Читать книгу Крест короля - Ирина Измайлова - Страница 6

Толстые, покрытые лишайниками грабы расступились, за темной зеленью и алыми цветами шиповника блеснуло серебро, и могучий Рейн дохнул в лицо прохладой.

Двое молодых людей подошли к берегу. Два друга, два рыцаря, столь же несхожих меж собою, сколь несхожи густой летний вечер и прозрачная утренняя заря. Граф Фридрих Тельрамунд, статный, темноволосый, с карими пронзительными глазами под шелковистыми крыльями густых бровей. И рыцарь Лоэнгрин – гибкий, белокурый и синеглазый, с румянцем свежим, будто у девушки.

– Ну, показывай своего стража! – улыбаясь, проговорил Фридрих, окидывая взором пустынные воды реки.

Лоэнгрин приложил к губам по-особому сложенные пальцы и тонко засвистел. Тотчас в воздухе захлопали крылья. Появившись словно бы ниоткуда, на светлую водную зыбь опустился и поплыл громадный, белый, как снег, лебедь. В великолепных очертаниях его тела, в круто изогнутой шее и удивительном, почти человеческом взгляде виделась сверхъестественная красота, и одновременно ощущалось нечто грозное.

Лебедь подплыл вплотную к берегу и спокойно положил голову в подставленную ладонь Лоэнгрина.

– Совершенно ручной! – изумленно воскликнул Тельрамунд.

– Только для нас, рыцарей Грааля, – возразил его друг. – Не пытайся его погладить, Фридрих – он так клюнет, что останется рана! Этих лебедей специально выращивают и воспитывают. Когда бывает нужно, они являются и без зова. Если б ты не покинул наш орден, то был бы посвящен и в эту тайну.

– Потому и покинул! – с добродушной усмешкой отозвался темноволосый рыцарь. – Слишком много тайн. Не обижайся, Лоэнгрин! Ведь твой отец не рассердился и легко отпустил меня когда-то. Великий Парсифаль понял, что я не предназначен для столь высокого служения.

Как бы Тельрамунд ни относился к Парсифалю и к ордену, но сын Парсифаля был ему другом.

Белокурый похлопал лебедя по приподнятому крылу и повернулся к Фридриху.

– Да. Ты прежде всего воин.

– А еще – гуляка, любитель охоты, вина, женщин, покровитель миннезингеров. Да, да, да! И здесь, в Брабанте, при дворе герцога Готфрида, я мог наслаждаться всем этим вдосталь. Однако герцог умер, и трудно сказать, останутся ли нравы двора прежними при его дочери. Знаешь, Лоэнгрин, я всерьез увлечен ею.

Сказав это, Фридрих улыбнулся, и светлая, юная улыбка сразу преобразила его лицо: чеканные, почти суровые черты сделались мягче, глаза засияли. Все, кто хорошо знал знаменитого рыцаря, удивлялись его умению так радостно, по-детски улыбаться.

Лоэнгрин удивленно присвистнул.

– Ты?! Ничего себе! Но ты же эту Эльзу знаешь лет этак десять.

– Десять лет назад она была семилетней толстушкой с потешными косицами и веснушками во всю рожицу. А теперь… Больше всего мне бы хотелось к ней посвататься! И ведь старый герцог, умирая, завещал мне по-прежнему защищать пределы Брабанта и быть опорой для его дочери. Он явно хотел завещать мне и ее руку, да вот беда: у бедняги отнялся язык, и старик испустил дух, не успев сказать всего, что хотел. А Эльза… Она властолюбива, своенравна, упряма – ей едва ли захочется потерять свободу, по крайней мере так скоро.

– Хотел бы я посмотреть на грозную валькирию, пленившую могучего Тельрамунда! – воскликнул рыцарь Грааля.

– Посмотришь, – продолжая хмуриться, сказал Фридрих.

– Это невозможно! – пожал плечами юноша. – Ты знаешь наши обеты. Я никому не имею права назвать своего происхождения. Только имя, а одного имени мало, чтобы быть представленным ко двору герцогини.

– Будущей, будущей герцогини, Лоэнгрин. Присягать Эльзе Брабантской мы будем завтра. А сегодня она охотится в этом лесу и, если я не ошибаюсь, из чащи уже раза два доносился звук рога. Мне кажется, дичь скачет сюда.

Едва он сказал это, как рог прозвучал уже почти рядом, и лебедь, не ожидая приказа хозяина, проворно отплыл, скрывшись в камышах. А в просветах между древесными стволами, уже окрашенными зарей в веселый янтарный цвет, появилась темная фигура оленя. Он летел во весь опор, но еще быстрее мчались, настигая его, три узкомордые красавицы-борзые. Следом за ними показался угольно-черный конь под алым седлом и попоной с герцогскими гербами, а на нем – всадница. Белое атласное платье, белая вуаль над островерхой шляпой, волна черных, как полночь, волос, яркий румянец на мраморных щеках. И гибкая рука в белой перчатке на спусковом крючке арбалета. Свист стрелы – олень взлетает в прыжке и падает.

– Боже мой! – прошептал Лоэнгрин. Вся краска отхлынула с его лица, будто ее впитал багряный разлив рассвета. – Боже мой, Фридрих, кажется, я пропал…

Темноволосый рыцарь глянул на юношу и добродушно усмехнулся.

– Так понравилась? За чем же дело стало? Подари ей парочку таких вот ручных лебедей, увидишь – не устоит. Больше всего на свете женщины любят, когда им дарят что-то такое, чего ни у кого нет.

Фридрих хотел продолжить, но умолк. Выражение лица юноши отбило у него охоту шутить.

– Послушай… – голос Лоэнгрина задрожал. – Она… Это она! Это ее я видел во сне, помнишь, я тебе рассказывал? Только она еще прекраснее! Ты же знаешь: я, как будущий хранитель Грааля, давал обет безбрачия и нарушить его могу только с разрешения отца и только, если совершу подвиг. И даже тогда не должен открыть жене, кто я. И про орден. Поэтому я избегал женщин. Зачем из-за кого-то страдать? А тут… Это не безумие, и я не внушаю себе, что влюбился. Я действительно полюбил. Помнишь старую колдунью Ингрид? Она мне именно это когда-то и нагадала. Встречу в лесу, один-единственный взгляд и любовь на всю жизнь.

– Вот такие из вас, храмовников, христиане! – засмеялся темноволосый рыцарь. – Вместо святых молитв – какие-то талмудические заклинания, вместо исповеди у священника – хождения по гадалкам! Да я и сам бывал у этой старой ведьмы! И знаешь, что она мне напророчила? Изгнание и позор! Спасибо ей за это! Если все тамплиеры обращаются к ее услугам, я понимаю, отчего вы такие мрачные. Не помню, когда ты в последний раз смеялся!

Лоэнгрин опустил голову. Звуки охотничьего рожка затихли в чаще. Слышались только шелест листвы и тихий плеск волн у берега. Широкая гладь Рейна была пуста – огромный ручной лебедь не спешил возвращаться. Возможно, звуки охоты испугали его, или он ждал нового зова хозяина.

Тельрамунд заговорил уже серьезно:

– Вот что, друг мой. Не представляю, как тебе помочь. Не знай я твоего отца, посоветовал бы поговорить с ним серьезно и объяснить, что тебе вовсе не хочется блюсти все эти дикие обеты и становиться хранителем Грааля, которого на самом деле нет.

Лоэнгрин вздрогнул:

– Фридрих, да как ты…

– Как я смею вслух говорить о том, что знает всякий, у кого есть хотя бы капля разума? Грааль – отличная старая легенда, не более того. В Священном Писании, которое я, как и ты, читал вдоль и поперек, о нем нет ни слова. И епископ, с которым я однажды беседовал, сказал мне то же самое: легенда, красивая, поэтичная, но и только. Верить в нее и искать этот самый Грааль очень даже красиво. Многие из-за этого и стали рыцарями, и слава Богу! Но вот врать, будто вы храните Грааль, когда его у вас нет, и собирать пожертвования на его защиту, – это уж откровенно по-тамплиерски! Ну что ты так смотришь? Скажи, что я неправ, и что вы не делаете деньги из всего, к чему прикасаетесь? Даже из веры в Бога вы их делаете! Так брось все это, Лоэнгрин! Пойди к отцу и попроси отпустить тебя. Меня же он отпустил.

Но светловолосый юноша покачал головой и побледнел еще больше.

– Ты не проходил посвящения, Фридрих. Ты был лишь среди младших братьев. А я посвященный, и никто не даст мне нарушать обетов.

– Убьют? – Фридрих, сощурившись, глянул на друга.

– Думаю, да, – честно ответил тот.

