Читать книгу Журнал «Парус» №81, 2020 г. - Ирина Калус - Страница 3

Художественное слово: поэзия
Дмитрий КУЗНЕЦОВ. В России когда-то жил маленький ангел

Оглавление

WINTER LOVE


Беспечные песни о детстве, о девстве

Уже не звучат по окрестным лугам.

Зима в королевстве, зима в королевстве,

Всё отдано стуже и белым снегам.


Но снова в чертоги волшебного леса

По хрупкому мостику сказочных дней

Из замковой башни выходит принцесса,

И мех горностая искрится на ней.


В чудесных глазах оживают баллады,

Легенды и были минувших времён,

Пиры и турниры, балы и парады,

Стихи менестрелей и шелест знамён.


О, эти глаза, это светлое пламя! —

В них радость и тайна, надежда и боль.

И зимнее небо, как белое знамя,

Сжигает фатально огонь голубой.


***


Аддис-Абеба, Эзбекие,

Чужого неба пёстрый зонт…

Мне с детства трубы заводские

Перекрывали горизонт.

Малометражная квартира,

Крупнопанельные дома.

Но – оставалась карта мира

И мир волшебный синема,

Но Пушкин был и был Дюма,

В томах Брет Гарта и Шекспира

Жила Романтика сама!


Звучали музыка и слово,

Вскипали радость и беда,

И лишь героев Гумилёва

Не знал я в детские года.

До них бесчисленные мили

Легли в столетии моём.

А трубы чёрные дымили,

Темнел свинцовый окоём.


И только в девятнадцать лет,

Сломав запреты и границы,

У горизонта дымный след

Стал следом Божьей колесницы.

Я это видел наяву,

Когда, – до шага помню это! —

Через дождливую Москву

Нёс, словно шпагу, том поэта,

Приобретённый в три цены

На месте явно незаконном…

О, детства радужные сны,

Дым в перекрестии оконном!


О, жизни будущий экспромт,

Где встретят новые, другие,

Чужого неба пёстрый зонт,

Аддис-Абебу, Эзбекие!

Без хлеба можно жить и без

Чудес искусственных и вздорных,

Но – невозможно без небес

Божественных и стихотворных.


***


Всё начиналось, как страшная сказка,

Как роковое пари.

Мы уходили из Новочеркасска

В саване бледной зари.


Русской Вандеи победная воля,

Мести разящая сталь,

Шли мы, зверея от ветра и боли,

В злую, слепящую даль.


Шли сквозь пургу, но к весне уносили

В год восемнадцатый свой

Веру России, надежду России…

И в белизне снеговой


Гибельный вихорь вселенского гона

Нас закружил навсегда,

Призрачный блеск золотого погона

Слился с сиянием льда.


Солнце Империи кануло где-то

В дикой метельной пыли,

И по щекам у мальчишки кадета

Взрослые слёзы текли.


Только, как вспышка мятежного блица,

Грезились нам в синеве

Питерских барышень нежные лица,

Яхты на сонной Неве.


С грёзою той мы теперь умираем.

Рока печать тяжела!

Грозной чертой между адом и раем

Наша дорога легла.


Но у предела невидимой грани,

В тихом, небесном краю,

Те, кто упал, застывая в буране,

Молят о тех, кто в строю.


Пламя над Курском, бои за Ростовом.

В зареве колокол бьёт.

Знаменем русским в походе крестовом

Молодость наша встаёт.


Кто же твердит, что, утратив победу,

Мы опустили штыки?

Век пролетит – и по прежнему следу

Новые выйдут полки.


Так же к затворам потянутся пальцы,

Хрипло зальется труба,

Двинется в такт пулеметного вальса

Странная дама Судьба.


И на столетья останутся с нами,

В вечность врезаясь свинцом —

Белая гвардия, русское знамя,

Меч под терновым венцом.


БАЛЛАДА О РУССКОЙ СУДЬБЕ

Светлой памяти В.В. Звегинцова


Солдатики и пушки,

Обломок палаша…

Военные игрушки

В руках у малыша.

И сам-то он упрямо

Лишь учится ходить,

Но если рядом мама,

Его не победить.


А где-то за Двиною —

Окопы и пурга,

Там тешится войною

Безносая карга,

Грозя косой и ямой,

Не ведая, что тут

Её – Прекрасной дамой

Уже полвека ждут.


Она ворвётся зверем,

Растлением дыша,

И выкинет за двери

Из дома малыша,

Чтоб вечным эмигрантом

Он помнил даму ту

В шинели с красным бантом,

С цигаркою во рту.


