Читать книгу Стать смыслом его жизни - Ирина Грин - Страница 6

Зайдя в комнату, Вера почувствовала: сестра не спит. Она села на диван, нашла Катину руку.

– Привет.

– Привет, я тебя ждала.

– Хочешь чаю?

– С вчерашним пирогом?

– Можно и с пирогом.

Вера притащила с кухни чайник, тарелку. Сидя с ногами на диване, Катя ела прямо руками, облизывая пальцы. Ей казалось, что она снова оказалась в детстве, если и хотелось о чем-то говорить, то только о тех днях, когда они жили все вместе.

– Знаешь, Вер, я тоже хочу такие же волосы, как у тебя, надоело быть рыжей.

– Это проще простого, у мамы даже краска есть, я утром тебя покрашу.

– А давай сейчас, чего ждать до утра?

Вера обреченно покачала головой – похоже, сон сегодня откладывается, и, добродушно ворча насчет дитя, которое лишь бы не плакало, пошла в ванную. Через полчаса Катя уже сидела на стуле с намазанными краской волосами и рассматривала бумаги на Верином столе.

– Ой, что я нашла! – она вытащила пластиковую папку с двумя довольно неумело нарисованными картинками. – Это же мы с Сенькой рисовали свои мечты! Ты их до сих пор хранишь? Надо же, какими дураками мы тогда были! Я хотела выйти замуж за миллионера. Ага, прямо выстроились миллионеры в очередь! А ты? Помнишь, Вера, ты хотела стать учительницей. Как же – учительницей! Мама с детства видела нас врачами и никем больше.

– Дай сюда!

Вера взяла у сестры папку, села в кресло и положила рисунки на колени. Как же давно она их не видела! И Сеня… Как давно она не видела Сеню!

Ей было двенадцать, Катерине десять. Стояло лето. По утрам солнце уверенно затопляло комнату. Занятия в школе закончились, и можно было наслаждаться законным бездельем. В тот день Катя со Славкой и Костиком, верными друзьями, как обычно, возились в зарослях сирени возле дома. Вера сидела и листала книгу тут же, на скамейке. Она была так поглощена этим занятием, что очнулась только от толчка в бок и шепота сестры:

– Глянь, какой урод!

Мальчик и правда был странным: невысокого роста, толстый, с приплюснутым лбом, нависающим над маленькими прищуренными глазками, с оттопыренными ушами и редкими, словно прилипшими к голове, волосами. Выйдя из подъезда неуверенной и оттого казавшейся неуклюжей походкой, он плюхнулся рядом с Верой.

Видно было, что ему хочется присоединиться к компании, хохотавшей в кустах, но он не решался.

Вечером девочки наперегонки рассказывали родителям о том, как прошел день.

– Наш новый сосед – такой урод! Фу! – поморщилась Катя, плюхаясь рядом с мамой на диван.

– Никакой не урод, – возразила мама, – просто не такой, как все. – И она с улыбкой потрепала Катю по торчащим вихрам.

– А какой? – настаивала девочка.

– С синдромом Дауна. У него лишняя хромосома, поэтому он не похож на обычных людей, – сказал папа, отложив газету.

Мать кинула раздраженный взгляд на отца.

– Как хорошо, что ты отказался преподавать в институте, бедные студенты… Девчонки же не знают, что такое хромосомы.

– Не знаете? – удивился отец и с недоверием посмотрел поверх очков.

Сестры дружно закивали головами, и папа пустился в долгие и непонятные объяснения.

– Он больной? – наконец, не выдержав, перебила Катя.

– Нет, не больной. Немного по-другому устроен, но это не значит, что он плохой человек.

Утром Вера побежала в библиотеку к тете Гале.

– Дайте мне что-нибудь про хромосомы.

Библиотекарша давно не удивлялась запросам любимой читательницы.

– На, держи, – она дала девочке увесистый том энциклопедии и несколько медицинских журналов, в которых Вера обнаружила дискуссию ученых: могут ли дети с синдромом Дауна жить полноценной жизнью.

