Читать книгу Каникулы - Ирина Кавинская - Страница 5

Бом! Бом! Звуки гонга эхом отдавались в голове. Мы выждали время, чтобы появиться во дворе не первыми. Ступив на крыльцо, я почувствовала, как ступени едва не уплыли из-под ног. Сердце бешено заколотилось. Вдох-выдох. Спокойно. Никто из них не должен понять, что мы все знаем. Нужно вести себя как все.

«Все» выглядели так же, как вчера: зевали, ежась от утренней прохлады, и терли заспанные глаза. На нас никто не обращал внимания.

Утро началось с «церемонии приветствия». Джи Хе отвесила поклон портрету лидера, а вслед за ней потянулись и остальные. Мы с Катей, как и вчера, шли в самом конце. Поклонившись как можно более почтительно, сестра отошла в сторону, и я в точности повторила ее движение: медленный поясной поклон. Поднимая голову, я встретилась взглядом с портретом. Его глаза. Они смотрели по-другому. Вчера в них не было ничего, кроме хищной жесткости. Теперь же в них застыла насмешка. «Он знает про нас. Он все знает, – промелькнуло в голове, но я тут же отбросила эту мысль: – Такого не может быть. Это бред. Все из-за их отравы».

Первый вопрос, который задала Джи Хе после окончания церемонии, был адресован нам с Катей. Она спросила, как мы провели ночь. Безобидный вопрос хозяина гостю. Или… Вопрос с подвохом? Все уставились на нас, и Катя призналась:

– По правде, Раю стошнило, и мне тоже было плохо ночью. Похоже, это последствия тяжелого перелета, ну и, конечно, непривычная пища.

Ответ оказался верным.

– Да-да, – затараторила Джи Хе, по-сестрински обнимая меня за плечи длинными тощими руками, – вам ко всему здесь придется привыкнуть. Все новое, это бывает…

Я натянула на лицо вялую улыбку.

– Честно говоря, – начала я, – мне совсем не хочется есть… Тошнило так сильно… Я думаю, сегодня мне придется пропустить завтрак…

Сестра больно ущипнула меня, но было уже поздно, лицо Джи Хе вытянулось, а глаза впились в меня цепкими крючками.

– Нет-нет, – сказала она, – ни в коем случае! Тебе кажется, что ты не голодна, но, девочка моя, ты так слаба после такой ужасной ночи. Нет уж, ты должна позавтракать. Обязательно должна! А пока отдохните у себя – до завтрака я освобождаю от заданий вас обоих.

Протестовать было бесполезно, излишняя настойчивость могла вызвать подозрения. Джи Хе продолжала пялиться на меня, напряженно сощурив глаза, словно собиралась взглядом расколоть мой череп и, забравшись прямиком в мозг, покопаться в нем своими нервными пальцами. Я поклонилась и молча кивнула.

– Так сложно было промолчать? – вскипела Катя, когда мы оказались в комнате. – Теперь она глаз с тебя не спустит, пока ты не впихнешь в себя всю ту дрянь, что они набадяжили!

Я чувствовала себя полной идиоткой.

– Прости, – выдавила я, – хотела как лучше.

– Знаешь что? Не умеешь врать – не открывай рта! – рявкнула сестра.

– Но мы же в любом случае не собирались есть…

– Да, но сказать об этом надо было не так и не тогда!

Мне пришлось согласиться.

– Давай решим: говорим и делаем только то, о чем договорились друг с другом, – сказала Катя.

– Хорошо, – отозвалась я. – Буду молчать.

– Рая, я не прошу тебя молчать! Веди себя как обычно. Как вчера – как будто ты не видела запись. У тебя просто разболелся живот, и все!

– Я поняла.

То, что мы не могли сбежать сразу, было ужасно. Скрываться, притворяться – это не мое. Но меня все еще мутило, да и Катя, на первый взгляд казавшаяся бодрее, была бледна как полотно и то и дело опиралась на стену, чтобы удержаться на ногах. Да уж, отрава у них что надо.

– Как ты думаешь, что это было? – спросила я.

Сестра уставилась на меня в непонимании.

– Я про еду. Что они туда добавили?

– Понятия не имею, – она пожала плечами. – В лучшем случае какую-то дурман-траву – помнишь, как весело нам было? В худшем – яд или легкий наркотик.

