Читать книгу О вечном - Ирина Эйр - Страница 2

Там, где земля наполнена негой,

Где царят бескрайние поля,

Где леса макушками трогают небо,

Где волнуются пшеничные поля,

Где наполнен воздух ароматом

Свежескошенной травы

И где небо, опалённое закатом,

Стекает алой краской до земли,

Там жила как часть природы,

Как дитя её проказ

Надя – дочь самой свободы, —

Я о ней начну рассказ.

Она любила поутру

Проснуться с петушиной песней.

Любила, проводив зарю,

Уснуть под вечер с солнцем вместе.

Она любила звонко петь,

Сливаясь с соловьиным хором.

Она мечтала с птицами лететь,

Кружиться с ветром над земным простором.

Могла всю ночь она не спать,

Любуясь небом и луною.

Любила с вьюгой танцевать

И бегать под дождём порою.

Елена Петровна – мама Нади —

Была молода и красива.

И дни и ночи дочки ради

Старалась она, что есть силы.

Поутру она очень рано вставала,

Доила корову, кормила свиней.

Затем целый день кружева вязала

Из солнечных нитей и звёздных лучей.

Надюша те кружева продавала,

Возила их в город на дальний базар,

Немножечко денег она выручала

За свой прозрачный и лёгкий товар.

И каждый, увидев дочку и мать,

Всегда понимал, что они так похожи.

И надо, читатель тебе мой, понять:

У схожих снаружи и судьбы схожи.

Надюша была точной копией мамы:

Всё тот же высокий глубинный взгляд,

Всё та же улыбка, как солнце, сияла,

И тот же из русых волос наряд.

В той же деревне жил парень – Алёша,

И было ему девятнадцать лет.

(Надюша была на два года моложе, —

открою я вам свой секрет).

У мальчика не было папы и мамы,

А жил он со старым дедом.

Алёша – простой, добродушный парень,

Для деда был ясным светом.

Косил ли траву он иль строил что —

Всё спорилось, всё получалось.

Ему же казалось, как будто всё

Вокруг лишь него вращалось.

Надюша любила Алёшу как брата,

А он её несколько больше.

Она для него – отрада,

А он для неё – помощник.

С таким наслажденьем герой ежедневно

Её провожал на базар.

Мгновенье казалось просто бесценным,

Коль нёс её лёгкий товар.

Однажды Алёша под вечер,

Когда уж взошла луна,

Пришёл с думой к деду сердечному.

Герою сейчас не до сна.

«Любил ли ты, друг мой, когда?

Горело ли сердце огнём?

Мечтал ли о милой всегда:

И ночью, и утром, и днём?»

Алёша подумал немного

И продолжал свою речь:

«И ощущал ли тревогу

О том, как её уберечь?

Гадал ли о чувствах её?

Боялся ли, что нелюбим?

И смог ли сказать обо всём

Не речью… хоть словом одним?»

Старик покряхтел немного,

Дослушал Алёшину речь

И внуку сказал он строго:

«Алёша, позволь мне прилечь.

Я вижу, милок, ты влюбился.

Не в Надю? Скажи?» – «Да, в неё,

Но я ей ещё не открылся,

Не знает она ничего!» —

«Уверен ли ты в своих чувствах,

Правдивые ли они?

Быть может, ошибся ты просто

И принял за явь лишь мечты».

И дед посмотрел с укором,

Добавив: «Послушай, дружок,

Влюбляются все в твою пору,

Приняв за любовь лишь клочок.

Ты молод, горяч и доверчив,

И сердце любовью полно.

Ты даришь её бесконечно,

И ты получаешь добро.

Быть может, ты принял случайно

Привязанность к девушке той

За высшее чувство отчаянное,

За чувство с большой глубиной!»

Алёша лишь молчал

И слушал укор старика,

Но сердце его кричало.

Порыв удержал он в зубах.

Как горько ему было слушать

Суровый и грозный укор,

И звуки резали уши,

И сердце рвалось уже вон!

Когда же старик закончил,

Молчанье пришло в их дом.

Цвела тишина полночная,

И падала ночь за окном.

Алёша вздохнул глубоко

И тихо куда-то побрёл.

Он чувствовал: что-то широкое

Внутри набирало объём!

