мной стоит мужчина моей мечты – и что он видит?!

Мне хотелось провалиться на месте. И, кажется, все шансы к этому у меня имелись: если потеряю сознание в таком теле, ни один мужчина не попытается меня поймать, и я просто проломлю пол. Я подняла взгляд на героя своих грез и вздрогнула – он пристально меня рассматривал.

– Наир, мальчик мой, ты хочешь испортить мне очередную ассистентку? – с какой-то обреченностью в голосе поинтересовался мистер Ференс.

– Почему сразу испортить, отец? – Он наконец-то перестал меня рассматривать и перевел взгляд на девушек, щебечущих в чайном углу. – Выполнение служебных обязанностей еще никому не вредило.

– Смею напомнить, что служебные они, когда Дженнифер бегает мне за кофе…

– Так она и тебе принесет, – рассмеявшись, перебил Наир.

– А как только они начинают бегать за моим сыном, – продолжил режиссер, – они перестают нормально работать.

Словно в подтверждение его слов в павильон вбежала запыхавшаяся Дженнифер и с благоговением протянула стаканчик с напитком модельному красавчику.

– О чем я и говорил, – тяжело вздохнул мистер Ференс, а затем громко гаркнул: – Дженнифер! Срочно принесите контракт мисс Эстр. Туда необходимо внести правки.

Ассистентка вздрогнула, виновато посмотрела на шефа и достала из безразмерной сумки, болтающейся на плече, светящийся пластиковый лист. Довольно новое изобретение, еще только входящее в обиход, но на киностудии им уже активно пользовались. Я сразу обратила внимание, что здесь применяют самые новые технологические достижения – это удивляло и восхищало.

Я взяла протянутый пластик, и он сразу активировался от отпечатка моего пальца, осуществив проверку прав доступа. Я приступила к чтению проявляющегося текста договора. Подобные листы были защищены от подделки, внесения исправлений после подписания, обладали функцией напоминания, отслеживания выполнения условий и еще много таких фишек, о которых я даже не слышала. С молчаливого одобрения режиссера я включила голосовой ввод и подправила пункты о сроках проведения съемок. Текст моментально скорректировался, ушел на согласование юристу компании и через пару минут вспыхнул зеленой рамкой, получив одобрение.

Заметив размер причитающегося мне гонорара, я едва не присвистнула. Он был значительно больше, чем я могла даже подумать. Теперь риск не казался мне таким уж необдуманным.

– Раз все формальности улажены, Вивьен, предлагаю вам пройти с Дженнифер. Она сейчас быстренько выдаст… – Режиссер посмотрел на ассистентку и понял, что она не слышала ни слова, потому что заигрывала с его сыном. – Дженнифер! Я сказал, быстро откорректируйте график съемок, разошлите всей группе и выдайте экземпляр нашей новой приме. Организуйте примерку, стрижку и все, что там еще нужно… Не мне же вам объяснять!

Только когда Наир, усмехнувшись, махнул рукой, подгоняя девушку заняться работой, она нашла в себе силы переключить внимание на меня. Но стоило отдать ей должное, Дженнифер быстро включилась в процесс, и дальше все завертелось-закружилось. Я не успевала перебегать за ней от одного стенда к другому, от павильона к студии – она приложила максимальные усилия, чтобы в срок подготовить меня к работе.

* * *

– Орхи, ты представляешь, на гонорар от этих съемок мы с тобой наконец-то сможем поехать в отель на спутнике! Все как мы мечтали.

Вечером мы сидели в гостиной и обсуждали результаты моей поездки на киностудию.

– Главное, чтобы врач не подвел и смог быстро привести тебя в форму, когда все закончится, – усмехнулась сестренка. – Я не хочу позориться на престижном курорте с батибат[1]…

– Ах ты, засранка! – Я кинула в нее подушку. – Не волнуйся, тебя я во сне душить не стану.

– Боюсь, я в принципе не смогу уснуть, пока ты не примешь нормальный вид. – Орхида вернула мне подушку таким же способом.

– Боишься – значит любишь! – я по инерции бросила «снаряд» обратно. – Вот и терпи.

Мы сами не заметили, как начали драться подушками. Но если в детстве бой длился до тех пор, пока синтетический аналог перьев не вырывался на волю и не покрывал тонким слоем место побоища, то теперь уже через пару минут я начала задыхаться. Орхида перепугалась и, быстро усадив меня на диван, принялась мерить давление и брать анализ крови, как научил ее токсиколог. К счастью, приступ быстро прошел.