– Но почему с остальными все в порядке?

– Привыкание. Они все уже давно подсели на это. Это сектанты, Рая. Они не такие, как мы. Ты ведь тоже заметила, какие все здесь странные. Начиная с этой нелепой утренней церемонии. Господи! И как я сразу не поняла!

– Заметила, но… Я думала, ну, знаешь, они ведь корейцы… Другой менталитет, и все такое.

Сестра шумно выдохнула. Ослабшая от действия яда, она все равно была собранной. Тело напряжено, как сжатая пружина, движения быстрые, отрывистые, взгляд цепкий и жесткий. Она – боец. Она – стратег. Она всегда была первой: и в рождении, и в жизни. Она вытащит нас отсюда. Главное теперь не высовываться.

– Главное теперь раздобыть воды, – сказала Катя. – Чистой.

– Да уж, пить ужасно хочется, – согласилась я.

Всю воду, что оставалась у нас, я уже выпила, но во рту было сухо, как будто нёбо покрылось пленкой.

– Тут уж не до питья, – отрезала сестра, – вода нужна, чтобы промыть желудок после того, как поедим.

– Промыть желудок? Как это?

– Пьешь и вызываешь рвоту. Два пальца на язык – никогда не пробовала?

– Не приходилось.

От мысли, что меня опять будет рвать, по конечностям разлилась неприятная слабость.

– После завтрака нужно будет как можно скорее избавиться от съеденного, чтобы отрава не успела всосаться в кровь, – сказала Катя.

Она порылась в чемодане и вынула дорожную аптечку. Достав оттуда упаковку активированного угля, она протянула мне две таблетки.

– Прими после того, как тебя вырвет, – сказала она. – Могу дать только две, хотя это доза для котенка. У меня всего одна пачка, и то не полная, а надо растянуть на все приемы пищи. Ты, конечно, не взяла с собой лекарства?

Я покачала головой: в конце концов, именно она – будущий врач. Катя снова перерыла содержимое аптечки:

– Все остальное бесполезно.

Подтаявшие в ладони таблетки оставили на пальцах черный след. Я поспешила спрятать их в карман толстовки.

Сестра еще раз покопалась в чемодане и, вытряхнув белье из плотного пакета-майки, вышла из дома, захватив его и две пол-литровые бутылки из-под воды – единственную тару, что у нас была. Вскоре она вернулась, наполнив водой не только бутылки, но и пакет. Я выпучила глаза:

– Откуда ты взяла воду?

– Из душа.

– Из душа?! Ты предлагаешь ее пить? Да ведь нам только хуже станет!

Катя повесила пакет на настенный крючок для одежды и бросила внутрь несколько таблеток активированного угля. Затем она сунула по таблетке в каждую из бутылок.

– Уголь хоть как-то обеззаразит воду, – объяснила сестра. – Нельзя просить у них – вода тоже может быть отравлена. Пей понемногу, надо экономить.

Катя набросила толстовку на крючок поверх пакета так, чтобы спрятать его. В следующую секунду на пороге возникли Су А и Ха Енг.

– Как вы? – с приторной улыбкой спросила Су А.

Ха Енг стояла рядом с отсутствующим видом. А ведь еще вчера они обе казались нормальными.

– Рае лучше, – сообщила Катя. – Но слабость еще не прошла.

Сама Катя выглядела уже вполне сносно.

– Сейчас время завтрака, – сказала Су А, обращаясь ко мне. – Рая, идем вместе, покушаешь, и тебе сразу станет лучше.

Я напрягла лицо, растянув губы в улыбке. Хотелось послать их обеих куда подальше, но даже думать о таком я себе запретила. Нельзя выдавать себя!

На подходе к столовой в нос ударил знакомый пряный и сладковатый аромат. Я напряглась, сдерживая рвотный позыв. Мы вошли сразу вслед за Чан Мином, который на пороге замер как вкопанный, так что я едва не впечаталась в его широченную спину. Нас ждала занимательная сцена.

За столом уже сидели все остальные: Мин Ю, Да Вун, Тэк Бом, трое парней, чьих имен я не помнила, и Ю Джон. «Сонбэнним» появился на пороге, а младшие уже едят – немыслимо. Заметив Чан Мина, застывшего в дверях с перекошенным лицом, завтракавшие едва не выронили палочки. Один за другим они начали подниматься, виновато потупившись и неловко отталкивая стулья.

– Сонбэнним, – залепетал Тэк Бом, – мы думали, вы уехали вместе с нуной…

Нуна – это он про Джи Хе. «Интересно, надолго ли она уехала?»

Чан Мин не удостоил Тэк Бома даже взглядом. Его налитые кровью глаза пожирали человека, все еще сидевшего за столом. Единственного, кто продолжал жевать, словно не замечая его. Ю Джона.

Несколько долгих секунд прошли в абсолютной тишине. Наконец Чан Мин подошел к столу. Он выглядел так, как будто был готов одним рывком перевернуть его. По правде говоря, я ждала этого, в надежде, что есть не придется. Но «сонбэнним» проглотил обиду. Дернув стул на себя, он уселся за стол. Все остальные тоже поспешили занять свои места.

Однако напряжение не спало, даже когда послышался стук палочек и чавканье. Чан Мин смотрел на Ю Джона, как удав на кролика. А тот продолжал поглощать завтрак, не обращая на него никакого внимания. Я снова думала о нем. «Кто же ты такой, Ю Джон? На чьей ты стороне?» И отвечала самой себе: «Он сектант, такой же, как они все. Просто забудь о нем!» Катя перехватила мой взгляд и скосила глаза в сторону Чан Мина. Этот взгляд говорил: «Похоже, у них тут не все гладко. Тем лучше. Так мы незаметнее».

Внутри все содрогалось от мысли, что придется есть. Но сестра отчаянно подталкивала меня локтем, намекая, что не стоит рассиживаться. Сама она мужественно жевала рис и маринованные соевые ростки, да еще и успевала подкладывать еду сидевшей напротив Су А – проявляла сестринскую заботу. Прямо-таки настоящая «донсен» – любящая младшая сестренка.

Я положила в тарелку кимпаб и салаты и зависла над ними еще на полминуты. Я даже шевелила челюстями, делая вид, что жую, но взять в рот эту отраву была не в силах. Мне повезло, что напряжение, повисшее из-за неловкой ситуации в начале, заставляло всех смотреть исключительно в собственные тарелки. Меня не замечали. Схватив салфетку, я украдкой смахнула в нее часть салатов и затолкала в карман. Остальное, давясь, впихнула в себя. Теперь надо было сбежать оттуда. Мне повезло – предлог скоро представился.

Ха Енг, все это время сидевшая словно в трансе, вдруг ни с того ни с сего затряслась в рыданиях. Мы с сестрой переглянулись и до того, как Су А успела произнести хоть слово, подскочили к ней.

– Ха Енг, что случилось, ты плохо себя чувствуешь? – наперебой затараторили мы. – Мы поможем, давай мы отведем тебя в комнату!

Ха Енг поднялась, поддерживаемая нами за плечи, и поплелась к выходу. Су А провожала нас благодарным взглядом, а вот остальные едва взглянули в нашу сторону. Похоже, им было плевать на плачущую девушку.

Ведя Ха Енг к ханоку, в котором они жили с Су А, мы с Катей обменивались торжествующими взглядами: все получилось как нельзя лучше. Ха Енг продолжала молчать в ответ на все наши расспросы и, войдя в комнату, тут же улеглась на матрас и отвернулась к стене. Мы поспешили выйти и со всех ног бросились к себе.

Схватив бутылки с водой, мы понеслись в туалет. Там мы пили и вызывали рвоту до тех пор, пока не почувствовали, что в желудке не осталось ни кусочка этой отравы. Запах аммиака, насквозь пропитавший деревянные стены, резал нос, а горечь, поднимавшаяся к горлу, сама по себе была тошнотворной.

– В следующий раз уйдем подальше в лес. Здесь могут услышать, – зашептала Катя.

Бом! Бом! Звук гонга заставил меня вздрогнуть. Мы наскоро проглотили таблетки активированного угля и выскочили на улицу.

Джи Хе уже успела вернуться и приглашала всех на лекцию. Мы забросили пустые бутылки в дом и направились в столовую – в этот раз лекция должна была пройти там. Когда мы вошли, стол уже был чист, и на нем стоял проектор для презентации. Все, кроме Ха Енг, были в сборе. Лекцию вела сама Джи Хе.