– Верю. Ну а жениться? Ведь это же разрешено. Какой такой подвиг тебе нужен, чтобы можно было посвататься?

До Лоэнгрина вдруг дошло, к чему клонит Тельрамунд, и он изумленно спросил:

– Ты что же, советуешь мне посвататься к Эльзе Брабантской? Но… Ты же сам ее любишь!

Темноволосый рыцарь весело прищелкнул пальцами.

– Полно! Разве есть на белом свете такая женщина, которую нельзя было бы позабыть ради друга? Уж если во имя нашей дружбы я терплю твою причастность ко всем бесовским бредням тамплиеров… Не хмурься, не хмурься: шучу! А Эльза… Да, она мне нравится. Очень. Но, кажется, тебе она нужна больше. Я-то уж всяко без нее не умру. Женщин много.

Светловолосый вспыхнул, в порыве благодарности схватил руку товарища, но тут же и выпустил.

– Спасибо, Фридрих. Только твоя жертва напрасна. Говорю же тебе: чтобы посвататься, я должен сделать что-то необыкновенное. Жизнь спасти этой Эльзе, что ли! И все равно смогу назвать только свое имя. Ни рода, ни родителей… Разве такая, как она, потерпит сватовство безродного, никому не известного человека?

Тельрамунд присвистнул:

– Она и знатных-то держит за слуг! И любит, знаешь ли, только себя одну. Хотя, если бы ты и впрямь ее спас, то, думаю, тотчас бы влюбилась. Любая женщина хочет либо сама спасти мужчину, либо чтоб он ее спас. Но одни оставляют это в мечтах, другие всю жизнь этого ждут. Эльза – из последних.

– Значит, мне надеяться не на что! – юноша отвернулся и долго наблюдал медленное движение темных струй Рейна. – Хотя бы уж отец позволил мне поехать куда-нибудь! Куда-нибудь, где можно погибнуть в сражении. Простые братья ордена бывают в боевых походах. Почему я не могу?

– Брось! – рассердился Фридрих. – Сражаются не чтобы погибать, а чтобы побеждать. И куда тебе в сражение! Ты же, наверное, подзабыл, как это делается.

– Зато ты совершаешь подвиг за подвигом! – глухо бросил Лоэнгрин. – О тебе только и слышно во всех краях. Великий рыцарь Тельрамунд!

Некоторое время оба молчали. Из камышей вновь показался и подплыл к берегу лебедь. Вытянув свою сказочную шею, он тянулся алым клювом к блестящей пряжке на высоком сапоге Фридриха. Тот, презрев предостережение друга, нагнулся и погладил шелковистую голову птицы. И лебедь не клюнул его – лишь удивленно поглядел круглым глазом.

– Вот! – воскликнул Лоэнгрин. – Никто не отваживается тронуть тебя! Все знают, что ты не проиграл ни одного поединка, ни разу не отступил в битве. Вот за тебя Эльза и пойдет. А мне остается только умереть.

– Из-за юбки? Славное решение!

И вдруг лицо Фридриха приняло странное выражение.

– Слушай… А эта птичка может что-нибудь везти? Вот, скажем, лодку она везти сможет? По течению, конечно!

Лоэнгрин пожал плечами:

– А почему нет? Это очень сильные птицы. Но к чему ты..?

– Так. Ну а мечом ты владеть не разучился?

Белокурый вспыхнул.

– Послушай!..

– Значит нет. Ну что же! Кажется, я знаю выход из положения. Вот только это может плохо закончиться… – И, отвернувшись, Тельрамунд добавил совсем тихо: – Для меня!

Старый император Фридрих уже в который раз посещал Брабантское герцогство. Прежде он очень дружил со старым Готфридом Брабантским, и они немало часов провели в дружеских беседах, а еще больше – на охоте и рыцарских пирах. Известие о смерти герцога было первой печальной вестью, достигшей ушей короля. И еще печально ему было узнать, что дочь и наследница Готфрида благородная Эльза призывает его на помощь: один из рыцарей отказался ей присягать! Более того – в письме она писала, что он незаконно требует ее руки…

– Клянусь тебе своим мечом и своей честью, мудрый император, что перед смертью старый герцог обещал мне руку Эльзы! – воскликнул Фридрих Тельрамунд.

– Клянусь моим славным именем и подвигами моего отца, этот человек лжет! – крикнула черноволосая Эльза и гневно топнула ногой.