Оно стремилось наружу,

Оно оторваться стремилось.

Внутри напирало на кожу

И светом в глаза налилось.

И задрожали тут губы,

Огнём загорелись глаза.

Алёша разжал тут зубы

И выпустил в воздух слова.

«Однажды утром пахучим

Я в поле траву косил

И слушал песнь птицы певучей,

Малиновый звук в поле плыл.

То было дивное утро,

Оно наполняло меня!

От этого чудилось, будто

Ребёнком был маленьким я.

Мне чудилось, будто сливался

Я с утром и солнцем мечты

И будто весь мир смеялся,

И мне улыбались цветы.

Играли друг с другом ромашки

Касанием лепестков,

И танцевала кашка

С соцветьем других цветов.

А воздух был наполнен

Столь мягким ароматом.

И небо казалось бездонным,

Душа наполнялась отрадой.

Прилёг отдохнуть я на стоге

И слушал песнь птицы небесной,

Как вдруг услыхал недалёко

Другой голос нежный, прелестный.

А птичка моя замолчала,

Как будто заслушавшись песней,

Везде лишь она звучала.

И не было песни чудесней!

Я спрятался тихо за стог,

Боялся спугнуть ту певицу.

Дышал я так тихо, как мог.

И вновь запели вдруг птицы.

Сливалися птиц голоса

С той песней, высокой, хрустальной.

Она неслась в высь, в небеса,

Мотив был немного печальный.

Вдали появилась девушка,

Что пела ту песню дивную.

Она собирала бережно

Цветы в небольшую корзину.

Глаза её излучали

Столь чистый, таинственный свет.

И я пред тобой ручаюсь, —

Прекрасней их в мире нет.

Хотя я не видел море,

Скажу всё же наверняка, —

Глаза её глубже вдвое,

Лазурней, чем в море вода!

Тот образ мне был так приятен,

Что глаз отвести я не мог.

Он чист был и необъятен,

В него не вселился порок.

А девушка улетала,

Играя, смеясь с мотыльком.

С отрадой за ней наблюдая,

Я думал тогда лишь о том,

Как завтра я утром свежим,

Лишь солнышко только взойдёт,

Увижу образ столь нежный,

Волос её нежных полёт.

На следующий день я не встретил

Её, пусть весь день и прождал.

Как день пролетел – не заметил,

Как синяя ночь подошла.

Когда я вернулся, уж было

На улицах наших темно.

Весь мир мне казался постылым,

Где горе царило одно.

Надели берёзы серёжки,

А я лишь о ней мечтал.

С волненьем, почти безнадёжно,

Её я лицо написал.

Глядели, как настоящие,

Её неземные глаза.

Я их написал блестящими,

Такими, как были тогда.

Когда просыпался, сразу

Смотрел я на лик всегда:

В нём жил образ светлый, прекрасный,

И мне улыбались глаза.

На фоне небес бесконечных,

Над шумом земной суеты

Парил лик прозрачный, чудесный.

А взгляд был такой глубины,

Что знал сотворенье Вселенной,

Промытый слезами, огнём прокалён,

Сквозь тысячи перерождений

Познал то, зачем мы живём.

Часами бродил по деревне,

Мою незнакомку искал.

Мне силы давали деревья,

И веру я не потерял.

И много недель миновало,

Я мог только небо молить,

А денег осталось так мало,

Что не на что нам было жить.

Лишь образ любимый дарил вдохновенье,

Но делать уж нечего было!

С отчаяньем и сожаленьем

Решился продать я картину.

На рынке я сразу понял:

Внутри было что-то не так,

Душа моя в счастье тонет,

Почувствовал – это знак.

И вдруг, оглянувшись, узнал я

Ту девушку возле меня.

Она что-то быстро вязала.

Товар был её – кружева.

Узнал я образ нежный

И ясный её светлый взгляд,

И лёгкий её белоснежный,

Простой, невесомый наряд.

Я подошёл к ней и сразу

Решился заговорить.

Хвалил кружева её разные,

И всем захотелось купить.

И люди вставали в очередь,

Боялись – не хватит им,

Визжали от радости дочери,

Купив ворот к платьям своим.

Она же смотрела так ласково.

В глазах благодарность читал.