Уже с первых слов стало ясно, что это была не лекция – проповедь. Джи Хе рассказала о том, как была потеряна в юности, как сбежала от родителей и бродяжничала, напиваясь в неблагополучных районах Пусана, где она тогда жила. А потом ее спасло слово Ким Тэ Хо, которое и мы теперь должны принять.

Говоря, она едва не плакала, и я могла поклясться, что она не врет. Но… Неужели этому Ким Тэ Хо мало адептов? Зачем ему еще и мы?

Снова и снова Джи Хе повторяла, что мы должны открыться для учения, которое несет Ким Тэ Хо и которое, по ее словам, уже живет в нас. Джи Хе называла Ким Тэ Хо словом «могса». Его значения мы с сестрой не знали – помогли слайды. Рассказывая о международной деятельности того, что она до сих пор называла «молодежное движение „Лидеры новой Азии“», Джи Хе показала слайд, на котором Ким Тэ Хо сидел за круглым столом в окружении людей европейской внешности. Перед ним стояла табличка с именем на двух языках. По-корейски было написано: «Ким Тэ Хо могса». А по-английски: «Пастор Тэ Хо Ким».

Сомнений не осталось – мы оказались в лагере сектантов. Но несмотря на это, ни тогда, ни после мы не слышали ни от кого здесь о Боге. Это удивило меня, а позже я узнала, что даже само слово «Бог» позволено произносить только Пастору. Он один благословлен нести высшую волю. Ему одному она открыта и доступна. И так же, как о Боге, никто здесь не говорил и о нем самом. Все, что рассказывала нам Джи Хе, и все, что могли обсуждать остальные, – слова проповедей, сказанные Пастором когда-то. И ни слова о нем. Кто он на самом деле и где он сейчас – спрашивать было бесполезно. «Пастор всегда с нами», «Пастор в каждом из нас», «Пастор совсем рядом». До поры до времени все это звучало сектантским бредом, которому я не придавала значения. Тогда я думала только о том, как сбежать.

Наши знания о месте, где мы находились, ограничивались названием провинции. Где конкретно в Чолланам-до располагался лагерь и что еще было поблизости, мы не имели понятия. Мы не знали даже, как далеко находится так называемая «клиника», принимающая работников-волонтеров из лагеря, и как туда добраться. К тому же мы не были уверены, что нам вообще стоит там появляться: «клиника» могла оказаться и не больницей вовсе, а подразделением секты.

Мы должны были найти путь к ближайшему населенному пункту, откуда ходит транспорт до Сеула или другого крупного города. И выход был один – идти наугад через лес. А чтобы не быть пойманными, отправляться нужно было ночью.

Впереди был целый день, и мы решили раздобыть еды впрок, чтобы в пути не голодать. Сейчас от одной мысли о еде меня начинало мутить, но слабость, которая то и дело разливалась в теле, давала понять, что долго без еды я не продержусь. Моя собственная физиология работала против меня – я из тех людей, кто плохо переносит голод. Я не поправляюсь независимо от того, что и в каких количествах ем, – и это было поводом для зависти всех моих подружек до тех пор, пока они не узнавали, что, пропустив завтрак, к обеду я едва держусь на ногах.

А здесь физическая слабость стала непозволительной роскошью – и я, и Катя получили от Джи Хе список поручений на день, и до обеда мне предстояло собирать в лесу хворост для костра, пока сестра убирает территорию лагеря. Но сразу после лекции нас ждало кое-что поинтереснее – мастер-класс по стрельбе из лука, который должен был провести Ю Джон. Еще до завтрака я видела, как он вколачивал на поляне у лагеря древки с круглыми мишенями. Теперь все сгрудились возле них и ждали нас.

– Ошибки лучника, – заговорил Ю Джон, когда все были в сборе, – начинаются с неправильной стойки. Корпус должен быть развернут перпендикулярно мишени, а ваше плечо – указывать на нее. Стопы на ширине плеч.

Ю Джон встал напротив одной из мишеней. Он поднял лук одной рукой, а другой натянул тетиву, одновременно удерживая стрелу.

– Обратите внимание на то, как я держу лук, – сказал он. – Ваша левая рука должна захватить рукоять так, чтобы не только большой палец, а вся ваша кисть смотрела на вас. Иначе нагрузка на большой палец будет слишком сильной. Тетиву мы натягиваем не четырьмя, а тремя пальцами.