Барбаросса насупился. Только этого не хватало! Либо один из славнейших рыцарей, либо герцогиня Брабанта… Кто-то из них запятнал себя ложью.

– В таких случаях спор решает только Божий суд! – произнес император, вставая с походного кресла, покрытого пышной медвежьей шкурой. – Ты согласен с этим, могучий Тельрамунд?

– Согласен, – Фридрих нагло усмехнулся. – Вот только кого изберет прекрасная Эльза себе в защитники? Едва ли кто-нибудь из рыцарей Брабанта, да из каких угодно земель, решится скрестить свой меч с моим!

Юная герцогиня вспыхнула. Она знала, что рыцарь говорит правду: в последние годы он не знал себе равных во всех сражениях.

И вдруг в толпе собравшихся воинов, рыцарей и слуг произошло замешательство, послушались изумленные возгласы: «Смотрите, смотрите!»

По светлым водам Рейна, будто белоснежное облако, плыл огромный лебедь. Он влек за собою ладью, и в ладье стоял воин – белокурый, в белом с алыми крестами плаще, в кольчуге, сверкающей серебром.

– Прекрасная герцогиня Эльза! Я – рыцарь Лоэнгрин. Я пришел вступиться за твою честь. Признаешь ли ты меня своим защитником?

Синие глаза юноши лишь на миг встретились с глазами Эльзы, и надменная дочь герцога Брабантского почувствовала, как дрогнуло ее сердце.

– Признаю!

– Тогда коня мне! Если он падет, я за него заплачу!

Трижды сшибались в страшном поединке рыцари. Трижды сталь высекала искры, кони с громким храпом взвивались на дыбы. Наконец они зашатались, и противники спешились.

– Еще один такой удар, и я не выдержу! – прошептал в лицо Фридриху Лоэнгрин.

– Я же предупреждал, что не смогу драться «понарошку»! – выдохнул Тельрамунд. – Руби, не бойся – мой шлем крепкий, а голова еще крепче!

И тотчас рухнул под могучим ударом белого рыцаря. Божий суд совершился.

– Как мне отблагодарить тебя, отважный витязь? – прошептала, подходя к Лоэнгрину, Эльза.

– Я люблю тебя, герцогиня! Но знай: орден, которому я служу, запрещает мне открывать свое происхождение и имя моего отца. Станешь ли ты женой того, кто не может назвать себя при всех? Поклянешься ли до венчания не спрашивать, кто я, а после, когда я тебе это скажу, никому этого не открывать?

Девушка подала ему руку.

– Мне кажется, я знаю о тебе достаточно!

Фридрих Барбаросса смотрел на них, качая головой. Как легко сдалась неприступная Эльза!

– Что с рыцарем Тельрамундом? – спросил император, – Он убит?

– Да жив я! – приподнимая голову и отирая кровь со лба, прохрипел барон. – Не повезло, что поделаешь…

– Ты не выдержал Божьего суда! – воскликнул, гневно сдвигая брови, Барбаросса. – Поражение доказывает, что ты солгал. Солгал, поклявшись своим мечом, а оскорбление меча недостойно рыцаря. Прочь с моих глаз, клятвопреступник! Если захочешь в боях искупить свой позор, я буду рад. Но тебе больше нет места ни на ристалищах, ни при дворе. Прочь!..

– Вот так и стал самый знаменитый рыцарь Германии, герой стольких баллад и преданий, изгнанником и бродягой, – помолчав, закончил Эдгар, поймав в ладонь мелькнувшего перед ним светящегося жучка и тут же снова его выпустив. – Правда, многие, кто знал Тельрамунда, все равно сохранили к нему уважение. И тот же император Фридрих, спустя восемь с половиной лет, рад был узнать, что воин, которому у него в стране нет равных, присоединился к Крестовому походу германской армии. Правда, они так и не поговорили меж собой – Тельрамунд шел с войском и сражался как самый обыкновенный рыцарь, не знакомый с императором. Тем не менее после Барбаросса передал барону через своих придворных, что прощает давнюю вину и вновь признает его своим вассалом. Однако, как я понимаю, Тельрамунд и по окончании похода не вернулся в родные места.

– Еще бы! – воскликнула Мария. – После такого незаслуженного позора.

– Да, – кивнул Эдгар. – У настоящих рыцарей это считается несмываемым. Опять же, сама видишь, жена, как благородно он себя ведет: его гонят из родных мест, предают позору, а он, позабыв зло, идет со своими в поход во славу Креста. Ведь он не мог быть заранее уверен, что император тоже проявит благородство и объявит ему прощение. Удивительный человек!