И жизнь показалась прекрасною,

Сбылось то, о чём я мечтал.

Домой возвращались мы вместе

Она прошептала вдруг мне:

«Спасибо!.. Ты был мне полезен,

Я так благодарна тебе!»

Улыбка любовью светилась,

И счастьем горели глаза.

Сказала она: «Я молилась,

И мне помогли небеса.

Товар мой берут очень плохо,

Порой я сижу допоздна.

Сегодня купили так много!

И быстро я всё продала.

Спасибо тебе, мой спаситель,

Спасибо за помощь твою.

В долгу пред тобой, покровитель,

Проси, – я всегда помогу!»

В ней не было крошки жеманства,

Кокетства девичьего нет.

Всё было в ней просто, прекрасно.

И шёл от неё тёплый свет.

Смутился я тут немножко.

«Помочь мне приятно было,

Меня называй Алёшей.

Скажи мне лишь твоё имя!»

Она, не смущаясь нисколько,

Сказала, сияя в отраде:

«Коль этого надобно только,

Зови меня просто Надей!»

С тех пор мы с ней крепко дружим,

И мир для меня прекрасен.

Как сильно же я ей нужен, —

Вопрос для меня не ясен».

И снова пришла тишина,

Заполнив собою все щели.

Царила повсюду она,

Себе открывая двери.

Тишина – это просто воздух,

Но немного другого состава,

Что приходит помпезно и грозно,

Что приходит, когда это надо.

Больше в смеси её кислорода,

И поэтому легче дышать,

Людям честным, душою свободным,

Ложь на правду не стал кто менять.

Ну, а тот, кто порокам поддался,

Задыхается, гибнет в ней.

Тишина заставляет бояться

Не других, а себя скорей.

Тишина заставляет думать,

В глубь себя объективно смотреть.

И, снимая слой фальши и шума,

Она может людей всех раздеть.

Тишина – это просто воздух,

Беспрестанно, что расширяясь,

Заполняет собой всё, что просто,

А от трудного отстраняясь.

Дед дослушал речь горячую

И тихонько Алёше сказал:

«Ты прости меня, милый, незрячего,

Ты прости меня – я очень стар.

Не узнал я порыва прекрасного,

Притупились все чувства мои.

Сам когда-то любил деву красную.

Не сердись на меня и прости…

Помню, ты спросил меня вначале,

Не любил ли и как всё ей рассказал.

Завтра я отвечу, обещаю.

От речей сегодня я устал».

Только солнце проникло в окошко,

И пропели ему петухи,

Уж проснулся герой мой Алёша,

Погрузился уж в думы свои.

Накормил не спеша он скотину

И сходил на ручей за водой,

Пощипал для услады малину,

Всё мечтая о Наде одной.

У любви, конечно, нет границы.

У неё нет ни начала ни конца.

О любви нам надо лишь молиться,

Ею награждают небеса.

О любви, мой друг, мечтать не стоит, —

Её можно отпугнуть и испугать.

Той любви, придуманной тобою,

Всё равно на свете не бывать!

Ведь нельзя же пережить нам дважды

Ту любовь, что создали мечты,

И любовь, что к нам придёт однажды, —

Дважды в одну реку не войти!

Жизнь тебя лишь для любви готовит,

Открывает твоё сердце для любви.

Но не каждый той любви достоин,

И не каждому её дано найти!

Подари любовь свою, ты, людям,

Думай ярче, чувствуй глубже ты!

И поверь, что в сердце не убудет,

А умножится любовь твоя внутри!

Вечером, чуть начало смеркаться,

Лёша к деду своему пришёл.

Дед давно его уж дожидался,

В нём он собеседника нашёл.

«Что ж, Алёша, ты хотел услышать

Про любовь, про молодость мою,

В моём сердце та любовь всё дышит,

Я её никак не усыплю», —

Начал сказ свой дед старинный,

На плечах тащил что целый век.

И рассказ вмещал, хоть был не длинный,

Всю ту боль, что знает человек.

«Раньше жил я в городе большом,

С интересом я учился на юриста.

Полон сил был, думал лишь о том,

Как бы стать большим специалистом.

Жизнь прекрасна! Я был молод,

У меня всё получалось и везло!

Я, как ты, любовью весь был полон.

Очень важно в жизни было то,

Что любил я однокурсницу – студентку.

Знаю я, – любила и она.

И любовь дышала в каждой клетке,

В сердце жарком пела и цвела.

Мы гуляли с Машенькой ночами

(Так зовут её, забыл тебе сказать).

С ней не знали мы ни горя, ни печали,

Собирались звонко свадьбу мы играть.

Но однажды стала молчаливой

И задумчивой любимая моя.

Грустной стала, боязливой.

Избегать вдруг начала меня.

Как-то вечером она мне говорила:

«Я с тобой сегодня не пойду,

Уезжаю я к подруге, милый,

К ней приеду – тут же напишу».

Я, конечно, очень испугался

И спросил: «Когда же ты вернёшься?»

А она: «Не надо волноваться.

Я не знаю, как всё обернётся».

И она уехала…

Ждал письма я очень долго,

Жизнь была помехою,

И я понял, – нет в ней толку!»

Жизнь никчёмна, нелепа,

Если нет в ней любви!

Ты не рад солнцу лета

И красотам зимы!

Суета всё на свете!

Глупо всё и уныло.

Смысла нет в жизни этой,

Если рядом нет милой!

Задыхаешься, гибнешь!

Ведь незнанья нет хуже!

Всё, что хочешь, отнимешь,

Но не это. О Боже!!!!!

Ты кричишь о пощаде,

Землю лбом пробиваешь,

Всё отдашь ты, не глядя,

На любовь променяешь.

Что-то режет, дробит

И грызёт твою душу.

Будь уверен внутри!..

И люби… – станет лучше!

«Где-то через три месяца

Получил я письмо.

Сердцу грустно и весело, —

Понял я – от неё.

Грустны были те строки,

Что погибель несли.

И тряслись мои руки,

И крутило внутри.

В том письме говорилось,

Что не любит меня,

Что уехала с милым

Навсегда! Навсегда!

То, что он её любит

И что дарит колье,

Что она позабыла

О всех чувствах ко мне.

«Понимаешь, ты беден,

Мне не дашь ничего.

С ним весь мир мы объедем», —

Говорило письмо.

Я решил тогда твёрдо,

Что не стоит мне жить.

Я ходил, словно мёртвый,

И не мог говорить.

Позже понял: не надо

Себя жизни лишать,

Ведь любовь – есть награда.

Грех – себя убивать.

Не сама жизнь берётся, —

Не тебе отнимать.

Жизнь Всевышним даётся,

И лишь Он сможет взять.

Я уехал в деревню,

Чтобы Машу забыть,

И оставил стремленье

Я диплом получить.

И решил, что в деревне

Я забвенье найду,

Чувства прочные, бренные

Позабыть я смогу.

Только память всплывала,

Только чувство росло.

И, цветком расцветая,

Ещё ярче жило.

И однажды зимою,

Лунной ночью, во мгле

Вдруг увидел её я —

Наяву – не во сне.

Она горько рыдала,

У порога стоя,

И к груди прижимала

Своё нежно дитя.

Она мне говорила,

Свои слёзы роняя:

«Милый, ясный, любимый,

Знаю, что потеряла!»

И дитя целовала

B кричала: «Прости!

Я люблю тебя, Ваня,

И любила внутри!»

Я её не простил…

Боль была меня выше.

Ночью Бога молил,

Чтоб меня Он услышал,

Чтобы момент возвратил.

Я б тогда на коленях

У неё попросил

Неземное прощенье.

Лёша слушал сказ деда,

Глядя прямо в глаза.

И из глаз, словно с неба,

Покатилась слеза.

Прощайте любимых, прощайте!

Ведь там, где любовь, нет зла!

Оно исцеляется счастьем,

Чтоб шире любовь росла.

Прощайте вы, что б ни случилось,

Прощайте за боль и печаль.

Любовь – это Божия милость,

Как Бог, постарайтесь прощать.

Прощайте всё, не судите

Вы строго любимых своих,

Тогда и судимым не быть вам.

Творец завещал: простить!

Прощайте любимых, прощайте!

Любовь ведь, как жизнь, одна!

Дана, чтобы нести людям счастье.

Любовь, чтоб прощать, дана.