Несмотря на определенные трудности с терминологией, тема захватила ее – еще бы, ведь предмет обсуждения не был каким-то абстрактным человеком, он жил с ней в одном дворе! Вере казалось, что сама судьба дает в руки замечательный шанс – проверить на деле то, о чем пишут в книгах. Почему-то вспомнились рассказы о врачах, испытывавших на себе новые вакцины. А еще было жалко мальчика, к которому судьба оказалась настолько несправедливой.

Возвращаясь домой, Вера увидела на скамейке возле подъезда нового соседа.

– Привет, – она села рядом с ним, – меня зовут Вера.

Он заулыбался, смешно наморщив лоб. Маленькие глазки превратились в щелочки с торчащими в разные стороны ресницами.

– А я Сеня, можно я буду с тобой дружить?

Вера не могла вспомнить, как первый раз попала домой к Сене. Комната мальчика поразила полным безличием: узкая, идеально заправленная кровать, шкаф, абсолютно пустой письменный стол, стул. И больше ничего. Ничего, говорящего о том, что в этой комнате кто-то живет. У Веры повсюду громоздились книги: на подоконнике, на столе, на кровати, на полу. Половина Кати изобиловала мягкими игрушками и портретами знаменитых красавцев. Здесь же все было абсолютно пусто и напоминало больничную палату. Напрасно глаза скользили по идеально гладким стенам в поисках хоть какой-нибудь зацепки.

– А где твои игрушки, книги?

Сеня улыбнулся жалкой, беззащитной улыбкой.

– Ты любишь читать? – настаивала Вера.

Мальчик пожал плечами. Разговор явно не клеился. Сеня сидел, втянув голову в плечи и сжав руками колени так сильно, что короткие пальцы побелели.

– Я не знаю, – наконец сказал он.

В это время из магазина вернулась Сенина мама. Увидев Веру, она очень обрадовалась.

– Ты, наверное, Верочка? Как хорошо, что ты зашла, а то Сеня приболел немного. Знаешь, он очень много о тебе рассказывает. Пойдем, поможешь выложить покупки.

Вера поняла, что женщина хочет поговорить наедине, и проследовала за ней на кухню.

– Садись. Хочешь чаю, кофе?

– Водички, если можно, – попросила Вера, усаживаясь на табурет и оглядываясь по сторонам.

Кухня была такой же, как Сенина комната, – больнично-безликой. Налив стакан воды, женщина села напротив. Она была немолодой, какой-то уставшей, печальной, с потухшими глазами и опущенными уголками рта.

Ее звали Натальей («Просто Наташа, можно без отчества»). Лет до семи у Сени было много друзей. Дети любили его за доброту и веселый характер. Он смеялся так, что все вокруг начинали хохотать, забывая про мелкие распри и ссоры. А потом друзья пошли в школу. Наташа тоже отвела сына в специальный интернат для детей с синдромом Дауна. Что случилось со среды, когда сияющий Сеня с букетом разноцветных астр остался в классе, до пятницы, когда после работы она пришла забрать его на выходные домой, мать не знала. Но веселый, добрый, заразительно хохочущий мальчик превратился в бледного напуганного зверька. Выйдя из спальни, он бросился к матери, уткнулся лицом ей в колени и зарыдал так безутешно, что у Натальи заныло сердце.

– Сынок, ну что ты! – повторяла мать, гладя его по вздрагивающему затылку.

– Мамочкин сынок, соскучился, – прокомментировала поведение ребенка вышедшая из спальни воспитательница. – Вы не волнуйтесь, привыкнет. Ему тут лучше, чем дома.

Женщина Наталье не понравилась. Какая-то она была неестественная, и улыбка, кривившая ярко-красные губы, казалась фальшивой. «Может, это просто ревность материнская?» – пришло в голову. По дороге домой она пыталась расспросить Сеню об интернате, но тот упорно молчал.