– И удивительный друг! – Мария сморгнула слезинку с пушистых ресниц и шмыгнула носом. – Кто бы еще ради друга отказался от любимой женщины? А он не просто отказался, а еще и унизить себя дал! И какая же дрянь этот его Лоэнгрин!

– Тамплиер, что с него взять? – Эдгар пожал могучими нагими плечами и отмахнулся от того же светлячка, который упрямо вился возле лица. – Храмовники привыкли ко лжи.

– Послушай, – спохватилась Мария, – а ты-то откуда узнал правду? Если Тельрамунд так никому и не признался, что нарочно затеял всю эту историю?

Молодой рыцарь рассмеялся.

– Это – один из тех случаев, что бывают раз лет этак в сто… Незадолго до Крестового похода в Лионе объявили турнир. Знатный турнир, на него съехалось множество рыцарей. Луи тоже в нем участвовал, а я тогда только смотрел да втайне завидовал, хотя и сам себе в том не признавался. Да еще работы у меня в те дни хватало! Представь: понаехала куча рыцарей – дерутся, доспехи портят, мечи ломают, шлемы проламывают. И всем им говорят, что лучший кузнец в Лионе – мастер Эдгар. Ну что ты усмехаешься? Знаешь ведь, что я такой и был.

– Я усмехаюсь оттого, что ты мне рассказываешь про турнир, точно я его не видела! – проговорила Мария. – «Малыш Ксавье» три раза отпрашивался у барона в город, чтобы посмотреть на рыцарей и их битвы. Я даже на дерево залезала! И тебя видела, как ты сидел сбоку, среди ремесленников. Смотрела и представляла, что ты тоже – рыцарь, тоже бьешься на турнире, побеждаешь и награду даришь мне… представляешь? А ведь потом так и случилось!

– Да, – он опустил подбородок на ее худенькое плечо и прижался щекой к щеке. – Но я ведь не о себе хотел рассказать. На третий день турнира, вечером, ко мне в кузницу пришел молодой рыцарь, белокурый, красивый. Говорил с немецким акцентом. И я еще подивился его щиту: никогда не видел, чтоб на щите рисовали лебедя… А один из моих подмастерьев возьми да скажи мне, что этот парень – известный рыцарь Лоэнгрин, герцог Брабанта. Ему, подмастерью, на турнире это кто-то рассказал. У Лоэнгрина этого щит был продырявлен в двух местах, ну а шлем впору было просто выкидывать! Видать, не очень ему на турнире везло. Ну, пока я работал, он вытащил бутылку рейнского портвейна. Предложил мне. Я говорю, что у меня еще работы полно, какая выпивка? Стакан выпил… А он прикончил все остальное. И его развезло. В кузнице-то жарко! Разболтался тамплиер вовсю. Нет, тамплиерских тайн выдавать не стал – побоялся. Зато взял вдруг и по пьяному делу рассказал мне всю историю своей женитьбы на Эльзе Брабантской и как ему все это устроил Тельрамунд. Я, признаюсь, не выдержал: «И как, – говорю, – вам, мессир, не стыдно? Я – человек простой, но никогда бы такого не сделал!» А он мне в ответ: «Значит, ты никогда с такой силой не любил!» Вот что правда, то правда: тогда я вообще не знал, что значит любить.

– А теперь? – тихо спросила Мария.

– Что теперь?

– Теперь, когда знаешь? Ты бы предал друга из-за любви? Принял бы такую жертву?

Эдгар поцеловал ее в шею и осторожно повернул к себе мокрое от слез личико.

– Теперь? Теперь и подавно не сделал бы так! Разве ты, узнав об этом, простила бы меня? Думаю, Эльза Брабантская, если узнает, тоже не простит.

– Дура она, эта Эльза! – вдруг сорвалась Мария. – Дура и пустышка! Как можно было выбрать Лоэнгрина, когда рядом с ней столько лет был Тельрамунд?!

Эдгар снова засмеялся:

– Я знал в своей жизни трех умных женщин. Первой была моя матушка. Вторая – королева Элеонора. Эта не просто умна, она, пожалуй, поумней любого мужчины. Третья – ты, малыш Ксавье. А все прочие – дуры. Им так положено. И нечего на это обижаться!