С тех пор промчались годы,

Сменились времена,

Но призраком свободы

Чужая сторона

Его не обольстила.

В реальности иной,

Все помыслы и силы

Отдав земле родной, —

В Стокгольме и Стамбуле,

В сумятице людей,

В разноголосом гуле

Парижских площадей

Он верил, что найдётся,

Пусть очень далеко,

Тот дом, где сердце бьётся

Младенчески легко.


…А те, кто жить решили

Без Бога и Царя,

Себя передушили,

Построив лагеря.

Такие жизни, право,

Не стоят и грошей,

Из них – одна отрава

Для новых малышей…


***


В России когда-то жил маленький ангел,

Растерзанный силами слуг сатаны, —

С той страшной поры лишь ракеты и танки

Хранители нашей бескрылой страны.


КАЖДОМУ СВОЁ

Я пью за здоровье немногих…

П. Вяземский


Да, все мы, право, не герои.

Но что поделать, век такой.

Я на друзей смотрю порою

И с удивленьем, и с тоской.

Они теперь не те, что раньше,

Пришли к иному рубежу,

И что-то с ними будет дальше…

А что? – ума не приложу.

Подобно мякоти в арбузе

Один в писательском союзе

Уж покраснел: сей цвет зари —

Надёжный путь в секретари.

Другой, зелёный от запоя,

Уже ни мёртвый, ни живой,

Ушёл с безликою толпою,

Качнув упрямой головой.

А третий, злой и закалённый

В житейской мелочной борьбе, —

Нет, он не красный, не зелёный,

Он никакой, сам по себе.

И вот в сознанье оробелом

Сжигаю прошлое дотла:

Неужто я остался белым

Один из общего числа?

Да нет, я вовсе не святой.

Во мне морали пуританской —

Как у гусарского рубаки.

А не меняюсь потому,

Что до сих пор живу на той,

На той единственной, гражданской,

И, кроме белого, во мраке

Иного цвета не приму.

Иной судьбы, иного цвета

Мне в смутном мире не дано.

Друзья мои, конечно, это

Для вас и глупо, и смешно.

Но, отвергая ваши тропы,

Своей тропой пойду и я.

В расстрельном рву, у Перекопа,

Ещё хрипит душа моя.


***


Я помню старый барский дом,

В России их уже немного,

Хранивший меж столетних лип

И женский смех, и детский страх.

За ржавым, высохшим прудом

Лежала пыльная дорога,

И слышался скрипучий всхлип

Дверей на темных этажах.


Мне было грустно в этот час

И от увиденного больно,

И чудилось, как будто я,

Птенец, упавший из гнезда,

Душою в прошлое умчась,

Ищу потерянный невольно

Свой кров, где дружная семья

Живёт счастливые года.


Не оттого ли я люблю

Следы имперского величья,

Что красота дворянских гнёзд

В них так печальна и тиха?

Я боль свою не утолю,

Поскольку боль моя – не птичья,

Но в прошлое построю мост

Из строк прощального стиха.


***


Восторгом разливая

Победный полонез,

Музыка полковая

Взлетает до небес.

Имперская столица

Вся в золоте икон.

И матушка Царица

Выходит на балкон:

Узоры позумента,

Алмазы и парча,

Андреевская лента

Струится от плеча,

Взор, холоден и важен,

Решимостью горит…


Не зря обескуражен

Вчерашний фаворит:

Властительные очи

Пощады не дают,

Бежать бы что есть мочи

В спасительный приют,

Где блеском фейерверка

Расцвечена река,

Цыганская венгерка

Беспечна и легка…

Но не уйти из ряда

Камзолов и ливрей

От царственного взгляда,

Что лезвия острей.


***


Безнадёжно любя, я вздохну поутру,

Как бывалый поручик в отставке:

– Целовать бы тебя на балтийском ветру

Где-нибудь у Лебяжьей канавки!


Только ты от меня далека, далека…

И летят в заоконном дожде

Петербургского дня корабли-облака,

Будто яхты по сонной воде.


Петербургского дня голубые струи

Прожигают туман над Невой…

Но тревожат меня – нет, не губы твои —

Просто капли воды дождевой.


Я мгновенную боль доверяю перу,

Составляя любви логарифм:

Целоваться с тобой на балтийском ветру

Можно только в сплетении рифм.

Журнал «Парус» №81, 2020 г.

Подняться наверх