За выходные мальчик немного успокоился, но когда в понедельник утром Наталья разбудила его, Сеня вновь расплакался. С трудом удалось матери уговорить его одеться и пойти в школу.

– А вот и наш Сеня! – встретила их воспитательница и, обращаясь к Наталье, прошептала: – Уходите, мамаша, уходите.

Наташа почувствовала, как сын стиснул ее руку.

– Пойдем, скажи мамочке «До свиданья», – воспитательница протянула руку, Сеня схватился обеими руками за мать и забился в истерике. С трудом оторвав от себя сына, Наталья оттолкнула его и, выскочив из комнаты, прижалась к холодной стене. Плач сына стал глуше – она поняла, что его увели в другое помещение.

Наташа вышла на улицу, свежий сентябрьский ветер остудил лицо. «Так надо, – уговаривала она себя, – так надо», – но внутренний голос шептал обратное.

Придя в пятницу, она была поражена видом сына. Вялый и абсолютно спокойный, он вышел к ней и достал из шкафчика обувь. Наталья заметила, что правый туфель он надевает на левую ногу.

– Сынок, так неправильно, – она присела перед ним на корточки. Глаза матери и сына на мгновение встретились, а потом он равнодушно отвернулся.

В понедельник Наталья пошла к заведующей. Полная ухоженная дама лет пятидесяти с внушительной халой на голове, делавшей ее похожей на молодой гриб-боровик, внимательно выслушала ее, сочувственно кивая.

– Не расстраивайтесь, мальчик сейчас проходит сложный период адаптации, еще неделька-две – и вы его не узнаете.

– Но я его и так не узнаю, он стал совсем другим, мой сын был веселым, заботливым, а теперь…

– Не все сразу. Как мать я вас хорошо понимаю, но вы должны потерпеть. Вы ведь желаете добра своему сыну? – заведующая уставилась на Наталью. – Тут у нас он среди своих, под присмотром, можете быть спокойны за него. С детьми работают профессиональные психологи, вот в пятницу проводили тесты, хотите посмотреть?

Наталья молча кивнула.

– Так, Васильковский Арсений… – бормотала заведующая, роясь в большой стопке бумаг. – А, вот, посмотрите.

Наташа взяла лист, на котором торопливым почерком были написаны абсолютно непонятные слова: дисграфия, дислексия, дискалькулия.

– Что это значит?

– Различные расстройства обучаемости. Скорее всего, нам не удастся научить вашего Сашу ни читать, ни писать, ни считать. Сами понимаете… – она развела полными руками.

– Моего сына зовут Арсений, и раз вы считаете, что не сможете ничему научить его, я не вижу смысла оставлять его здесь.

На этом Сенина школьная жизнь закончилась. Эти две недели в интернате полностью изменили мальчика. Он перестал выходить на улицу и целыми днями сидел на стуле или на кровати, стиснув руками колени. Участковый психиатр объяснял поведение ребенка эмоциональным срывом. Он посоветовал Наталье переехать в другой район. Однако это не помогло – Сеня по-прежнему был безучастен к окружающей жизни, предложение выйти на улицу вызывало панику. Матери казалось, что сын потихоньку угасает.

Однажды Наталья подтащила Сеню к окну.

– Пойди, погуляй, посмотри, как хорошо!

Внизу, в зарослях сирени, громко хохотали девочка и двое мальчишек.

К удивлению матери, Сеня пошел в коридор искать кроссовки. Сердце радостно забилось. «Только бы никто не обидел его, только бы ему понравилось в новом дворе!»

А потом Сеня стал рассказывать про девочку Веру, с которой он дружит и которая «очень-очень хорошая».

– Спасибо тебе, – закончила рассказ Наталья, – спасибо!

Она обняла Веру и поцеловала. Девочке было неловко, она не знала, что сказать.

– Ну, я пойду?

– Иди, иди, конечно. Ты уж извини меня, не стоило, наверное, тебе все это рассказывать, – пробормотала Наталья, пряча глаза, в которых стояли слезы.

Вера долго не могла заснуть – ей было жалко Сеню. Влюбленная в книги, она не представляла, как можно жить, не умея читать. А что если попробовать? Сначала эта мысль показалась ей абсурдной – для нее, дочери медицинских работников, мнение врачей было неоспоримо. Но что-то подсказывало, что стоит попытаться. Ведь врачи в интернате не успели так подружиться с мальчиком, как она. Засыпая, Вера представляла, как Сеня берет книгу и…

Первые шаги были очень трудными. Сеня захлопывал книгу и смотрел на нее глазами, полными неподдельной печали. Хотелось все бросить, казалось, что из этой затеи ничего не получится. Но наступал новый день, и она, запасшись терпением, начинала все сначала. Видя, что Сеня боится книг, Вера стала действовать по-другому: писала буквы прутиком на земле, мелом на асфальте, носком ботинка на первом снегу. Карточки с буквами «неожиданно» появлялись у Сени в кармане, на скамейке, на ступеньках лестницы. Постепенно, шаг за шагом, они одолели буквы, научились складывать их в слова. К следующему лету Арсений уже довольно бегло читал, стараясь подражать Вериной интонации. Получалось немного смешно. Но получалось! Когда Сеня прочитал матери про дуб у Лукоморья, та расплакалась.

Катя не понимала привязанности сестры к Сене.

– Вер, ты чего, влюбилась в него, что ли? – удивлялась она.

Вера пожимала плечами. Это казалось странным, но, кроме Кати и Арсения, она больше почти ни с кем не общалась и не представляла жизни без своего необычного друга. Несмотря на все ее старания, Сеня был абсолютно равнодушен к книгам. Он брался за них, только чтобы не обидеть подругу, и под любым благовидным предлогом бросал чтение и убегал во двор, где всегда находил для себя какое-нибудь дело. Но Вера не огорчалась – гораздо важней для нее было то, что Сеня перестал бояться людей, из нелюдимого замкнутого мальчика превратился в отзывчивого, улыбающегося подростка, стал настоящей палочкой-выручалочкой всего дома. Он выгуливал собачку Серафимы Михайловны, чинил постоянно отваливающееся колесо у детской коляски соседки с третьего этажа, помогал дворнику подметать улицы, вешал белье, бегал в магазин за мелкими покупками.

Однажды Сеня зашел к Вере и застал целую компанию Катиных подружек, занятых рисованием стенгазеты к первому мая. Он долго стоял и смотрел, как на белой бумаге появляются цветы и шарики. В интернате он пробовал рисовать, но это было совсем не то.

– Я тоже хочу, – покраснев от смущения, сказал мальчик Вере.

– Вот еще! – фыркнула Катя.

– Да ладно тебе! Рисуй, Сеня, – Вера дала ему листок бумаги.

Он был не таким большим, как у девчонок, зато у Арсения была своя коробка с красками и целых три кисточки. Со знанием дела он притащил с кухни баночку с водой, поболтал в ней кисточкой и начал рисовать. Процесс захватил Сеню настолько, что он, казалось, позабыл о времени. Вера читала книгу, стараясь не мешать. Наконец, картина была готова: по угольно-черной земле бродили огромные странные птицы с длинными ногами и причудливо изогнутыми клювами, над ними низко нависали свинцовые тучи. И только где-то далеко, в правом углу листа, небо пронизывали тонкие, почти невесомые лучики невидимого солнца. Веру охватили противоречивые чувства. С одной стороны, от темных облаков и страшных птиц веяло мистическим ужасом, с другой – картина чем-то притягивала, не давала отвести взгляд.

– Как называется твой рисунок?

Сеня пожал плечами, но по глазам было видно – он доволен.

Теперь почти все свободное время мальчик рисовал. Одежда, лицо, руки постоянно были перепачканы краской, глаза светились охотничьим азартом.