Он отпустил тетиву, так и не выстрелив, и повернулся к нам, как будто желая удостовериться, что мы слушали внимательно. Никто не отвлекался.

– Натягивая тетиву, следите за тем, чтобы локоть уходил в сторону и вверх. В положении перед выстрелом он должен оказаться выше плеча. Используйте при натягивании силу бицепсов. Вот так.

Он снова натянул тетиву, и я заметила, как напряглись мышцы на его руке.

– Держим лук ровно и плавно отпускаем тетиву.

Свист стрелы прорезал воздух. В яблочко. Ю Джон опустил лук и повернулся к нам.

– Вперед, – скомандовал он, кивая в сторону лежавших на земле луков.

Один за другим мы подходили и поднимали их. Лук оказался довольно тяжелым – для стрельбы требовалась сила. Каждый из нас выбрал себе мишень и встал напротив. Ю Джон прохаживался между нами, наблюдая за тем, как мы занимали исходную позицию. Он попросил Тэк Бома расставить ноги пошире, а Мин Ю – слегка согнуть руку. Мимо меня прошел молча.

Первая стрела просвистела еще до того, как я успела натянуть тетиву. Чан Мин. И конечно, точно в цель. Он с вызовом посмотрел на Ю Джона:

– Может, пока детишки учатся, взрослые померяются силами?

– Ты попал в цель, я тоже, – отозвался Ю Джон. – Есть ли смысл состязаться?

– Я хочу обойти тренера, – ответил Чан Мин.

– Ю Джон – мастер спорта по стрельбе из лука, – шепнула мне Су А, стоявшая рядом. – Он второй по меткости в лагере.

Я кивнула с выражением уважительного удивления. «А первый, значит, Чан Мин. И конечно, он хочет, чтобы об этом узнали все».

– Валяй, – произнес Ю Джон, глядя на него.

Чан Мин достал из кармана яблоко и подбросил, тут же вновь поймав той же рукой.

– Тэк Бом! – позвал он, кивнув в сторону мишени.

Тэк Бом замялся, косясь на расчерченное цветными кругами поле.

– Сонбэнним, я… – промямлил он, но осекся, вдруг прекратив жевать и задергавшись еще сильнее, чем обычно.

Только теперь я сообразила, чего хотел от него Чан Мин. Он точно не в себе – в двадцать первом веке предлагать человеку стать подставкой для мишени! Вдруг Су А вышла вперед. Мы все уставились на нее.

– Я готова, – спокойно сказала она, – при одном условии: первым стреляет Ю Джон.

Чан Мин кивнул, кривя губы в ухмылке, бросил яблоко Су А – она на лету поймала его – и отступил назад с театральным поклоном, уступая место Ю Джону. Су А тем временем прошла к мишени.

Все мы наблюдали за ней, и не знаю, как остальные, но я не могла поверить, что она действительно сделает это. Но Су А, спокойная как истукан, подойдя вплотную к мишени, развернулась к ней спиной и пристроила яблоко себе на голову. Благодаря ее небольшому росту яблоко оказалось аккурат по центру щитка, уместившись в центральном круге мишени. «Да вы все тут чокнутые!» – мелькнуло в мозгу. Эта мысль посетила меня уже не впервые.

Ю Джон сделал шаг назад и встал в стойку, готовясь выстрелить. Он будет стрелять? Он правда выстрелит в нее?! И как только ей не страшно?

Ю Джон натянул тетиву, и все затаили дыхание. Су А, кажется, тоже не дышала. Я слышала, как мое сердце отстукивало в висках так, как будто это я стояла на ее месте, а лучник целился не в яблоко, а в меня.

Вжжих! Стрела сорвалась с места и в один миг рассекла яблоко на части – мякоть сочными ошметками разлетелась по сторонам. Ю Джон выдохнул и опустил лук. Только теперь я заметила, что на лбу у него выступила испарина. Он тоже боялся. Боялся за Су А.

Но настоящий страх я увидела на его лице, когда позицию стрелка занял Чан Мин. Что и говорить, мы все напряглись, когда он, словно играючи, вздернул лук. Он выглядел так, как будто перед ним не Су А, а обычная мишень. Просто мишень – не более. Су А же по-прежнему казалась спокойной. Ни тени страха или сомнения не появилось на ее лице – похоже, она доверяла Чан Мину не меньше, чем Ю Джону.

