Читать книгу Искатели прошлого - Ирина Коблова - Страница 2

Разложенные на столе составные части кофеварки напоминали руины сансельбийского завода-крепости. Тусклые детали перемалывающего механизма, сияющий стеклянный резервуар, бронзовые башенки, пластинки с чеканным орнаментом, загадочные невзрачные штучки (в отличие от декоративных башенок, скорее всего, лишние). Собрать все это, как было, чтобы получился работоспособный кухонный агрегат – заведомо безнадежная затея.

Владельца кофеварки звали Залман Ниртахо. Сколько ему лет, он не помнил. На первый взгляд около тридцати пяти, но, так как принадлежал он к подвиду С, могло быть и восемьдесят, и двести, и больше. Черты лица довольно правильные, кожа изрыта оспинами и рубцами, какие остаются у тех, кто нарвался в Лесу на рой вьюсов. Светлые волосы коротко острижены, взгляд мягкий и нерешительный, с постоянным оттенком вопроса.

Несколько дней назад он совершил убийство, и с него взяли подписку о невыезде. Залману Ниртахо воспрещалось покидать территорию полуострова Птичий Стан, и все бы ничего, но ближайшая известная ему мастерская, где могли починить кофеварку, находилась в другой части столицы, на полуострове Касида. Туда нельзя, да Залману и в голову не пришло бы нарушить закон. Убийство было случайностью, следствием помрачения.

Вечером придет Сандра, кофейный аппарат с башенками – ее подарок, и когда она увидит на столе кучу деталей… Она не обидится, зато опять начнет рассказывать, каким Залман был раньше. Он этого "раньше" совсем не помнит, а она помнит превосходно. Во всяком случае, так она утверждает. По ее словам, "раньше" Залман мог любой механизм, от заводной игрушки до таран-машины, в два счета разобрать, собрать и заставить работать.

Город за большим мутноватым окном напоминал разломанный на куски слоистый пирог. Наползающие друг на друга многоэтажки Птичьего Стана плавились под горячим солнцем, над учреждениями реяли разноцветные флаги с эмблемами, а на переднем плане, за обрывом, стеклянно поблескивало большое двухэтажное здание. Это было нехорошее здание. Оно походило на мнимо неживого полупрозрачного паука, застывшего в ожидании жертвы, или, что еще хуже, на электростанцию. Там прячется кто-то, с кем лучше не встречаться.

Когда Залман сказал об этом Сандре, та отмахнулась: если бы с супермаркетом "Изобилие-Никес" что-то было не так, она бы заметила первая – или он сомневается в ее интуиции? И проверка, предпринятая экологической полицией, дала отрицательный результат, и у Санитарной службы к Никесу никаких претензий. Там не обнаружили никакой опасной живности из Леса, никаких запрещенных растений, ни, тем паче, подлежащих изъятию и уничтожению предметов, сохранившихся после Темной Весны.

А Залман все равно чувствовал, что там кто-то есть. Существо, встреча с которым обернется катастрофой. Поэтому он не ходил за покупками в "Изобилие-Никес", кроме одного раза, когда Сандра настояла, чтобы он посетил нарядный стеклянный супермаркет, дабы убедиться в беспочвенности своих страхов.

Магазин как магазин. Полно народа, полки ломятся от товаров в завлекательных упаковках, улыбчивые юноши и девушки в форменных костюмчиках предлагают что-нибудь продегустировать, сулят подарки, певучими жизнерадостными голосами рассказывают о конкурсах для покупателей. Подосланная Сандрой девчонка из ее свиты затащила туда Залмана во время рекламной акции, они получили бесплатно по пачке печенья и в придачу пробник туалетной воды "Эфра Прекрасная Плюс".

Странные ощущения Залмана после этого не рассеялись. Наоборот, в душных и пестрых торговых залах он еще острее почувствовал присутствие нежелательного существа. Оно находилось где-то рядом, однако ничем себя не выдавало.