– Если ты продолжишь задыхаться на ровном месте, я разорву твой контракт, – тяжело выдохнула сестренка, усаживаясь рядом. – Мои нервы долго не выдержат в любую минуту ожидать подвох: а вдруг сердце не справится, а вдруг токсин парализует дыхательные мышцы и ты не сможешь дышать, а вдруг…

– А вдруг у нас все получится, – перебила я, – и мы вырвемся из замкнутого круга. Эта роль, пусть и не в полнометражном кино, даст мне возможность продвинуться дальше в актерской карьере. Мне это важно.

– Виви, я понимаю, но, кажется, нам нужно пополнить запас успокоительных. А главное, я прошу тебя сообщать мне обо всем, что тебя будет беспокоить или волновать.

– Тогда тебе придется взять отпуск сейчас, чтобы постоянно быть на связи.

– Тебя уже что-то волнует? – серьезно переспросила Орхида, не поддавшись на мою подначку.

– Да, – тяжело вздохнула я. – Сын режиссера!

Я схватила подушку и спрятала в ней лицо, мне было стыдно смотреть сестре в глаза.

– Он такой красавчик! Самовлюбленный, самоуверенный и самый-пре-кра-а-а-сный…

Тут Орхи смогла оторвать принадлежность для сна от моего лица и потребовала:

– Рассказывай!

– Это мужчина-мечта. Высокий, даже выше меня, а ты знаешь про мой пунктик. Темные волосы, полные губы, завораживающие глаза… Рядом с ним я забываю о том, как выгляжу. И это самое ужасное! Потому что когда он на меня смотрит, в его взгляде появляется презрение пополам с недоумением. И это разрывает мне сердце! Которое и так сейчас пашет с удвоенной нагрузкой…

– Как ты умудрилась познакомиться с сыном режиссера? – Голос Орхиды сочился недоверием.

– Он был на киностудии, когда я приехала для подписания договора. Все сотрудники женского пола не сводили с него влюбленного взгляда, – тоскливо пояснила я. – А некоторые так еще и бегали хвостиком, готовые выполнить любое его желание.

– Гад какой!

– Гад, – согласилась я обреченно. – Но с такой харизмой… Странно, что он не снимается в кино.

– А он не снимается? – удивилась Орхида. – С его связями и внешностью, которую ты описала, это было бы логично.

– Если б я хоть раз видела его на экране, то не забыла бы. Сестренка, если он будет торчать на площадке, я могу загубить съемку. У меня мозг атрофируется, если я вижу его на расстоянии ста метров.

– Попей витамины, – машинально бросила Орхи, о чем-то задумавшись. – Ты же договорилась, чтобы они ускорили съемку?

– Да, завтра первый день. С самого утра буду на площадке.

Разговоры о кино всегда действовали на меня положительно, и я наконец-то смогла переключить внимание с мужчины, поразившего мое сердечко, на работу. Обсудив мой график, мы собрали специальную аптечку, разработали порядок действий на случай ЧП, а главное – нашли в сети повара, который делает жидкую еду. Из-за внешних изменений мне стало сложно откусывать пищу, а во время работы съемочной команды приходится все делать быстро. Поэтому еда через трубочку дарила надежду, что я не останусь голодной.

Очередную дозу токсина сестренка должна была вколоть мне утром. А пока мы выслали текущие показатели врачу и провели вечер за просмотром фильма. Правда, я опять половину сеанса жаловалась, что сыграла бы все эти роли лучше. Хорошо, что Орхи уже привыкла.

* * *

Каждый раз, приезжая на съемочную площадку, я безумно волновалась. Не то чтобы я сомневалась в своих актерских способностях, но точил червяк беспокойства: а вдруг напутала, а вдруг они передумали, а вдруг… а вдруг… а вдруг… Но грим, примерка, прогонка текста – все это быстро возвращало рабочий настрой, и вот уже режиссер кричит: «Камера, мотор!»

Я четко отыгрывала то, что требовалось, а в перерывах между дублями болтала ни о чем с девочками в чайном уголке. Сначала они настороженно ко мне относились, но пара шуток, несколько комплиментов, и вот мы уже щебечем как старые знакомые.

