Читать книгу Вера. Надежда. Любовь. Повесть. Рассказы - Ирина Косыгина - Страница 8

Косыгин Алексей Николаевич

Родственником моего отца, был – Алексей Николаевич Косыгин. Отец приходился ему двоюродным племянником. В общем, десятая вода на киселе…

Недавно я устроилась на работу медсестрой в «Университет Технологии и Дизайна», там прямо культ почитания Косыгина Алексея Николаевича. Заведующий кафедрой физкультуры, когда узнал, что он мне родственник, несколько раз ко мне приходил и звал в музей университета, посвященный Косыгину А. Н.

Алексей Николаевич очень помогал Университету. Надо же, что именно туда мне и надо было устроиться работать…

Иногда я в себе ощущаю что-то «косыгинское», характер что ли?

Когда мы были маленькими, он помог нам с квартирой, но дальше этого родственные чувства закончились. Когда родители развелись, пришлось разменять нашу квартиру, где прошло мое детство.

Отец, хоть он уже и умер давно, до сих пор мне снится по ночам в страшных снах. Я давно его уже простила в душе, записки в церковь за него подаю, но видно, его душа никак не успокоится. Умирал он очень тяжело – от рака легкого, дома, один. Его новая жена даже обезболивающие лекарства у него воровала. Брат ездил к нему перед смертью, а я так и не смогла, не могла забыть, как он мучил маму и меня! Он перед смертью звал ее, просил прощения, только поздно уже было, мамы десять лет как уже не было.

А ведь он еще шестнадцатилетним мальчишкой ушел на фронт, был контужен, много знал и читал.

Алексей Николаевич Косыгин, мой дальний родственник по родству, но близкий по духу.

Очень жаль, что я не знала его ближе лично. Когда мои родители имели с ним хоть какую-то связь, я была слишком маленькой. Хочется, чтобы, как можно больше людей знали об этом удивительном человеке, особенно молодое поколение, они не знают даже кто это такой.

Знаю, что это был очень честный, искренний и добрый человек. Не отказывал в помощи даже дальней своей родне.

Косыгин Алеша (крайний справа), отец Николай Ильич, Сестра Маруся и брат Павлуша

Родился он 21 февраля тысяча девятьсот четвертого года. Был он третьим ребенком в рабочей семье Николая Косыгина, выходца из крестьян Московской губернии.

Алеша очень рано потерял маму. Его отец, Николай Ильич, Всего себя посвятил детям, сам поднимал троих детей – Павлушу, Марусю и Алешу. Маруся с детства была инвалидом, так до старости и осталась маленькой, самая любимая у отца.

Однажды, Алешу увели цыгане. Вышли они во двор с Марусей, а их окружили незнакомые люди, и через десять минут девочка осталась одна. Ее братик с льняными кудрями, доверчиво ушел с тетей в пестрой юбке, подавшей ему теплую руку.

Зареванная Маруся побежала к соседям. Пока спохватились, за развеселой компанией уже оседала пыль. Цыгане торопились к Большому Сампсониевскому проспекту. В урочный час его заполняют рабочие смены с заводов и фабрик, прильнувших к Большой Невке. Соседи едва успели отбить Алешу. Тот день Николай Ильич считал вторым днем рождения младшего сына.

Дом Косыгиных всегда был полон гостей и родственников. Помочь им всегда были рады, но за протекцией сюда стучаться было бесполезно.

Блокадный Ленинград. Алексей Николаевич много раз летал туда, выполняя поручения Сталина. Вот одна деталь, подмеченная спутником Косыгина Анатолием Сергеевичем Болдыревым.

«По стылой улице двое парнишек тянули санки, на которых лежал их братишка или сосед. Типичная для тех дней картина. Так свозили покойников по всему городу. Что-то заставило Косыгина остановиться у этой горестной процессии и спросить, кого везут хоронить. Ребята еще не успели ответить, как Алексей Николаевич заметил, что у мальчика, лежащего на санках, дрогнуло веко. Может быть, в эти последние мгновения уходящей из него жизни, сквозь забытье, он услышал голос, похожий на отцовский? Алексей Николаевич взял ребенка на руки, тот стал приходить в себя. Косыгин распорядился, чтобы мальчика отогрели, покормили, а затем эвакуировали из Ленинграда.

Есть такое выражение: мертвые открывают глаза живым. Но дороже, когда живые открывают глаза мертвым, возвращая их к жизни, как это произошло на скованной морозом улице блокадного Ленинграда».

Ледовая дорога через Ладожское озеро, «Дорога жизни», стала единственным путем, по которому эвакуировали ленинградцев, доставляли в осажденный город продовольствие, оружие, боеприпасы, горючее…

На станции Борисова Грива, в тринадцати километрах от озера, был организован основной пункт эвакуации ленинградцев по «Дороге жизни».

Алексей Николаевич каждые два-три дня наведывался на станцию, объезжал все пункты приема и отправки людей, грузов, пункты ремонта автотехники и защиты «Дороги жизни» от авиации противника.

«В отношении к людям он всегда оставался максималистом. Доверяет или нет. Середины не было. Если кого-то поймает на вранье, этот человек переставал для него существовать. Он не терпел таких вещей.

Еще одна черта, которую ценили все, была – обязательность.

Декабрь 1980 года. Больничное окно, в которое Алексей Николаевич глядел долгими вечерами. Одиночество. В палате припомнился он сам – в его два с небольшим года.

Отец привел всю семью на Смоленское кладбище к могиле матери в Петербурге. «Было зябко. На длинные волосы священника, поверх черного одеяния, падали и не таяли снежинки. Павел, Маруся и Алеша держали свечки, прикрывая их ладошками от ветра. Священник торопливо дочитывал молитву, помахивая кадилом. А потом перекрестил всех по отдельности и громко сказал, глядя почему-то на Алешу: «Уповай на Господа и делай добро; живи на земле и храни истину».

Косыгин Алексей Николаевич в кабинете

Думаю, эти слова священником были тогда сказаны не случайно, он прозрел ту жизнь, что ждала Алешу впереди. В глубине души, верю, что Алексей Николаевич всегда был верующим человеком и руководствовался библейскими истинами. Всегда поминаю его в своих молитвах и верю, Господь его не оставит.

Многие поражались его феноменальной памятью. Ее можно сравнить с историей с первой повестью Паустовского. Молодой писатель затерял рукопись и сел писать повесть заново. А когда написал, нашел пропажу – она завалилась за шкаф. В новом тексте другими были лишь два-три слова. Нечто подобное произошло и с Косыгиным. Он вышел к трибуне в Большом театре и вдруг обнаружил, что при нем нет очков для чтения. Ни в зале, ни в президиуме никто ничего не заметил – Косыгин прочитал часовой доклад по памяти.

Хочется привести письмо Арама Хачатуряна, адресованное Алексею Николаевичу из 1973 года: «Дорогой Алексей Николаевич!

Ваше письмо растрогало меня до слез. Не могу найти слов, чтобы в полной мере выразить Вам свою благодарность. Тепло и внимание, которое неизменно исходит от Вас, всегда грело и радовало меня. Сейчас Ваше письмо самое лучшее лекарство для меня, ибо я еще нахожусь в загородной больнице. Конечно, я хотел бы взглянуть на Вас и лично поблагодарить. Как Вы себя чувствуете, дорогой Алексей Николаевич, как Ваше здоровье?

Вся наша семья и я с Ниной Владимировной бесконечно благодарны Вам за Ваше участие в моем лечении, за Ваш умный совет лечиться в загородной больнице. Сейчас я чувствую себя хорошо. В конце месяца, надеюсь, меня отпустят домой, где я, наконец, начну работать. