Читать книгу Вновь домой вернутся журавли - Ирина Грачиковна Горбачева - Страница 1

СССР. г. Ростов-на-Дону. 1951 г.

Почему этот период последних тёплых дней красочно раскрашенных кустарников и деревьев называют Бабьим летом? Потому, что женщины вобрав в себя все прелести летних месяцев в виде солнца и натуральных витаминов расцветают, соревнуясь с осенью красотой? В эти последние чудесные мгновения уходящего лета или наступившей осени у них чувствуется прилив сил и настроения. Да и у мужчин в эти дни так же поднимается настроение. Хочется жить! Нет, хочется жить и наслаждаться жизнью. Хочется вдыхать полной грудью этот воздух родного любимого города с запахом реки, несущимся с Дона, смешанным с ароматом осенних цветов дымком от небольших костерков, сжигающих опавшие листья.

Прошло шесть лет после Победы, а разрушенный город преобразился до неузнаваемости. Город и горожане, уставшие от тревог и оккупаций, а они перенесли их две, словно расцвёл заново, будто жители хотели изжить серо-чёрный цвет войны и порадовать себя радужностью цветущих веранд, клумб в скверах и парках города.

Сергей Колобов после окончания смены на заводе «Ростсельмаш», где он работал газосварщиком, заскочил домой переодеться и перекусить. От вкусного аромата ухи засосало под «ложечкой». Настоящий дончак от рыбки никогда не откажется. А что может быть вкусней пахучей маминой ухи?

– Сынок, не спеши, поешь нормально. Я ещё рыбки нажарила. С утра ездила на рынок, да так повезло, так повезло, – на звук дверного звонка мама вышла в коридор.

– Колобов Сергей Михайлович здесь проживает? – услышал Сергей басовитый мужской голос.

Через минуту в комнату вошёл человек в военной форме, но без погон. По выправке в нём сразу угадывался бывший фронтовик.

– Распишитесь, пожалуйста. Вам повестка на срочную службу в ряды Советской Армии.

– Боженьки мои, – запричитала мать, но её причитания остановил нежданный гость.

– Успокойтесь мамаша не на войну сын пойдёт. С ней заразой покончено раз и навсегда! А долг своей Родине отдать надо. Это почётная обязанность любого гражданина, – после росписи Сергея в каком-то журнале, он протянул ему руку и крепко пожал ладонь призывника, – поздравляю, – и, обернувшись к испуганной женщине, громко произнёс, – или вы опять хотите, чтобы всякая гадина к нам своей страшной рожей повернулась?

– Нет, не хочу, – испугано произнесла мать Сергея.

– Это правильно, – пробасил военный с наградными кубиками на левой груди и несколькими красными полосками определяющими количество ранений на правой.

– Ну, чего ты, мамуль, – Сергей, проводив мужчину, нежно обнял мать, – ты же у меня одна и я у тебя один, скорее всего где-то рядом буду служить. Не переживай, три года пролетят мигом. Что со мной случится?

Мать кончиком передника вытерла слёзы, поцеловала сына в щёку.

– Куда собрался? Всё не набегаешься? То в футбол гоняешь, то с ребятами пропадаешь до утра. Тебе что написано? Явиться в трёхдневный срок. Надо бы проводы собрать.

– Мам, какие проводы? Прогладь мне лучше стрелки на брюках.

– Как какие? Что ж если мы с тобой вдвоём остались, то и проводы справить не можем? Слава Богу, не бедствуем, есть, что на стол поставить.

– Родни у нас нет. Осталось раз, два, да обчёлся. Кому меня провожать?

– Нам соседи, что родня! Всю войну друг дружке помогали. Мы во дворе и накроем. Как Сашку Беспалого провожали, помнишь? Как хорошо было, душевно. Все принесли кто, что смог, да и Антон с Клавдией наготовили. А как песни мы всю ночь пели!

Мать положила брюки с очень широкими брючинами на одеяло для глажки накрытое белой простынкой, – вот мода пошла, это ж надо такие широченные! Если по нормальному скроить, так из них и брюки тебе и мне юбка вышла бы отличная. Серёж, слышь, что говорю? Говорю, хорошо проводили Санька, так ему и отслужилось легко.

– Мамуль, как проводишь меня, так и сделай из этих брюк себе юбку. Я вернусь, уже такие носить не будут. А провожай, как хочешь. Можно и во дворе. Лишь бы дождь не подвёл. Завтра суббота я последний день отработаю, получу расчёт, и заявление в кадрах оставлю об уходе на службу. В выходной в воскресенье проводите меня, а в понедельник пойду в военкомат с вещами. А сейчас, мамуль, не обидишься? С ребятами погуляю. Я не поздно вернусь, но ты меня не жди. Ложись спать. Не переживай.

– Только не поздно и осторожно, бандюгов по городу бродит, что грязи! Из них целый сарафан получится, перелицевать, так совсем, как новый будет, – задумчиво сказала женщина, но тут же спохватившись, прикрыла ладонью рот, – Господи, что это я, сына в Армию забирают, а я о чём?

Сергей выскочил из парадного подъезда высокого четырёхэтажного дома сталинской постройки прямо к троллейбусной остановке.

– Серёга, дай закурить, а то выпить так хочется, что от голода подохну, – шутя, но чистую правду сказал безногий сосед дядя Вася, сидевший на своей деревянной каталке с пристроенными к ней роликами.

Его широкие ладони были продеты через прибитые к двум деревянным брускам ремни, которыми он отталкивался от земли, помогая тем самым своему передвижению на каталке. Для быстроты передвижения у дяди Васи лежал между его култышек, до сих пор отдающих ноющей болью в оставшемся израненном теле, металлический крюк, которым он цеплялся за задний бампер останавливающегося около дома троллейбуса.

– Держите, – Сергей протянул ему несколько денежных купюр, – дядь Вась, вы бы и, правда, поели чего, а то на зацепе опять к «Спартаку» подадитесь?

– Эх, Серёга, чего ты понимаешь? У «Спартака» моё последнее место дислокации на этом свете.

– Ну что вы такое говорите, вы ещё молодой, вам жить и жить.

– Ну, ты даёшь, пацан. Не понимаешь. На кой ляд мне такая жизнь?

– Давайте я вас хотя бы в троллейбус посажу.

Так безногий фронтовик добирается до своего постоянного места нахождения – пивнушки, которая втёрлась между небольшим молочным магазином и летним залом кинотеатра «Спартак». Молоко и сметану в магазин каждое утро в больших бидонах, возит старый добродушный старик татарин на телеге с впряжённой такой же старой, слепой на один глаз лошадью Галкой.

Пивнушка похожа на муравейник от вечного круговорота посетителей и постоянного застывшего над ней людского гула. Здесь собираются в основном прошедшие войну мужчины, покалеченные войной с уставшими душами и полными горя глазами.

– Скажешь тоже. Нет, я с ветерком люблю. А лучше пивка, Серёга, еды нет. И сытно и хмельно.

– Завтра выходите во двор, меня в Армию будут провожать. Хоть поедите нормально, – сказал Сергей, запрыгивая в троллейбус.

– Уважаю. Молодец Серёга. Буду, как штык!

До парка им. Фрунзе всего две остановки, это расстояние Сергей всегда проделывал пешком. Но сегодня он спешил. Они договорились с Лариской встретиться у деревянного здания клуба имени Фрунзе и поехать в парк Горького. Выйдя на своей остановке, он помог дяде Васе освободиться от троллейбуса с вечно кричащей на инвалида кондукторшей и, подцепив каталку этим же металлическим крюком, перевёз его на противоположную сторону дороги. Забежав на Нахичеванский базар, Сергей купил небольшой букет разноцветных астр. Пробежав мимо магазина «Промтовары», заскочил в «Главхлеб» и, проглотив слюну от запаха вкусно пахнущего свежеиспечённого хлеба, продававшегося там, взял пару мягких бубликов с маком и большую плитку ириса «Кис-кис», который любила Лариса. Проходя мимо памятника Карлу Марксу, он издалека заметил, что у клуба Лариски не было. Сергей перебежал широкую площадь Толстого и оказался на Двадцать третьей линии. За зданием библиотеки имени Пушкина, через несколько метров вниз к Дону, был двор, в котором она жила. Словоохотливая и громкоголосая мать Лары, сообщила ему, что дочь давно ушла с Жориком со второй Пролетарской. Растерявшись, Сергей сунул букет в руки всё ещё что-то говорившей ему женщины и медленно пошёл назад к остановке.

Ребята из его бригады Володька и Юрок уже ждали Сергея у входа в Центральный городской парк.

– Ты что такой кислый? – увидев Сергея, спрашивали они.

– Повестку мне вручили, завтра на проводы приходите, – грустно ответил он.

– И чё? Куда? Не грусти, брат, – загалдели товарищи наперебой.

– Да я не о том. Ларка с Жоркой с Пролетарки ушла. А обещала со мной пойти. Сегодня хотели Лолиту с ней посмотреть.

– Да брось ты, нашёл по ком сохнуть! Пошли ребята по пивку по такому случаю, – предложил Володька.

– Бублик дай! И сам заешь обиду, – обнял за плечи товарища Юрок.

Ребята вошли в парк. Красивые клумбы, чистые покрытые мелким жёлтым ракушником дорожки и тропинки, спускающиеся лианы, какие-то вьющиеся растения, успокаивали взор и пыл входящих сюда людей. Ребята поднялись на мостик из ракушника через небольшой ручей, протекающий под ним, облокотились на перила и засмотрелись на рыб, сверкающих своим золотом у поверхности воды.

– Молодец новый директор парка!

– Говорят, что фронтовик.

– Ага, без одной руки, а рукастый оказался.

Через несколько минут друзья были у кинотеатра «Россия» с вечной очередью за билетами на очередной сеанс, а там совсем рядом пивной зал со стоячими круглыми столиками на улице.

Бойкий Юрка протиснулся через шумную очередь за пивом к прилавку, а Сергей с Володей, подошли к крайнему освободившемуся столику перед входом в пивнушку. В душном со спёртым воздухом помещении собиралась постоянная публика всё из тех же разбитых на страшной бойне измученных воспоминаниями о ней людей.

– Держите, – Юрка поставил на столик три кружки со светлым пивом, – здесь всегда свежее, пивной завод рядом.

– Ага, свежеразбавленное, – недовольно добавил Сергей.

– Да, ладно тебе, Серёга, погнали к «Ракушке», там после концерта танцы будут.

Перед открытой сценой эстрадной площадки, все места были заняты зрителями. Ребята стояли поодаль, прислонившись к раскидистому каштану.

– «Серым утром крик печальный, снова слышу я вдали. Мне привет свой шлют прощальный в хмуром небе журавли…», – со сцены приятным баритоном пел мужчина.

– Песня хорошая, надо слова срисовать, – задумчиво произнёс Сергей.

– И мотив запомнить, – Юрка тихо стал насвистывать в такт звучащей музыке.

– Пошли к танцплощадке, – Володя обнял за плечи обоих товарищей и, насвистывая понравившуюся мелодию, они пошли вглубь парка.

– «Ясным утром в день весенний, с песней счастья и любви. К старым гнездам над рекою вновь вернутся журавли…», – доносилось с эстрады.

      Впереди себя ребята увидели, как на почти безлюдной слабоосвещённой дорожке парка двое парней грубо хватая девушку за руки, тащили её в гущу кустарника.

– Чего ты ломаешься? – говорил хамоватый парень, пытаясь схватить её за руку с одной стороны, другой парень пытался ухватить ещё совсем молодую девчонку за плечи.

– Ребята, отстаньте от меня, я сейчас милицию позову! – увёртываясь от них, плакала девушка.

– У, какая ты недотрога! Я таких люблю!

– И я! – хулиганы отпускали пошлые шутки, противно смеясь и пуская в лицо девушки папиросный дым.

Володя, Юрий и Сергей быстро подошли к ним, встали вокруг парней и девушки.

– Пацаны зачем к даме пристаёте? Видите, она не хочет с вами идти, – сказал Сергей, но тут, же получил удар в лицо.

Пока Юрка и Володька мутузили хулиганов, девушка достала из маленькой вышитой бисером сумочки носовой платок и стала вытирать кровь с лица Сергея.

– Милиция, милиция! – закричали появившиеся на парковой дорожке прохожие.

Этот крик и трель милицейского свистка отрезвил дерущихся.

– Атас! – крикнул кто-то из хулиганов. Все парни кинулись врассыпную и через секунду скрылись в кустах парка.

– Бегите! – крикнул Сергей друзьям вдогонку.

– Четверо на одного! Безобразие! Покоя нет от хулиганья! – слышались выкрики из вдруг образовавшейся ниоткуда толпы людей.

Сергей и девушка ничего не смогли объяснить ни им, ни прибежавшим милиционерам. Наконец убедив их, что никаких претензий ни к кому они не имеют, Сергей взял девушку за руку и они, смеясь, выскочили из ворот парка.

– Как тебя звать невеста? – спросил Сергей девушку.

– Вера. А ты фантазёр или враль? – смеясь, ответила ему Вера.

– Я не врал!

– Тогда Барон Мюнхгаузен. Нафантазировал, что я твоя невеста, что тебя завтра провожают в Армию.

– Это правда.

– Что я твоя невеста? Так твоя невеста Лариска! И ни в какую Армию тебя не провожают.

– Лариска? Она не моя невеста. А в Армию меня провожают завтра. Я и тебя приглашаю. Приходи, узнаешь. Подожди, а откуда тебе известно о Лариске?

– И не только о ней. Я знаю, что тебя Серёжей зовут, и работаешь ты сварщиком на «Ростсельмаше».

– Ну, ты даёшь носопетка! Откуда такие сведения? И вообще тебе сколько лет? Почему в таком раннем возрасте гуляешь и так поздно?

– Побежали! Троллейбус идёт. Опоздаем на него, пешком придётся идти. Тебе куда? – спросила Вера.

– Не всё обо мне знаешь. Мне на Двадцатую линию, а тебе?

– А мне ближе на Двадцать третью. Знаешь такую?

– Ещё бы, – ответил Сергей, заметив себе, что девочка очень даже симпатичная и смех у неё такой красивый заливистый. Жалко только, что совсем молоденькая, – всё понятно! Сколько же тебе лет? – поинтересовался он, запрыгивая в троллейбус.

– Шестнадцать, а что?

– Да ничего. Думаю, чья ты такая? Вроде я всех на вашей линии знаю.

– Знаешь, да не замечаешь. Ты же всё в седьмой номер к Лариске бегаешь?

– Ага! Отбегался уже.

– А я, напротив живу, через дорогу. В шестом номере.

– Едем до Театральной площади! За проезд платить, кто за вас будет? Черчилль или без билетов доедите? – к ним не заругает?

– Она в ночной смене на мельнице. Чего тут идти осталось. Только темно очень.

Вскоре их шаг стал медленней, разговоры длиннее, а ночь короче. Уже забрезжил рассвет, когда Сергей подвёл Веру к воротам большого коммунального двора.

Недовольно фыркнул старый дворовый пёс Пират, ночью всегда спавший у ворот, но учуяв знакомые запахи, он положил лохматую морду на лапы и закрыл свои добрые глаза.

– Слушай, Вера, а ты, правда, приходи завтра на мои проводы!

– Да? Я же ещё мала. А Лариска, что скажет? – Вера быстро побежала к своей двери.– Приходи, я буду ждать!

Насвистывая новый мотив понравившейся песни, Сергей повернул назад. Ему ещё предстояло пройти несколько остановок к своему дому.

Часа в четыре по полудню, вернувшиеся с первой смены соседи мужчины стали выходить на ими оборудованную большую детскую площадку и прилаживать длинные доски, хранившиеся в дворницкой специально для таких случаев к приносимым из квартир табуретам. На накрытые скатертями столы для забивания «козла», составленные вместе, женщины выносили, кто что мог. Кто-то вынес донскую блестящую от жира селёдочку, порезанную крупными кусками с уложенными на них кружками репчатого лука. Кто-то нарезал салат из сочных местных помидоров с огурцами, с крупными кружками сладкого болгарского перца, сдобренный донским пахучим подсолнечным маслом. Кто-то нажарил кабачков. Стол оказался по южному заставленным обилием овощных закусок. К нему как раз подошли вкусные котлеты и фаршированные морковкой крупные болгарские перцы, пропитанные острым томатным соусом, приготовленные Серёжиной мамой и пирожки с капустой и картошкой, которые жарили все хозяйки коммунальной квартиры, в которой проживал Сергей.      Молодёжь вынесла патефон и по двору разнеслась популярная «Кукарача». Сергей подошёл к груде пластинок лежащих на столе.

– У тебя нет пластинки с песней, знаешь, там про журавлей? – спросил он собирателя пластинок Виталика.

– Что-то не припомню. Слушай, что достал на рёбрах, чечёточка! Что надо, поставить?

– Да нет. Послушай, может, вспомнишь? Там такие слова. «Серым утром крик печальный, снова слышу я вдали. Мне привет свой шлют прощальный в хмуром небе журавли», – Сергей напел ему несколько строк из куплета.

– Да, ладно тебе Серёга, к твоему возвращению найду тебе такую песню. Лучше скажи, где служить будешь ещё не известно?

– Завтра скажут. Куда пошлют, там и придётся служить.

Сергей с Володей и Юркой стояли в глубине двора подальше от материнских глаз и распивали бутылку «прощальной».

– Ну и что вчера? Чем всё закончилось, спаситель? – пропустив рюмку за хорошую службу, спросил Володя.

– Отвёл домой и…? – заулыбался Юрий, – целовались?

– Никаких «и». Тем более целоваться. Она совсем девчонка, всего шестнадцать только исполнилось, – серьёзно ответил Сергей.

– Понравилась, понравилась Серёге дивчина, – наперебой подзадоривали парня друзья.

– Понравилась да будет не моей.

– Чего так?

– А то, что она через два года выскочит замуж, а мне-то три года служить.

– А ты что, знал её раньше?

– Говорю же, знал, да не узнал. Когда успела вырасти? Ларискина соседка по улице.

– Вот это да!

У второго выхода из большого двора, скромно стояла девушка и не решалась подойти или окликнуть Сергея. Это была Вера. Она видела, как какие-то только что пришедшие на проводы девчонки протягивали Сергею бутылку белого вина и бесцеремонно целовали его в щёки, вытирая потом с них яркую алую помаду, как другая девушка, потянула его в круг танцующих вальс, и они закружились в танце, глядя друг другу в глаза.

У Веры на щеках появился румянец. Глаза покрылись прозрачной плёнкой слёз. Она обиженно повернулась и вышла со двора на улицу.

– Ну и танцуй, а я всё равно тебя дождусь. Так и знай! – решительно произнесла она.