Читать книгу Коноплянка - Ирина Иванова - Страница 2

Даты плещутся, как реки,

разбавляя близость далью,

погружая в свои сети

где улыбки, где печали.

Мир молчит, молчат дороги,

век исчез, как не бывало.

За порог уносят ноги

бывший запах карнавала.

Незабудки, письма, встречи

время съело без возврата,

и восторженные речи

тоже канули куда-то.

Ничего нет. Нашу память

также скушают на завтрак.

Как голодные пираньи,

поглощают чувства даты.

Вытирая пот и слёзы

на лице, чтоб чище стало,

жизнь отчаянно смеётся

в немоту пустого зала.

Уходят люди, ничего не говоря,

да и никто их в этом не осудит,

разбередив, снимая якоря,

уходят люди молча, без прелюдий.

А сердце, как ранимая мишень,

трясётся от болезненных зарубок.

Уходят: кто-то в жизнь, а кто-то в смерть,

и никогда их для тебя не будет.

Но если прикипел ты, с кожей рви

от них свою податливую душу.

Уходят люди, остаются их стихи

и то, что даже время не нарушит.

Сыграй мне музыку, душа,

я буду слушать,

как дождик льётся, чуть дрожа,

по тёмным лужам,

как занимается рассвет

в лесу сосновом,

как преломляет солнце свет

на лист кленовый.

Сыграй мне светлую печаль,

я слушать буду,

как ветер, волны неся вдаль,

поёт повсюду,

как хорохорится весна

порою пряной,

как вечер прыгает шутя

в закат багряный.

Сыграй мне что-то в стиле рок,

под щебет птичий,

чтоб я забыла на часок

про свод приличий

и песни стала распевать

на зло соседям,

а в мыслях радостно мечтать

о новом лете.

Сыграй мне музыку, душа,

я буду слушать,

как время длится, не дыша,

и шепчет в уши,

что жизнь проходит, что она

совсем не вечна.

Сыграй мне музыку, душа,

о бесконечном.

Этот ноябрь не такой, как всегда —

без мокрого мерзкого снега.

Куском уцелевшим желтеет луна

на фоне вечернего неба.

Природа, задумавшись, главного ждёт.

Приняв неизбежность ухода,

она свою ношу достойно несёт,

не клянча спасенья у Бога.

Пугает, как выстрел, внезапная смерть,

когда не спросив разрешенья,

она не даёт не дожить, не допеть,

не выпить всю чашу смиренья.

Но этот ноябрь не такой, как всегда,

торжественно дремлет природа,

как будто давно уже знает она

срок жизни и дату ухода.

Пугает страхами колючая зима,

и я боюсь уже её пророчества,

где замыкает целый мир она,

где нет спасения от одиночества.

Летят вокруг воздушные шары

и лопаются на морозном небе.

Уходят в никуда мои миры,

оставив думы о насущном хлебе.

В реальности есть только один мир,

в котором ты мишенью лишь являешься.

как будто чей-то силой создан тир,

где раз попав в прицел, не возвращаешься.

Летят, летят прозрачные шары

по правилам игры без исключения,

и тонут в них воздушные миры,

мои миры, своё забыв значение.

Белое виднеется на чёрном.

Чёрное виднеется на белом.

На стене белеет обречённо

след от почерка, оставленного мелом.

Выцвели от времени все буквы,

поутихли неземные страсти,

когда дни летели, как минуты,

когда сердце наслаждалось счастьем.

Повзрослели маленькие дети.

Поредела у деревьев крона.

Друг за дружкой навсегда исчезли

бабушки на лавочке у дома.

Смотрится отчётливо былое.

Радость закупорили потери.

Сколько нужно выпить в жизни боли,

чтобы быстро чувства онемели?

Чёрное виднеется на белом.

Белое виднеется на чёрном.

В молодости лучше там, где не был,

в возрасте достаточно покоя.

Глаза не открыв ещё, город молчит.

Мне в уши диктует слова тишина.