В "Изобилии-Никес" тоже была мастерская по ремонту бытовой техники, только Залман туда не пошел бы ни за какие коврижки. Придется ехать в другой конец Птичьего Стана – там, неподалеку от гаражей Трансматериковой компании, он вроде бы когда-то видел на одной из одетых в бетон пыльных улочек нужную вывеску.

Залман сгреб детали в сумку. И с чего ему взбрело в голову, что он сможет самостоятельно извлечь из кофемолки затупившийся нож и поставить взамен запасной? Он не способен к анализу и синтезу, ни умственно, ни на деле. Последствие Темной Весны, как и его амнезия.

Двор напоминал корзинку с цветами, до того был ухоженный и красивый. Несколько человек с ведрами и щетками мыли скамейки, урны и выложенные белой плиткой дорожки, другие опрыскивали водой розовые кусты. Дети и старушки куда-то поисчезали, как бывало всегда во время нашествия орды уборщиков.

Залман побрел к автостоянке, петляя по дворам, чтобы срезать путь. Здесь все было так себе, неразбериха деревьев и путаница веревок с бельем, никаких розариев и мраморных скамеек. Почему такой разительный контраст? Однажды он сказал об этом Сандре, та фыркнула и что-то объяснила, но он уже забыл ее ответ, как много чего забывал.

Женский голос повторял с умоляющей интонацией: "Барсик, Барсик, Барсик…" Когда Залман свернул в этот двор, пожилая особа в линялом халате с оборками прервала свои причитания и обрадовано окликнула:

– Здравствуйте, господин Ниртахо! Котик-то мой опять вон куда залез и вниз нейдет! Пожалуйста, снимите Барсика, это же для вас пять минут, а я вам завтра пирожков принесу…

Рыжий кот – едва заметное пятнышко – сидел на верхушке тополя, вымахавшего выше семиэтажных домов. Залман не мог отказать, если его о чем-нибудь по-хорошему просили. Поставив сумку на разбитые плитки дорожки, он вскарабкался наверх, отодрал котенка от дерева, сунул за пазуху и так же ловко спустился вниз. Все это заняло меньше пяти минут.

Всезнающая Сандра утверждала, что он родился и вырос в Лесу, на крохотном островке, затерянном посреди заболоченной чащобы, и жил там до девятнадцати лет, пока его и троих стариков не снял оттуда проходивший мимо караван Трансматериковой компании, и потом его сразу приняли в Трансматериковую следопытом. Возможно, так и было. Во всяком случае, компания регулярно выплачивала Залману Ниртахо небольшую пенсию – значит, когда-то он действительно там работал.

Котенок успел-таки полоснуть его по руке. Залман это заметил, когда сел за руль. Обрамленная пыльными тополями асфальтовая дорога шла под уклон, потом сделала крутой поворот – и вынесла машину прямо к супермаркету Никеса.

Прорезанный белыми лестницами склон обрыва был покрыт дерном, посаженные там цветы образовали на ярко-зеленом фоне две громадные буквы: АЯ – инициалы Александры Янари, Летней Властительницы Долгой Земли. Выше, над склоном, обшарпанным блекло-желтым миражом высился дом, в котором Залман жил.

Как всегда, в такой близости от "Изобилия-Никес" его охватило предчувствие катастрофы. И проскочить поскорее не удалось – на дороге затор. Одни подъезжают, другие отъезжают, да еще снуют пешеходы, и над этой толкотней разносится речевка, выкрикиваемая звонкими голосами:

Повествовательная интонация переходит в негодующе-вопросительную, почти грозную:

И после – отметая любые возражения, непреклонно и бодро:

По словам Сандры, Никес метил ни больше, ни меньше, как в Осенние Властители, и загодя начал готовиться к предвыборной кампании. Расставленные повсюду щиты гласили, что "Изобилие-Никес" – магазин народный и семейный, а еще при нем работает школа юных менеджеров, где лучшие представители подрастающего поколения развивают в себе лидерские качества. Вот они-то, юные менеджеры, и декламировали хором кошмарные стишки, выстроившись в сквере возле магазина.

– Сандра, с этим можно что-нибудь сделать? – спросил однажды Залман. – Обложи Никеса налогами, ты ведь можешь!

– Не могу, – отрезала Сандра. – Для всего нужны законные основания. Лучше внимания не обращай.

От виршеплетства юных менеджеров Залмана коробило, однако навязчивое предчувствие катастрофы было связано вовсе не с этим.

Неказистый автомобиль пробирался по разломам города-пирога, несвежего и заплесневелого, но несмотря на это густонаселенного. Сейчас еще и туристов полно – порталы открыты и до конца лета не закроются.

Когда порталы открывались в прошлый раз, Залман побывал на Земле Изначальной, вместе с Сандрой, которая надеялась, что путешествие "приведет его в чувство". Разумеется, память Залмана за это время растеряла все подробности, но две вещи, особенно его поразившие, он помнил до сих пор. Первое – это невероятные водные пространства, ограниченные лишь горизонтом, что-то невообразимое, нереальное, как во сне. А второе – на Земле Изначальной не было Леса. Тамошние так называемые леса больше походили на одичавшие парки и не имели ничего общего с настоящим Лесом, который есть на Долгой Земле.

Дважды пришлось тормозить, избегая столкновения с туристами, норовившими кинуться под колеса.

"Хотите жить вечно? Тот, кто умирает на Долгой Земле, возрождается для новой жизни!"

Сандра говорила, что автора этой рекламы она бы собственноручно убила. Чтобы он возродился для новой жизни, если сумеет.

Многоэтажки, по большей части желтые, серые, бежевые, отличались друг от друга только рисунком потеков на штукатурке, да еще местоположением черных и фиолетовых пятен волчьего бархата, споры которого заносило ветром из Леса. Если б не эти изъяны, здания выглядели бы однообразными до оскомины.

"Все здесь сварганили наспех, с хорошим запасом прочности, но без затей, – объясняла Сандра. – Надо же было где-то расселить народ после Темной Весны. Вот Танхала была красивым городом! Не в смысле чистеньким и нарядным, а очень своеобразным, с массой неповторимых деталей. Мы там жили, ты не помнишь, а я-то все отлично помню".

Летнее солнце скрадывало тоску типовых улиц – оно заставляло сиять грязноватую штукатурку, вспыхивало во всем, что способно блестеть, вынуждало слегка жмуриться… Залман отвлекся и не заметил, как въехал в пробку – да еще в какую!

Столпотворение автомобилей, в просветах меж ними толкутся пешеходы, гвалт, ругань, а впереди, в солнечном мареве, вздымается, перекрывая улицу, какая-то беловатая гора высотой с двухэтажный дом.

Залман подал назад, но там уже напирали другие машины, и он, сигналя, заехал передним колесом на тротуар.

– Куда прешь? – дверцу рывком распахнул молодой полицейский с ошалевшим потным лицом. – Не видишь, что там?! … … …!

Залман растерялся: обычно полицейские разговаривали с ним вежливо, и эта неожиданная атака ввергла его в замешательство.

– На кого орешь, идиот? – к ним подскочил другой страж порядка. – Соображай, бестолочь, на кого орешь, чтоб тебя Мерсмон поимел! Ты хоть соображаешь или что?!

Он грубо отпихнул младшего по званию к витрине магазина игрушек, где сидели куклы в пышных платьях и болтались на ниточках уродливые серые фигурки кесу, и начал выговаривать, за гомоном толпы Залман разобрал только "наша Летняя госпожа" и "будешь отвечать".

Потом старший вернулся к машине и сказал:

– Извините, господин Ниртахо. Деревенщина, недавно с Фосы, никого не знает и вести себя не умеет. Иди сюда, мерсмоново отродье, извиняйся!

Молодой полицейский, красный, еще больше взмокший, что-то смущенно пробормотал, глядя в сторону.

– Ситуация критическая, – снова обратился к Залману старший. – Вы посмотрите, господин Ниртахо, что творится!

Смугловато-белая гора вздрагивала, словно живая плоть. Налетевший с той стороны порыв ветра донес отвратительное зловоние.

– Что это? – спросил Залман.

– Ушлеп. Жрал отбросы на побережье, как обычно, а какие-то мерсмоновы кретины забыли запереть как следует береговые ворота, он и прошмыгнул в город.

Прошмыгнул?.. По отношению к этой вонючей громадине выражение не очень-то уместное. Ушлеп был то ли одним из странных порождений Леса, то ли пережитком Темной Весны – тут единого мнения не существовало. Эта отдаленно человекоподобная гора плоти, абсолютно неуязвимая и очевидно безмозглая, ошивалась в окрестностях Кордейского архипелага и поедала все, до чего могла добраться. Ушлепа интересовала только жратва. По счастью, он не был хищником, хотя сожрать труп или мертвецки пьяного, не способного убежать или уползти – это для него запросто. Изредка он обнаруживал пугающие сверхъестественные способности, но целенаправленно ими не пользовался. Зимой впадал в спячку, в остальные времена долгого года кормился в Лесу и на пригородных свалках, подстерегал машины с продуктами, разорял огороды – к этому притерпелись, как к неизбежному злу, однако Ушлеп на городских улицах – это событие, из ряда вон выходящее.

Жара. Залман выбрался из автомобиля и шагнул в водянистую тень возле витрины, где скалились и подмигивали красными стеклянными глазами игрушечные кесу. Настоящие кесу живут в Лесу, это автохтонная раса Долгой Земли – злобные, коварные, жестокие твари и в придачу людоеды, они были союзниками Мерсмона в его войне против рода человеческого. А Сандра говорит, что первой женщиной Залмана была кесу, якобы он рассказывал об этом Дэнису Кенао, а она подслушала. Наверняка что-то путает или сочиняет.

– Мне бы отсюда выбраться, – встревоженным извиняющимся тоном обратился Залман к полицейскому. – Дело в том, что мне нужно успеть в мастерскую и потом вернуться домой не позже семи, а то вечером ко мне придет Сандра…

Ну, какое бы дело посторонним людям, да еще должностным лицам при исполнении, до его мелких проблем? Однако полицейский офицер неожиданно принял чужую проблему близко к сердцу, проявил участие и заинтересованность.

– Ганс, иди сюда! – окликнул он одного из своих подчиненных. – Это осыпанный высочайшими милостями господин Ниртахо, у него нет времени здесь торчать, давайте по тротуару вот в эту арку – и через дворы. Потом вернешься пешком. Меня зовут капитан Галби, господин Ниртахо. Капитан Галби, всегда рад помочь хорошему человеку!

Он раза четыре повторил свое имя, но к тому времени, как машина, миновав задворки, выехала на Кондитерскую улицу, Залман успел забыть, как его зовут.

Сидевший за рулем Ганс сказал "до свидания" и исчез, Залман перебрался на место водителя.

– Что там случилось? – спросил кто-то.

В арку, из которой они выехали, с этой стороны никого не пускали. Стоявшие здесь полицейские то ли сами не знали, в чем дело, то ли не хотели говорить.

– Там Ушлеп, – выдал тайну Залман. – На улице Лесоборцев, где овощной рынок.

Кто-то ахнул, кто-то принялся ругать береговую охрану. Толстый щекастый мальчик лет четырех разревелся и спросил, всхлипывая, зачем Ушлеп пришел, если никто не хочет с ним дружить.

– Ушлепа создал Мерсмон, чтобы досадить Высшим и людям, – объяснила ребенку пожилая женщина с тяжелым обрюзгшим лицом. – Не будешь слушаться, он тебя съест.

От этой угрозы мальчик зашелся в плаче. Кто-то в толпе перед аркой рассуждал о том, что сегодня разгильдяи из береговой охраны пропустили в город Ушлепа, а завтра пропустят орду кесу или кого-нибудь похуже – гостей из Гиблой зоны. Залман пытался закрыть расхлябанную дверцу – похоже, придравшийся к нему на улице Лесоборцев полицейский что-то сломал.

– Не реви! – прикрикнула на рыдающего мальчишку женщина. – Ушлеп сюда не придет. Идем домой от греха подальше.

