Читать книгу Игры кошачьей богини - Ирина Фельдман - Страница 5

Было всего девять часов вечера.

Чарли задёрнула шторы и погасила верхний свет, оставив гореть пару ночников. Детская погрузилась в приятный полумрак.

Девятилетний Фредерик уже лежал в своей кровати, а Эмма, деловая колбаса, крутилась перед зеркалом и расчесывала длинные волосы, которыми наверняка гордилась. Стопудово станет настоящей красавицей с толпой воздыхателей через три-четыре года. Чарли шуганула кокетку, и та, вяло возмущаясь, полезла в постель.

Я оседлала стул и, уткнувшись подбородком в сложенные руки, развалилась на его спинке. Так здорово иметь братьев и сестёр, чувствуешь, что тебя никогда не коснётся одиночество. Жаль только, что это не моя настоящая семья. Боюсь, я не смогу полюбить этих людей как родных.

Хочу домой. Уже надоело притворяться и терпеть местные причуды.

И в своё тело хочу. В маленькое девичье тельце, в котором можно есть апельсины.

А ещё меня заколебали родители Бена. Они, по ходу, устроили негласное состязание «Кто добьёт сынулю». Миссис Хант весь день долбала меня глупостями вроде историй про то, как Бен мило смотрелся в пелёнках и как они все вместе ездили на море. Честно, мне не всегда интересно, что моя мама рассказывает, а тут чужая тётка про своего ребёнка трындит, как заведённая. Её муж тоже не давал мне скучать. С видом школьного директора завёл меня к себе в кабинет и часа два раскладывал передо мной, как точно гадалка карты, какие-то бумажки и грузил всякой фигнёй вроде «депозитов» и «векселей». Я тупо сидела, кивала и впадала в ступор, когда он задавал мне вопросы. Фу, блин! Не люблю экзамены! А вот Чарли показалась мне самым приятным и адекватным человеком в доме, и мне не терпелось познакомиться с ней поближе.

Девушка поймала мой полный печали взгляд.

– Прости. Когда мама занята, я всегда сама их укладываю. Мэгги на ночь мажется какой-то вонючей дрянью, не хочу, чтобы дети этим дышали.

По порядку. Как я недавно узнала, миссис Хант имела привычку сидеть по вечерам в чатах, то есть она строчила письма своим многочисленным родственницам и подружкам. И ещё она вела дневник и грозилась начать читать мне избранные отрывки, чтобы память вернулась быстрее… Святые печенюшки! Я этого не вынесу!

Мэгги, о которой упомянула Чарли, была безобидной старушкой. Нянюшкой, которая заботилась обо всех детях в семье, в том числе и о Бене. По мне, так милая бабуся с лёгкой формой маразма. Она ко мне вообще не приставала, пару раз только спросила: «Касатик, у тебя в школе каникулы?» – так что моё поведение не казалось ей странным.

– Чарли, а ты не знаешь, есть ли у меня дневник?

– Ты его с пятнадцати лет не ведёшь, – хмыкнула «сестра» и после паузы добавила: – Или ты стал его лучше прятать. Если не возражаешь, завтра достанем твои драгоценные записи, но не обольщайся. В них только твои душевные терзания из-за Абигейл Уоррен.

Эмма оторвалась от подушки:

– А мне можно на них взглянуть?

– Маленькая ещё. – Чарли взяла с письменного стола сине-серую брошюрку и, согнав меня со стула, поставила его ближе к ночнику. – А это как раз для детей.

Я слегка шлёпнула Эмму по пятой точке, чтобы подвинулась, и устроилась в изножье её кровати. А чё? Я тоже буду слушать сказку!

Мне хватило всего лишь одной истории. Лучше бы это был трэш братьев Гримм про отрезанные пятки и выколотые глазки!

Чарли прочитала историю про маленькую девочку Дженнет. У её родителей было немного денег, и когда они пришли в магазин, Дженнет потребовала, чтобы ей купили шёлковое платьице с лентами. Мать отговаривала её, говорила, что зимние сапожки будут полезней, но девчонка и слышать об этом не хотела. Сказочка закончилась на том месте, где главная героиня упала замертво, потому что «шёлковое платьице не годилось для метели».

«Хеппи-энд»!

– Ужас-жуть, – прокомментировала я. – Это что за бред?

Чарли вздохнула и полистала брошюрку.

– Это рассказы их гувернантки мисс Боунс, «О нравственности и добродетели». Представляешь, она заставила маму это купить.

– И это ещё печатают…

– Типографии всё печатают, лишь бы у клиентов были деньги, – неожиданно сердито сказала девушка.

Я окинула взором остальных слушателей.

– Дети, вам это нравится?

Те ответили не сразу, будто не ожидали, что кто-то когда-нибудь спросит их мнение.

– Не очень, – призналась Эмма.

– Скукотища, – осмелел Фредерик.

Я скинула ботинки и уселась по-турецки.

– А про хоббита не хотите послушать?

– Кто такой хоббит? – опередила мелких Чарли.

Ну держитесь! Сейчас вы закачаетесь!

– Как? Вы не знаете, кто это? – заговорила я интонацией актёра из ТЮЗа. – Хоббиты – очень славный и дружелюбный народ из Хоббитшира. Они маленькие, в половину человеческого роста, и живут в уютных норах, где отдыхают от забот и курят лонгботтомский табак. Правда, приключения они не жалуют, потому что из-за них можно пропустить обед…

Одобрительный смех. Что ж, зацепила публику.

Меня слушали с нескрываемым интересом. Старая добрая сказка про то, как Гэндальф и орава гномов разрушили привычный уклад жизни Бильбо Бэггинса, пошла на ура. На эпизоде с троллями малышня заметно заволновалась, зато каким радостным вышло спасение! Когда уставшие путники добрались до эльфийской долины Ривенделл, Чарли встала со стула.

– Замечательно. Предлагаю нам также отдохнуть. Все устали за день не меньше мистера Бэггинса.

Охо-хо! Ни о каком возвращении домой не может быть и речи, пока не закончу сказку. Нехорошо людей подводить.

С самого утра нам нанёс визит семейный врач Хантов, доктор Симмонс. Сравнительно молодой и всё же довольно грамотный мужик. По крайней мере, у него была гладкая речь, и он не вздыхал, как мой терапевт в поликлинике: «Что же с тобой делать?» Вероятно, он удивился тому, что его светлый образ испарился из памяти Бена, однако повёл себя достойно, не став заваливать меня дебильными вопросами. Деловито осмотрел место ушиба, которое уже совсем не болело, пощупал пульс, зачем-то меня послушал через трубку (сначала было стрёмно, но я быстро сообразила, что у меня на груди теперь нет ничего интересного). Под конец осмотра предложил обратиться в специализированную лечебницу (то бишь в психушку), однако не настаивал и выписал длиннющий рецепт. Вот уж что, а какие-то сомнительные лекарства я жрать не буду! Просто с честными глазами покивала и пообещала доктору следовать его предписаниям. Как только он ушёл, миссис Хант принесла мне две бутыли, одну коричневую с мутной микстурой, и другую – с рукописной этикеткой «лауданум». Дегустировать ни то ни другое я, разумеется, не собиралась, поэтому, стоило заботливой мамаше отвернуться, вылила свои дозы за окошко. Подкармливать этой гадостью цветы в горшках не стала, потому что уж больно запах отвратительный. Не хватало ещё для полного счастья, чтобы комната Бена насквозь провоняла. Кратко переговорив с Чарли, я выяснила, что слово «доза» как нельзя лучше подходит к моим лекарствам. Не зря слово «лауданум» мне показалось наркоманским, это же опиумная настойка на спирту! Что за люди, как можно наркоту дома держать?! И ведь в рецепте может оказаться что-нибудь покруче!

Ни капли в рот. Ни за что. Это же не витаминка С.

А они наивные… Как можно навести у человека в голове порядок с помощью психотропных веществ? Не знаю, чем пичкают душевнобольных в наших клиниках, но я как обыватель не вижу логики в таком лечении.

– Бенни, мне пришёл ответ от миссис Грин, – поделилась радостью миссис Хант, влетая в мою комнату. Ой, не в мою, но не суть.

Господи, когда же она от меня отстанет? Я хотела научить Тоби давать лапу, а не провести день в компании сумасшедшей тётечки.

Но я в её глазах не девочка Варя. Надо изображать сына.

– Наверное, это действительно хорошая новость.

Женщина сунула мне под нос развёрнутое письмо.

– Миссис Грин – супруга директора детского приюта. Святая женщина! Она благодарит меня и моих подруг за помощь. Послушай, она на пожертвования купила ткани, чтобы сшить сироткам рубашечки…

Теперь детки будут одеты-обуты, накормлены и тэдэ и тэпе. Мама Бена тарахтела без умолку. Дай ей волю, и она сама канонизирует эту миссис Грин.

– Бедная женщина, ей так тяжело заботиться о ребятишках! Я когда молюсь, про неё никогда не забываю, прошу Бога, чтобы он ниспослал ей сил и терпения. Мы с Харриет и Энни помогаем ей чем можем. Смотри, дорогой, она пишет, что нужны деньги для обучения детей. Я думаю, нужно дать не меньше…

– Там всё так плохо? – перебила я её и кинулась отнимать у Тоби тапку. Вдруг Бен, если вернётся, огорчится, узнав, что любимые тапчундры погрызены?

Миссис Хант замялась.

– Миссис Грин всегда пишет, что…

– Что значит «пишет»? Вы вживую не общаетесь?

– А зачем? Она же честная женщина, так подробно пишет…

Я слегка шлёпнула щенка по носу отобранным трофеем.

– Мама, ты как будто вчера родилась. Ты вообще этот приют в глаза видела?

Миссис Хант промолчала и стала вертеть письмо в руках, как ребёнок, не выучивший урок. Ну и наивняк! Взрослая баба, а так себя ведёт. Как хорошо, что интернет пока не изобрели, а то она бы ещё не так накосячила… Или это я такая злая и циничная?

Чувствуя себя засранкой, я подошла к ней и положила руки на её крупные плечи.

– Давай съездим и проверим, как дела у миссис Грин.

– Съездим? – удивилась маман.

– Съездим. У тебя же есть адрес приюта?

Она дёрнулась, словно ей только что предложили добровольно выпить все мои лекарства.

– Но это же Ист-Энд! Нам там не место!

– Мам, ну ты либо крестик сними, либо панталоны надень. Если уж делать добрые дела, то от чистого сердца и как положено. Не хочешь со мной ехать, поеду один. Нет, с Тоби, а то ему скучно в четырёх стенах.

Миссис Хант сглотнула. Её второй подбородок подскочил, как зоб у жабы.

– Твоя правда, сынок. Поедем. Только ты пообещай, что попросишь прощения за то, что обидел святую женщину.

У святой женщины не хватало по меньшей мере трёх зубов.

А ещё – совести.

О последнем было нетрудно догадаться. Судя по тому, что я увидела во дворе и прихожей приюта, здесь давно не убирались. Со времён мезозоя.

Пожухлый неравномерно растущий газон пестрел разного рода мусором, от деревяшек непонятного происхождения до битого стекла. Да дети во время первой же прогулки должны покалечиться! Хорошо, что Тоби остался с Томом, нашим кучером. Само здание приюта – унылая коробка с мутными окнами, крыльцо разбито в хлам. Уже на пороге я оставила надежду увидеть внутри что-то более или менее приличное и, в принципе, не ошиблась в своих ожиданиях. Грязь была везде, даже на стенах.

Что за люди? «Дайте-дайте», «поможите чем могёте», а сами палец о палец не ударят, чтобы что-то исправить.

Миссис Грин сразу поняла, что лоханулась и стала мямлить какой-то бред про то, как ей с мужем тяжело заниматься приютом и воспитанниками. Меня чуть ли не наизнанку выворачивало, до того противно было смотреть как эта квадратная бабень блеет, как невинная овца. А миссис Хант… Да я готова ей премию вручить за Самую Большую Тупость! Это ж как можно не замечать очевидного? Мало того что изнеженную леди смущала обстановка, она ещё с радостью позволила повесить себе на уши свежую лапшу.

Прости, Бен, но твоя мама иногда такая курица.

– Вот жопа, – нарочито громко вздохнула я.

Обе тётки вмиг заткнулись.

– Что ты сказал, дорогой? – пискнула моя спутница.

– Жопа, говорю. – Я прошлась по поскрипывающим половицам. – И внешний вид, и ситуация в целом. Помочь нужно. Вот прям срочно, сию минуту!

Миссис Грин явно расслабилась. На её широком, мужеподобном лице появилось подобие улыбки. Я чуть не отвернулась, чтобы не смотреть ей в рот.

– Где дети? Нам надо на них взглянуть.

Улыбка стала медленно сползать с её рожи.

– Дети?

– Ну да, дети. Такие маленькие существа, которых надо кормить, мыть, учить уму-разуму…

– Дети на месте и с ними всё в порядке, – отчеканила миссис Грин, глядя на меня как бык на неопытного тореадора.

Пыхтевшая от напряжения и духоты миссис Хант обрадовалась такому ответу.

– Вот видишь, Бенни. Всё в порядке…

Я стояла на своём.

– Покажите нам детей.

– Вам не нужно на них смотреть, – жена директора приюта тоже не сдавала позиций. – Подумайте о своей матушке. У неё же сердце кровью обольётся.