После обеда, на котором меня действительно очень выручила еда через трубочку, на площадке вновь появился сын режиссера. И атмосфера тут же изменилась: весь женский персонал как будто заколдовали. Каждая невольно начинала бороться за внимание «сиятельного господина». Режиссер только вздыхал. Даже я поймала себя на том, что слежу за Наиром в щелочки опухших глаз, забывая о том, какой меня видят люди. Мужчина шутил, раздавал указания, спорил с отцом. Чтобы отвлечься и не смотреть на него, я взяла стакан с трубочкой и принялась цедить свой «космический» десерт. Погрузившись в грустные размышления, не заметила, что напиток подходит к концу. По закону подлости одновременно с тем, как мистер Ференс крикнул «Тишина на площадке», округу огласил тарахтяще-хлюпающий звук моей трубочки, всасывающей со дна остатки еды.

Я застыла, а затем медленно обвела помещение взглядом, в глубине души надеясь, что никто не заметил. Все присутствующие замерли, глядя на меня. Причем если статисты тихонько посмеивались, то Наир Ференс готов был испепелить своими зелеными глазами.

– Использование лазера в качестве оружия запрещено международной конвенцией в две тысячи пятьсот шестьдесят пятом году, – невольно вырвалось у меня.

Наир демонстративно поднял руку и сбросил со лба на нос свои солнцезащитные очки.

– Так не жжет? – ледяным тоном уточнил он, после чего развернулся к отцу и заговорил о финансовых вопросах.

Я поняла, что он оценил мою шутку, мне даже удалось разрядить обстановку, судя по тому, как потешались в стороне актрисы, не задействованные в ближайшей сцене. Но все равно чувство неловкости погнало меня прочь, проветриться.

Любая киностудия состоит из больших и маленьких павильонов, коридоров, аудиторий, кабинетов. Причем тут все устроено как известный детский конструктор: модули легко трансформируются из одного в другой, подстраиваясь под конкретную задачу. Там, где вчера еще шло детское шоу, сегодня уже снимали масштабную историческую эпопею. Поэтому даже старожилы здесь зачастую терялись и плутали в поисках нужного места, если отошли от ресепшен без интеллектуального навигатора.

Сбежав из павильона, я просто хотела пройтись. Я была уверена, что уже запомнила дорогу до ресепшен и дамской комнаты, однако на нервах все равно умудрилась заблудиться, свернув не туда. Толкнула очередную дверь и, к своему удивлению, оказалась в небольшой оранжерее. Это место явно предназначалось для отдыха старожилов и постоянных сотрудников студии.

Понадеявшись, что никто не будет возражать, если я тихонечко поболтаюсь в парящем в воздухе плетеном кресле, я подтянула его к себе и с трудом, но уместила в нем свои раздувшиеся телеса. Многофункциональной мебели понадобилось несколько секунд, чтобы адаптироваться под новый вес, но после она воспарила на прежнее место – поближе к лиане с красивым цветком. Накрыв лицо одной из декоративных подушек, я немного поорала, снимая нервное напряжение. Затем вдохнула-выдохнула и дала себе еще пять минут, прежде чем возвращаться на съемочную площадку, но неожиданно услышала, как где-то открылась дверь. Видимо, в эту оранжерею имелось несколько входов. До меня донеслись голоса. С каждым шагом они становились все отчетливее. И вот я уже смогла разобрать речь:

– Отец! Я все понимаю, натуральная фактура, гениальный замысел, но нельзя же так издеваться над человеком!

– Это я над ней издеваюсь? – насмешливо уточнил мистер Ференс, чей голос я уже прекрасно узнавала.

– Ей лечиться надо! Причем сначала у психолога. Я вздрагиваю каждый раз, когда натыкаюсь на нее взглядом.

– Сынок, так, может, это тебе лечиться пора? – тон режиссера был удивительно серьезен. – Тебе не нравится человек, ты вздрагиваешь, его внешний вид оскорбляет твои чувства… Мир не крутится только вокруг тебя! Уж поверь мне. Твои слова являются лишним подтверждением того, что я выбрал лучшую актрису для нашего проекта. Именно о такой реакции мы и снимаем ролики, а ты даже не понимаешь этого.

– Я не могу понять людей, которые так издеваются над своим телом.

– Наир, тебе слишком легко все в жизни доставалось. Особенно смазливая внешность. Тебе не понять тех, кто добивается всего сам.

– Ты сейчас хочешь сказать, что я не работаю? – возмутился Наир.

– Конечно нет!

Мистер Ференс говорил что-то еще, но я уже не расслышала, потому что они стали удаляться от моего маленького укрытия. Все это время я боялась вдохнуть или выдать себя каким-то неловким движением. Поэтому стоило мне услышать хлопок двери, как я глубоко вздохнула, с трудом выбралась из кресла и побежала прочь из этого цветущего сада.