– Баба, я не буду плакать, если ты купишь мне Залмана и Эфлу.

– Если будешь хорошо себя вести, куплю Эфру.

– Я не хочу Эфлу, хочу Залмана, в нем шоколада больше!

– Тогда Ушлеп тебя съест, он всегда ест плохих детей!

Дверца все-таки закрылась, и машина тронулась – мимо витрины "Сладкой жизни" с муляжами тортов, конфетными россыпями и прозрачными коробками с парными фигурками: Залман из темного шоколада, Эфра из молочного.

Сандра утверждала, что это он, Залман Ниртахо, был живым прототипом шоколадного Залмана. И охота ей раз за разом повторять такую нелепицу! Все ведь знают, что это сказка, излюбленный сюжет комиксов и кукольных спектаклей.

Жил да был злодей Мерсмон (в отличие от остальных персонажей этого действа, реальное историческое лицо), и сумел он, прикинувшись хорошим, в долгом году пятьдесят девятом (или, если по староземному счету, одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмом от Великой Миграции) стать Весенним Властителем Долгой Земли. Очень скоро тиран проявил свою истинную сущность: все в Весеннем дворце перекрасил в черный цвет, начал угнетать народ, рассорился с Высшими, с помощью черной магии создал Ушлепа и множество других мерзких тварей, завел себе гвардию из кесу, а еще силой взял в жены Эфру Прекрасную – добрую, трудолюбивую и скромную девушку с острова Мархен. Вопиющее попрание традиций: Весеннему Властителю жениться не полагается – подобно Летней госпоже, он обязан дарить своей благосклонностью многих. Моногамия, нерушимые узы брака – это для Осени и Зимы.

Как водится, дамы и девушки грезили о головокружительных флиртах с Весенним Властителем, всячески старались привлечь к себе высочайшее внимание, но Мерсмон объявил, что любит только Эфру и сделает ее своей Весенней Королевой, больше ему никого не надо. После совершения брачной церемонии он публично поклялся ей в верности Нерушимой Клятвой и отдал на съедение кесу тех парней с Мархена, которые когда-то за ней ухаживали, да еще заставил ее на это смотреть. Весенняя Королева плакала, и слезы из ее правого глаза, падая на землю, превращались в алмазы, а из левого – в жемчужины.

Страшные дела творились тогда на Долгой Земле.

Потом Эфра, так и не покорившаяся жестокому злодею, полюбила Залмана – отважного благородного героя. Маленьким мальчиком он потерялся в Лесу, его вскормили и воспитали дикие звери, поэтому он вырос сильным, ловким и бесстрашным. Ради своей возлюбленной он вызвал Мерсмона на поединок, и дрались они три дня и три ночи.

Пусть Темный Властитель одержал верх благодаря черной магии, израненный Залман последним ударом сумел разбить Камень Власти, обеспечивающий тирану неуязвимость. Залмана и Эфру заковали в цепи и бросили в темницу, а на следующее утро казнили. Однако без Камня Власти Мерсмон не мог противостоять Высшим, возмущенным его злодеяниями (по другой версии – восставшему народу), и его, побежденного, заточили в волшебную тюрьму в Кесуанских горах, в самом сердце Гиблой зоны, а герой Залман и Эфра Прекрасная вечно будут жить в людской памяти.

Смягченный вариант для самых маленьких: Залман и Эфра сумели бежать из застенков, возглавили мятеж и остались живы, потому что в самый последний момент подоспели Высшие, которые спасли их и одолели Мерсмона.

Эфру изображали в виде блондинки с сердцевидным личиком и ниспадающими до пят волнистыми волосами, в платье из серебряной парчи, Залмана – плечистым молодцом, похожим на лесного пехотинца с агитационного плаката, Мерсмона – отвратным патлатым типом с мертвенно-бледной физиономией и торчащими из-под верхней губы клыками, как у саблезубой собаки.

Разумеется, эта карамельно-героическая история не имела ничего общего с реальностью – об этом даже Сандра не раз говорила, хотя и продолжала стоять на том, что Залман и есть тот самый Залман.