Читать книгу День, когда цвел делоникс - Ирина Кошман - Страница 1

Ребенок плакал в бэби-боксе. Это было сорок три года назад. Синие губы и сбившееся дыхание. Едва отрезанная пуповина. Холодно. Как холодно!

Ее назвали Марией. Таких детей всегда называли просто. В детских домах не было моды на имена. Не было модных игрушек. Не было модной одежды. Не было модных праздников. У Марии, как и у других детей, не спрашивали: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?»

Они знали, что Мария станет хорошим сержантом Отряда зачистки. У таких детей нет привязанностей. Нет любви. Нет иного бога, кроме долга. Как раз тогда возникло это новое подразделение. Особый отряда, который будет следить за чистотой соблюдения свободы человека. Свободы быть тем, кем ему даровали быть. И Мария приняла эту роль. Она никогда не знала ничего иного. Всё, чего она хотела, хорошо исполнять свои обязанности. Быть солдатом. В пять лет она научилась читать и считать. В семь лет научилась писать, в восемь – бегло печатать. В десять лет она попадала в «яблочко» с расстояния ста метров. Затем двухсот. В пятнадцать научилась стрелять из снайперской винтовки с расстояния четырехсот метров.

И всё это время она непрерывно изучала психологию влияния, методы контроля и подчинения. Она была верна принципам учения, словно самый преданных монах в культе «Нового Солнца». Она верила, что призвана сделать этот мир лучше и чище.

Каждому человеку дарована работа, как имя при рождении. Все потаенные желания он может реализовать с помощью своего двойника. Была лишь одна проблема: некоторые люди не могли справиться со своими потаенными желаниями…

Когда Марии исполнилось двадцать пять лет, просидев семь лет над бумагами в тесной коморке, она получила первое настоящее задание по зачистке. Нужно было совершить арест женщины, которая (по слухам) незаконно танцевала, тогда как работала штукатуром.

Мария приготовилась сделать это с достоинством, но без шума. Ей не нравилось унижать людей. Она сама прошла слишком долгий путь унижений. Надев свою самую чистую форму и водрузив на голову фуражку, она и еще четверо сержантов отправились на задержание. Вот только всё пошло не по плану. Не по ее плану.

Стоял темный промозглый ноябрьский вечер. Влага проникала в дымоходы и сквозь одежду, скользила по тротуарной плитке и стонала в ветках деревьев. Сержанты дождались окончания рабочего дня рыжеволосой девушки. Маша сделала шаг, но ее остановили.

– Не рыпайся! Это наша работа.

И Мария умолкла, не привыкнув перечить старшим по службе.

Они перехватили девушку в темном переулке. Они должны были задержать ее. Просто задержать и привести на допрос. Наверняка, всё оказалось бы просто недоразумением. Ей сделали бы предупреждение и отпустили. Флора, так ее звали. Красивое имя. Точно не из приюта. Такие имена умеют давать только настоящие состоятельные родители. Флора. Держишь эти звуки на кончике языка, сосешь их, как леденец, и представляешь себе маленький дом, окруженный яблонями. Перекатываешь его во рту – и видишь розовые кусты, двух щенков на лужайке. Флора…

Один напал на нее сзади, стукнув по затылку резиновой тонфой, другой повалил на землю, срывая одежду. Она была красивая. Но она не кричала, только слабо пыталась высвободиться из сковавших ее «объятий» мучителей. А Мария просто стояла, оцепенев от ужаса. Желудок наполнился тяжестью, а сердце покрылось коркой льда. Пока они терзали ее плоть раз за разом, снова и снова, она просто стояла там…

В это самое мгновение мир перестал существовать в трех измерениях и словно бы распался на множество пикселей, разлетелся, как осенние листья, в разные стороны. Мир был разорван на множество кусочков.

Они бросили девушку в темном переулке с разбитой головой и искалеченной добродетелью. Никто не говорил об этом, все хранили жуткое молчание, и это было страшнее всего.

Мария сняла выглаженную форму и фуражку. И больше никогда не надела. Она ушла, сбежала, поджав хвост, зализывать раны, сменила имя. Не хотела больше этого размалеванного – «Мария». Ее имя представлялось ей теперь испачканной салфеткой, грязной. Она взяла теперь имя почище и разорвала веру в свои идеалы, как художник рвет неудачные наброски. Разорвала на мелкие кусочки. Но не забыла. Заставляла себя помнить об этом. Снова и снова резала свое сердце.