Однажды Катя пришла домой с прогулки в слезах: она потеряла сережку – длинную висюльку, преподнесенную на Восьмое марта одним из ее школьных друзей. Катя очень любила эти сережки. При ходьбе они весело покачивались, позвякивали и создавали настроение постоянного праздника. Когда девочка смеялась, они, казалось, звонко хохотали вместе с ней. И вот теперь одна из висюлек была безнадежно утрачена.

Родители успокаивали Катю, обещали купить другие сережки, но девочка была безутешна.

Где-то через неделю, вечером, когда вся семья была в сборе, раздался звонок в дверь. Катя метнулась открывать – в такое время могли прийти только ее друзья.

– Вера, – раздался из прихожей ее недовольный голос, – это к тебе.

Вера вышла. В дверях неуверенно мялся Сеня.

– Привет! – улыбнулась Вера. – Что-то случилось?

– Я к Кате.

– Чего тебе? – нетерпеливо дернула плечами Катерина.

– Вот, – он разжал кулак. На ладони, радостно поблескивая, лежала сережка.

– Ты… Ты… – от радости у девочки перехватило дыхание. Потом она схватила сережку и внезапно, в порыве благодарности, чмокнула Сеню в щеку. Тот покраснел, засопел, рука его потянулась к месту прикосновения Катиных губ. Потом он резко сорвался с места и понесся вниз по лестнице.

Вера захлопнула дверь и зашла в комнату, где Катя весело щебетала, уже надев любимые сережки.

– Слушай, а твой Сеня не такой уж и урод, – заметила Катерина, – он вроде и ростом стал выше и посимпатичнее, что ли.

Вере тоже казалось, что Сеня изменился в лучшую сторону – подрос, и выражение лица у него стало более осмысленным, и глаза меньше косили. Даже его постоянная, словно извиняющаяся улыбка стала не такой жалкой. Вера чувствовала, что в этих изменениях есть и ее заслуга, но не считала успехи Сени чем-то особенным.

После случая с сережкой Арсений сделался у сестер постоянным гостем. По вечерам, сидя на диване, Вера читала вслух книги – все подряд, а он увлеченно рисовал. Мама часто сетовала, что после гостя на скатерти остаются разноцветные пятна, но по ее глазам было видно: ей нравится друг старшей дочери. Иногда третьей в компании оказывалась Катя. Она фыркала и комментировала чтение смешными репликами. Сеня при этом краснел и что-то сопел под нос, но вслух свои мысли высказывать не решался.

* * *

– Вер, ты что? Спишь? Не пора смывать краску?

– Да, да, – Вера встряхнула волосами, словно освобождаясь от воспоминаний, – пойдем.

Потом они долго сидели, обсуждали планы на будущее. Катя хотела бросить институт, так как за учебу надо было платить, но Вера настаивала, чтобы она училась, ведь можно найти такую работу, чтобы оставалось время на учебу. Пусть с маленькой зарплатой, но в конце концов она готова помочь. Когда полуночницы, наконец, уснули, короткая летняя ночь близилась к концу. Услышав сквозь сон звонок будильника, Катя с трудом продрала глаза и перевернулась на другой бок, собираясь поспать еще немного, но поняла, что Вера сейчас уедет на работу, оставив ее один на один с матерью. Волей-неволей придется общаться, отвечать на вопросы, чувствовать себя непонятно по какой причине виноватой. Нет уж, лучше она поедет вместе с сестрой.

С кухни доносился запах кофе – Вера, уже полностью одетая, сидела за столом.

– Ты чего так рано? – удивилась она, увидев заспанную Катю.

– Подожди немного, я с тобой.

Вера понимающе кивнула, и Катя понеслась в ванную, быстро умылась, «нарисовала» глаза. В сумке обнаружила бархатную коробочку – подарок Олега.

Зайдя на кухню, Катя поймала быстрый взгляд Веры и поняла: той что-то не нравится.