– Тогда и вы кое-чего не увидите. Денег.

– Простите его, миссис Грин! – малодушно заверещала миссис Хант. – Он весь в меня, такой же впечатлительный. Его так поразила история о ваших горестях, что он просто умолял меня приехать к вам. Бедный мой мальчик, так переживает!

Сейчас «бедный мальчик» вам всем покажет.

– Мама, она врёт.

– Как?!

– Как дышит.

Не обращая внимания на возмущения беззубой святой, я прошла в глубь дома. Грязь, какой-то неприятный застоявшийся запах, который чувствуется гораздо сильнее, чем в коридоре… Удивите же меня чистотой!

Воспитанников я обнаружила в небольшой комнате с грубыми деревянными столами и лавками. Фак! Это ж не дети, а поросята нечёсаные. И одеты в жуткие обноски, как специально на помойке подобранные. Не больше десяти штук, я уж не стала считать по головам. Все они кучковались рядом с неопрятной старухой, держащей в руке половник. Оторвав голодные взгляды от кастрюли, детишки уставились на меня. С таким страхом в глазах, будто у них собираются отнять вонючую кастрюляку.

Даже приятного аппетита не пожелаешь. От доброго слова вкусней дерьмо не станет.

– Мистер Хант! – подоспевшая миссис Грин аж задыхалась от негодования, не находя слов.

Миссис Хант с офигевшим видом топталась на пороге. Похоже, до неё наконец стало доходить, что быть благотворительницей не так-то просто.

– Э… это все дети? – неподдельно удивилась она. – У вас же их пятьдесят! Вы мне сами об этом писали. Я запомнила это число, потому что мы с Харриет и Энни отправили вам тогда пятьдесят фунтов.

– Да, их было больше, – подтвердила миссис Грин.

– А многих в работный дом отдали, – со свойственной нежному возрасту непосредственностью пояснил лохматый ребёнок лет пяти (реально, не поняла, мальчик это или девочка), – потому что их кормить нечем было. Нас тоже нечем, но нас пока не отдают. А Билли с Гарри и Мэри придут к вечеру…

– Молчи в присутствии старших, – шикнула горе-воспитательница.

– Они денежки у прохожих просят. Их миссис Грин палкой бьёт, ежели мало принесут, – всё же закончил смелый малыш. Речь новоявленного Павлика Морозова местами была невнятной, однако я и так всё поняла. – Мэри так вчера побили, что у неё на лице синяк.

Мальчонка постарше заплакал: видимо, соображал, что за такую откровенность побьют всех и не только палкой.

Миссис Грин побагровела.

– Это ложь! Вы же не поверили? Он в приюте недавно и постоянно лжёт.

А она вся такая белая и пушистая.

Вскрикнув, я прикрыла рукой глаза и отпрянула от неё.

– Сэр, что с вами? – она легко поддалась на провокацию.

– Ваш нимб. Он так ярко сияет, что глазам больно.

– Да как вы смеете!

Решив не затягивать бессмысленный диалог, я подошла к вышеупомянутой кастрюле и, задержав дыхание, взглянула на её содержимое. Блин, тут с самого начало было понятно, что всё в приюте плохо, но чтобы настолько! Я даже не могла подобное представить. В мутной жиже плавали сморщенные листья капусты, похожие на тряпки. Особую пикантность супу придавала почившая в нём большая муха.

Слов нет, одни эмоции. Непечатные!

Эх, чего не сделаешь ради детей.

Стараясь не выдавать брезгливости, я забрала у стоявшей столбом старухи половник, зачерпнула немножко, влила себе в рот и с удовольствием выплюнула на пол.

– Помои! И вы этим их кормите?!

Миссис Грин с новыми силами бросилась на защиту себя любимой.

– Просто сегодня неудачный день, поэтому рацион такой скудный.

– Женщина, ты вообще страх потеряла?! – по-настоящему разъярилась я. – От самой-то ветчиной несёт, а ваши воспитанники слова такого, наверное, не знают!

Вместо того чтобы причитать и плакать из-за грубости сына, миссис Хант вдруг проявила чудеса адекватности.

– Миссис Грин, покажите кухню.

Несмотря на вопли протеста, мы прошли в следующий круг Ада. Мама Бена снова осталась на пороге, но зато прекрасно видела, как я, отмахиваясь от мух и перепрыгивая через ленивых тараканов, лазаю по шкафам и копаюсь в кладовой.

– Вы же писали, что у вас вдоволь круп, овощей и хлеба, – наверное, таким тоном миссис Хант отчитывает своих чад за провинности, – однако здесь едой и не пахнет… Кстати, что это за смрад? Я бы уволила свою кухарку за такое!

Не было нужды проверять спальню и прочие помещения, но я с азартом проверила всё остальное. Встреть я самого директора этой богадельни, ему бы не поздоровилось! При своей нынешней комплекции я бы с радостью его отметелила.

Миссис Грин вспомнила о нём лишь тогда, когда я бродила вдоль кроваток с грязным постельным бельём.

– Скоро придёт мой муж и выставит вас отсюда!

– У-у-у! Страшно-страшно, – я даже не повернулась в её сторону.

– Ваш муж моему и в подмётки не годится, – кажется, миссис Хант невольно заразилась моим задором. – А муж Энни – судья, он вас всех посадит! Ясно? Будете вместе сидеть.

– Не будут, – возразила я, – в тюрьмах мужчин и женщин отдельно держат.

– Вы же разрушите мою семью! – взвыла миссис Грин.

Я лишь пожала плечами.

– Злонравия достойные плоды.

Красивая, оказывается, фраза. Вот только не помню, из Грибоедова или Фонвизина?

На этом эпопея о слепом меценатстве жёнушки банкира не закончилась. Не теряя времени, я заставила миссис Хант отправиться со мной в ближайший продуктовый магазин. Нелепо звучит, но наличных денег у нас с собой было немного, поэтому гуманитарная помощь вышла мизерной. Хлеб, чай и сыр. Ладно уж, всяк лучше той бурды с мухой вместо мяса. Как-нибудь до завтрашнего дня ребята протянут, а там и реальная помощь нагрянет. Эх, были бы тут мобильные телефоны, дело бы гораздо быстрей пошло!

Когда мы вернулись в приют с гостинцами, миссис Грин с каким-то мужиком на повышенных тонах обсуждали позицию защиты. Главные двери были, как ни странно, закрыты, но меня это ни капли не смутило: мы с миссис Хант и Томом обошли здание и зашли внутрь через чёрный вход. То ли Грины такие растыки и забыли запереть всё, то ли просто подумали, что люди нашего уровня понятия не имеют об альтернативных дверях.

Директор приюта мне не понравился ещё больше его противной супруги, несмотря на то что выглядел более или менее презентабельно. А его костюмчик просто выбешивал! Чистенький, новенький, и как ведь не стыдно одевать детей в рванину!

Я думала, что он погонит нас поганой метлой, однако мистер Грин, как ранее его жена, решил продемонстрировать нам свои актёрские качества. Такие же хреновые. С деланым безразличием на лице стал впаривать, что мы не так всё поняли, будто это временное помещение и что скоро достроят новое, где всё будет ништяк и бла-бла-бла.

А вот нефиг мне мозги пудрить! Дети и вправду грязные и голодные, так что не надо мне доказывать, что вся ситуация не более чем сюжет для ситкома!

Домой мы поехали только после того, как воспитанников гадского приюта накормили бутербродами с чаем. Никогда не считала себя сентиментальной фиалкой, но у меня глаза пощипывало от невыплаканных слёз при виде счастливых мордашек. Как их жизнь потрепала, раз скромное угощение для них – целый пир?

Нельзя просто уйти и забыть об этом. Я возьмусь за это дело лично!

Весь оставшийся день мы с миссис Хант разрабатывали план спасения сирот. Для начала в тезисах наметили дальнейшие действия: закупка продуктов и вещей первой необходимости, обеспечение средствами для гигиены или, как вариант, раз в неделю поход в общественную баню, уборка и ремонт, наём воспитателей и так далее. Конечно, самым лёгким способом было бы добиться расформирования приюта, но тогда не было бы гарантии, что дети не попадут в такие же условия.

Я проследила за тем, чтобы миссис Хант более правдиво написала послания своим подружкам-меценаткам, и только после этого успокоилась. Думаю, мы с ней обе извлекли уроки из этой истории. Если уж брать на себя ответственность, то на все сто процентов, а не абы как. А то какая это ответственность получается?

Узнав о наших похождениях, мистер Хант неожиданно воодушевился. Нет, он не собирался с высунутым языком бегать по инстанциям, его всего лишь обрадовало то, что Бен, то есть я, проявил смекалку и показал, что ему можно доверять. Мол, раз все эти прежние качества проявились, значит, и память скоро вернётся.

Фух, теперь можно с чистой совестью вернуться к хоббиту и гномам.