Одни мы с тобою, кричи, не кричи.

И я не хочу ни любви, ни вина.

Не рвусь я уже в приоткрытую дверь,

не слушаю чьи-то чужие шаги.

Я больше тебе доверяю теперь,

тебе посвящаю свои я стихи.

Ты кофе с лимоном, дружище, налей

и мне посмотри откровенно в глаза.

Не нужно с тобой нам больших перемен,

мы их пережили когда-то сполна.

Мы видели, как предавали друзья,

и как затаившись, молчали враги,

а мы с тобой шли, никого не виня,

залечивать рану от прежней любви.

Глаза не открыв ещё, город молчит.

Мне в уши диктует слова тишина.

Тебе посвящаю свои я стихи,

тебе одному доверяю сполна.

Мозг рисует невольно фрагменты слов,

называя, как в детстве, по именам

все намёки движений, метаний, снов,

чтоб себя отыскать, не сойдя с ума.

Неизбежное после – друзья, враги,

одиночество будто лишилось сна.

Лишь прислушавшись, слышно её шаги,

той судьбы, что так долго во тьме ждала.

Отступают назад все чужие дни,

и становится радостным тусклый взгляд.

Одиночество, ты уж меня извини,

но теперь я по жизни пойду одна.

Лето машет, как в детстве, своей рукой,

забывая, что завтра придёт зима.

Чтоб дорогой судьба не пошла другой,

я ей встречу назначу уже сама.

Стихи не перестанешь слышать впредь,

завидовать тебе всё станут больше,

ты можешь взять и просто умереть,

но даже смерть твой не испортит почерк.

Ты можешь взять, и обрубив концы,

закрыться в доме, где гуляет ветер,

но даже там тебя найдут стихи,

другого рядом просто не заметив.

Придут они к тебе, когда ты спишь,

разбудят ночью или на рассвете,

лица слегка коснутся, не остыв,

как это делают в одном порыве дети.

Стихи не перестанешь слышать впредь,

завидовать тебе всё станут больше,

но если вдруг захочешь умереть,

учти, что смерть твой не изменит почерк.

Дорогие мне люди в других городах

пишут письма в стихах, оставаясь вдали.

Я пытаюсь вглядеться, но тают в лучах

освещавшие ночью их путь фонари.

Я стараюсь понять нежность искренних слов,

то в руках подержу, то верну их назад.

Как такое бывает – крадётся любовь

осторожной пантерой, скрывая свой взгляд?

Я пытаюсь понять, но в других городах

одиночество тоже сегодня в цене.

Отрекаясь, любовь перестанет страдать

и напишет письмо равнодушное мне.

Дней напридуманных объятья.

Зачем же так, скажи на милость,

я наряжаюсь в чьё-то платье,

чужое, что и мне сгодилось?

Читаю я чужие письма

и слушаю чужие речи,

а по ночам опять мне снится

тот сон, что душу мою лечит.

И привыкая жить в разлуке,

тебя уже не узнавая,

я нежные пытаюсь звуки

извлечь из грохота трамвая.

Дней напридуманных объятья.

Зачем же так, скажи на милость,

мы сочинили наше счастье,

а нам оно не пригодилось?

Новые стихи твои.

Ожиданье гасит вечер.

Вновь ни слова о любви…

Только ветер, один ветер

крутит мысли и слова,

перемалывает строчки.

После каждой, как трава,

расцветают многоточья.

Расцветает, как молва,

одинокая потеря.

Огрызаются слова,

словно загнанные звери.

Но стучит в твоё окно

нарисованная птица.

Это я, и мне дано

полетать и возвратиться.

Ты, мой странный визави,

боль опять стихами множишь,

где ни слова о любви,

и нет места жизни тоже.

Бьётся рыбой об лёд надоевшая память,

бесполезно пытаясь ещё раз понять,

что судьбу невозможно заплатой подправить,

что распято однажды, уже не распять.