Яблока больше не было. Чан Мин должен был попасть в считаные сантиметры пространства между головой Су А и стрелой Ю Джона, торчавшей из щитка мишени. Сделай он это – он бы победил.

Но, похоже, вовсе не победа привлекала Чан Мина. Когда я смотрела на Ю Джона, бледного, напряженного чуть ли не до дрожи и вперившего немигающий взгляд в Су А, я видела – вот что нужно Чан Мину. Ему доставляло удовольствие видеть страх своего соперника.

Впрочем, судя по тому, как Чан Мин готовился к выстрелу, он был вовсе не так хладнокровен, как хотел казаться. Пальцы его руки, удерживавшие натянутую тетиву, едва заметно дрожали. Он выцеливал точку, куда должна была угодить стрела, долго и тщательно. В какой-то момент я даже подумала, что он сомневался, стоит ли стрелять, и готов был опустить лук, но… Тетива зазвенела, и стрела воткнулась в мишень прямо над головой Су А. В то мгновение мне показалось, будто я услышала сдавленный вскрик, но кричала не девушка – это был голос Ю Джона.

Когда Су А шагнула в сторону от мишени, оставив две стрелы торчать точно одна под другой, все мы выдохнули. Поединок был окончен, и Чан Мин крутил лук в руках, самодовольно оглядывая нас, как вдруг… Су А провела рукой по волосам и подняла ее, развернув ладонью к нам. На пальцах была кровь. Ю Джон бросился к ней.

Задев Су А, Чан Мин, конечно, проиграл, но, похоже, это не сильно его расстроило. При виде перепуганного Ю Джона, который крутился возле Су А, дрожащими пальцами перебирая волосы на ее макушке, он, похоже, испытывал наслаждение. По крайней мере его лицо, перекошенное в плотоядной усмешке, выглядело очень довольным. Он не забыл утренний случай в столовой.

Су А уверяла всех, что получила лишь небольшую царапину, но Чан Мин вызвался проводить ее в медпункт. Я думала, Ю Джон набросится на него после этих слов – так он изменился в лице, – но, к моему удивлению, он сдержался. Ему нужно было продолжать мастер-класс. И он продолжил. Стоило Су А и Чан Мину скрыться из виду, как он, казалось, и думать забыл о произошедшем. Как ни в чем не бывало расхаживал он между нами, помогая каждому занять правильную позицию для стрельбы.

Раззадоренная этим странным поединком, я тоже хотела попробовать свои силы. Мне казалось, что стоит мне отпустить тетиву, как стрела просвистит точно в цель. Я уже видела мысленным взором момент, когда стрела поражает центр мишени и Ю Джон ошеломленно смотрит на меня.

Ащщ! Как больно! Я выстрелила, но тетива дернулась, хлестнув по щеке, а стрела улетела вперед метра на полтора и воткнулась в землю. Остальные были заняты собой и не обратили внимания, но Ю Джон тут же подошел.

– Больно? – спросил он, глядя на мою раскрасневшуюся щеку.

Я прижала к щеке ладонь. Еще как больно! Ю Джон приблизился и сделал жест, как будто хотел отнять мою руку, но не решился. Я убрала ее. Надеюсь, лицо не распухнет.

– Левую руку нужно немного согнуть, – заговорил Ю Джон, – вот так.

Он взял меня за локоть левой руки и отвел его чуть в сторону.

– Теперь – целься.

Он подал мне стрелу и, установив ее, я натянула тетиву. Я уже хотела стрелять, когда Ю Джон жестом остановил меня. Он подошел сзади и встал вплотную ко мне – так, как будто собирался стрелять вместо меня из-за моей спины. Он надавил на мое левое плечо, заставив опустить его вниз, и коснулся правой руки, отводя локоть в сторону. Потом дотронулся до моей талии, разворачивая корпус в сторону от мишени. Его дыхание скользнуло по моей шее, и по спине пробежал электрический разряд.

– Стреляй на выдохе! – скомандовал он, отпуская руки.