– Красиво?

– Да, – коротко ответила Вера.

– Вер, ну ладно тебе, ты прямо как мама! Встречают же по одежке…

– Ладно, поехали.

– Верунь! А давай вечером сходим на дискотеку! Что ты все дома и дома? Познакомишься с кем-нибудь, все веселей! Или думаешь, что твой принц на белом коне заявится прямо сюда?

– А вдруг и впрямь приедет, а я на дискотеке? Представляешь, как он расстроится? – улыбнулась Вера.

– Только коней нам тут не хватало! Он же не поместится в прихожей – где ты его будешь держать? А если навалит кучу? Фу-у-у! – не унималась Катя.

– По-хорошему прошу, отвали, – добродушно отмахнулась Вера.

На остановке сестры расстались – Вера отправилась в больницу, а Катя – в центр.

Сойдя с маршрутки, девушка решила немного прогуляться по магазинам. Где-то она читала, что ничто так не успокаивает нервы, как хороший шопинг. Правда, денег нет, но… Тут она вспомнила вчерашние рисунки. Может, в том, что читала тогда Вера, есть какой-то смысл? Ведь Сенька вроде стал художником. Он сразу поверил в то, что мечта исполнится. А она лопухнулась, потеряла столько времени. Ну ничего, все поправимо. Пусть не миллионер, хотя бы какой-нибудь директор фирмы или банка. В этот момент на лицо будущей супруги миллионера упала капля, затем еще одна. «Блин, снова дождь!» – возмутилась Катя. Хороша же она будет, если вымокнет! Представилось, как потенциальный директор, поджав нижнюю губу, точь-в-точь как мать, говорит:

– Что за мокрая курица!

Катя посмотрела по сторонам и увидела небольшое кафе. «То что надо!» – и она потянула дверь на себя.

Хотя дождь только начался, Катя успела промокнуть, ее знобило. Интерьер явно не согревал – по периметру зала стояли огромные аквариумы, в которых лениво обмахивались плавниками угрюмого вида рыбины. Посетителей почти не было – только за одним из столиков сидел мужчина. Кате хватило мимолетного взгляда, чтобы понять: натуральный ботаник[2].

– Капучино, пожалуйста, горячего, огромную чашку, – попросила Катя у официанта.

Она достала из сумки упаковку бумажных носовых платков и попыталась привести в порядок макияж. Но внезапно увидела, как ботаник привстал с места, делая знаки кому-то находившемуся по ту сторону окна, в мире ливня. В это же мгновение дверь распахнулась, и в кафе ворвался молодой, довольно симпатичный мужчина. Не вошел, а именно ворвался, сразу наполнив помещение мощным, практически осязаемым потоком энергии.

– Ну как? – воскликнул ботаник.

«Мог бы не спрашивать, – подумала Катя, – и так понятно, что все путем, вон как сияет». Словно в подтверждение ее мыслей незнакомец вытянул руку ладонью вперед. Ботаник звонко хлопнул по ней и просиял.

– Я знал, я был уверен!

А Александр не мог прийти в себя – возбуждение, которое он испытал при разговоре с директором «Посейдона», требовало выхода, он чувствовал, как все внутри у него вибрировало от неуемной эйфории. И тут он увидел Катю. Темные, почти черные мокрые волосы… Что-то знакомое в обхвативших чашку руках.

«Она… Не может быть… – метались в голове мысли. – Слишком глубокий вырез, чересчур яркий макияж, неуместные в такое время бриллианты. И все-таки… Подними глаза!» – почти взмолился он.

Катя почувствовала какое-то беспокойство, медленно подняла взгляд. Красавчик смотрел на нее. В глазах было столько жажды, столько желания…

Она легким, почти незаметным движением поправила прическу, села прямей и улыбнулась. Охота началась.

А он, увидев эти светлые глаза в обрамлении черных волос, почувствовал, что погружается в них, как в трясину, и спасения уже нет.