Нагнетает тоску мрачноватая осень,

сбросив в кучу листву, как ненужную кладь.

Так и в жизни надежду день снова уносит,

что лелеяла ночь, словно нежная мать.

Удержать не пытаюсь пустые объятья,

потускнели слова на бумажном листке,

что вчера обещали немножечко счастья,

а сегодня растаяли льдинкой в руке.

Бьётся рыбой об лёд надоевшая память,

бесполезно пытаясь ещё раз понять,

что молчанием можно нечаянно ранить,

а безмолвием в самое сердце попасть.

Серые страницы ноября

белыми страницами поправлю,

и одиннадцатый лист календаря

я на день себе ещё оставлю.

Белым пухом запорошит путь,

снежной россыпью покроет в парке ели,

а мы с ним добавим по чуть-чуть

ветра свежего с осеннею капелью.

А мы с ним пойдём по холодку

воздухом дышать ещё свободным.

Мне, как и ему, не по нутру,

когда хлёстко бьют друг друга в морду.

Нелюбимый месяц, так и что ж,

будем мы теперь с ним оба квиты.

В этой жизни сразу не поймёшь,

жив пока ты или пал убитым.

Серые страницы ноября

белыми страницами поправлю,

и одиннадцатый лист календаря

я на память о тебе оставлю.

Нежданной зимней сказкой за окном

глядят на мир одетые деревья,

а с верхних веток тихо снежный ком

слетает белой скатертью на землю.

Зима сплетает нити в кружева

надежд без оговорок и усилий,

нам говоря, что жизнь всегда права,

смерть покрывая прошлогодней пылью.

Ещё не все мосты разведены.

Зима лишает грусть фигуры речи,

готовя по ночам живые сны,

в которых ты шагаешь мне навстречу.

Мир, замерев, спокойно спит,

ослабив ножны,

и лишь поэт свои стихи,

как подорожник,

к открытой ране приложив,

впитав их кожей,

рифмует ночью слово «жизнь»

до нервной дрожи.

Поэт не смотрит на часы,

он слышит время,

когда оно в окне летит

незримой тенью.

Он видит, как встаёт рассвет

в туманной дымке,

как солнечный играет свет

души на снимке.

И денег пусть не накопив,

он знает всё же,

что чем быстрее жизнь бежит,

то тем дороже

дождинок на стекле следы,

вкус лета спелый

и осторожные шаги

судьбы несмелой.

Мир, замерев, спокойно спит,

ослабив ножны,

рифмует лишь поэт стихи

до самой дрожи.

Я нежности остатки соберу,

чтобы не тронули их снежные метели,

пока снежинок танец поутру

напоминает мне, как в детстве пели

они, кружась неспешно за окном,

как опускались бережно на землю,

и мир был весь покрыт счастливым сном.

Но где ты, детство? Где ты, счастье? Где ты?

За окнами торопится зима

жить-не тужить и птицей-недотрогой,

что вырвалась из клетки, пьёт она

всю радость перед будущей дорогой.

Я для тебя – в тумане лёгком дымка,

что исчезает утром за окном,

неразличимая в движении картинка,

что так привычна в поезде ночном.

Ты для меня – далёкая планета,

что ореолом в небесах горит

так высоко, что кажется – ни света,

и ни любви в ней нет для нас двоих.

Два ночника, светящихся во мраке,

два фитиля в мерцающем окне,

друг другу посылающие знаки

тепла на остывающей земле.

Как много в мире праздных слов,

ненужных мыслей,

и только музыка нам всё

поёт о жизни.

Она звучит и сердце рвёт

сильнее стали.

Но жизнь всегда идёт вперёд,

а мы устали

от суеты, от серых масс,

от строя в ногу,

любви красивой напоказ,

и понемногу

мы разучились просто жить

легко и чисто,

кого-то преданно любить

светло, без смысла.

Отбив, как мячик от стены,

всех слов браваду,

душа всё ищет тишины

себе в усладу.