На выдохе – легко сказать! От его близости дыхание сбилось, но я сделала усилие, чтобы набрать в рот побольше воздуха, и, зажмурившись, выпустила стрелу наугад. Вжих! Стрела воткнулась в мишень прямо у кромки центрального круга. Вот это да! Либо он волшебник, либо… «Я умею собраться в стрессовой ситуации». Этой мыслью я польстила самой себе, а Ю Джон победоносно смотрел на меня, словно говоря: «Вот видишь!» Я кивнула: «Спасибо!» Он вдруг всмотрелся в мое лицо:

– Щека покраснела сильнее. Неужели… так сильно ударила тетива?

До обеда оставалось полтора часа, когда мастер-класс закончился. Но, прежде чем мы разошлись, появилась Ха Енг в сопровождении Джи Хе.

Я была уверена, что Ха Енг-то уж точно освободят от заданий после истерики в столовой, но ошиблась – Джи Хе сообщила, что она отправится за хворостом вместе со мной.

– Есть интересы общины, и есть – твои собственные, – отчитывала она Ха Енг, блуждавшую глазами по вытоптанной траве. – Ты знаешь, что должно быть в приоритете. Миссия каждого здесь – служение друг другу. Все вы – братья и сестры. Звенья одной цепи. Ослабнет одно звено, и цепь порвется. А мы не можем допустить этого. Только не сейчас, когда от вас зависит так много. Все, что созидалось лидером годами, теперь в ваших руках. Я вижу, что ты думаешь только о себе, когда все вокруг тебя выбрали путь служения общине. Ты понимаешь это?

У Джи Хе была интересная манера: она не кричала, когда злилась. Не ругалась. Она говорила с чудовищным спокойствием, чеканя слова. Это был тот самый случай, когда ледяному тону я предпочла бы крик. Крик бьет наотмашь, и уже через миг боль отступает, а этот ядовитый тон режет ножом. Медленно. Вызывая желание сделать что угодно, лишь бы это прекратилось.

Джи Хе произнесла целую тираду, но то, что она хотела сказать, выразили не слова. Она твердила: «Не оправдала доверия», «Не ценишь общину, которая дала тебе все», «Не умеешь служить другим». Но ее манера речи, тон голоса и взгляд говорили: «Мы все здесь идеальные, а ты не такая. Ты – хуже. Ты – изгой. Ты – ничтожество».

Я думала, только мама так умеет. Да, я вспоминала ее, пока Ха Енг, потупившись, краснела под всеобщими взглядами. Ненавижу такое, но давно привыкла молчать. Отчитывая Катю, мама лишь сильнее озлоблялась, стоило мне вступиться. Я перестала это делать еще в детстве и от этого чувствовала ничтожеством себя. Лишь однажды, не так давно, я не выдержала и очень пожалела.

Катя не возвращалась домой всю ночь. Накануне вечером она позвонила маме и сказала, что останется у нашей общей подруги, с которой они собирались допоздна готовиться к зачету. Но полчаса спустя, возвращаясь с работы, мама встретила ту самую подругу в метро в компании совсем других людей. Она не перезвонила Кате. Ничего не сказала мне. Папа был в командировке и не знает о случившемся до сих пор. В тот вечер дома было непривычно тихо.

Мама дождалась утреннего возвращения сестры. Она не кричала. Вообще не произнесла ни слова. Даже не шипела, как обычно. Я выбежала из комнаты на хлесткий звук удара и Катин вскрик. Унизительно и гадко – вот как это было.

Мама не спрашивала, где и с кем Катя провела ночь: сестра рассказала сама. С парнем – ее однокурсником по медицинскому. Он приходил к нам домой, мама знала его. Услышав об этом, она снова влепила сестре пощечину.

Тогда я не выдержала и встала между ними. Сказала, что ничего плохого не случилось. Что Катя соврала, чтобы мама не переживала. А Сережа… Я тоже знала его, и он всерьез ухаживал за сестрой, так что рано или поздно… Мама не дослушала. Она оттолкнула меня и принялась в каком-то диком исступлении хлестать сестру по щекам. Пытаясь прекратить это, я схватила маму за руки и на миг перехватила ее горевший не человеческой – змеиной – злобой взгляд, как вдруг… Ужасная догадка мелькнула в мозгу: ночь, проведенная с парнем, была лишь предлогом. Меня передернуло от осознания: мама ненавидит мою сестру.