А сердце бьётся, как мотив,

и между прочим,

не о еде, а о любви

всегда хлопочет.

Как много в мире лживых фраз,

ничтожных мыслей,

и только музыка сама

поёт о жизни.

Снег белый все пути покрыл,

дома и лица.

А ты не жив, и не убит.

Не возвратиться

туда, где рвались паруса,

синело небо,

и создавались адреса

мест, где ты не был.

Снег заметает, что прошло,

и что проходит.

А в этой жизни, как назло,

не происходит

чудес, а только сыплет снег,

чужой и белый.

И замедляет время бег,

и пишет мелом

свой старый и привычный стих

без чувств и смысла,

когда не жив, и не убит.

Не возвратиться…

А за окном ложится снег, безумно белый,

а на часах – «пора вставать», и снова утро.

Глаза котёнка, как вино в бокале прелом,

и сыплет снег свои стихи на землю будто.

Они чисты, они по-своему прекрасны,

без лишних проволочек и прелюдий,

как вечность, как простое слово «здравствуй»,

летят они на землю в помощь людям.

А люди закопались в глупых спорах,

не видя красоты, теряя душу.

Сметает снег пустое лишним сором…

Когда летят стихи, их нужно слушать.

Двери открыты наполовину,

можешь шагнуть и поймать удачу.

Видишь, как утро выгнуло спину,

как в броске львица, и небо плачет.

Облако дремлет, свернувшись котёнком.

Позднее утро в небесных дырах.

Как мне хотелось бы быть ребёнком,

знавшим, как жить, чтобы жизнь сложилась.

Слёзы стоят, как в строю солдаты,

что в нетерпении ждут сигнала.

Туча повисла мешком зажатым

над тротуаром, снегом распятым.

Двери открыты наполовину,

можешь шагнуть и поймать удачу.

Видишь, как утро выгнуло спину?

Хочешь – иди, не смотри, что плачу.

Хлебнув без остатка всю эту земную суть,

отведав на вкус горьковатую сердца боль,

жизнь, чертыхаясь, летит в ледяную муть,

прощаясь в который раз навсегда с тобой.

Но завтра она распахнёт голубые глаза,

дав насладиться сполна своей красотой,

всё для того, чтоб понять, что никак нельзя,

мир не обняв, уйти от него на покой.

Глядят, будто в вечность, кошачьи немые зрачки.

И нам друг от друга не деться уже никуда.

Ты знаешь все страхи, надежды и мысли мои,

а я лишь читаю тебя по слогам пока.

Дорога стремительно тянется в ад или в рай,

и нам не решать, по какому идти пути.

Как в детской считалке, не скажешь «любой выбирай»,

пока кто-то свыше считает твои очки.

Я скучаю, я очень сегодня скучаю

по одетой в весеннюю влагу зелёной листве,

по бодрящему летом в жару ароматному чаю,

по хрустящему снегу в холодном немом январе.

Я скучаю по берегу, где напряжённые волны

вечно меряют силу в надёжном и точном броске,

по бесстрастному небу, что смотрит на мир отрешённо,

звёзды, словно подарки, сжимая незримо в руке.

По коту, кто один безгранично и сильно мне верил,

и которого я не сумела однажды спасти,

я скучаю сегодня, всё множа невольно потерю,

не пытаясь уже от беды той куда-то уйти.

По дорогам, что взгляд не охватит до самого края,

по шальным поездам, увозящим от мнимых тревог,

я скучаю. Я очень, ты слышишь, я очень скучаю

по словам, что сказать мне сегодня ты так и не смог.

Снегами память припорошена.

Закрыта в мир тугая дверь.

Тоска пришла бедой непрошеной,

прокралась, словно хищный зверь.

Там за окном – поля бескрайние,

зовущие к себе моря.

А здесь от мира на окраине

спит крепким сном земля моя.

Не потревожить царство сонное,

одним толчком не разбудить.

Но только здесь не нарисовано

умеют люди жизнь любить.

Как видно, здесь страдать и маяться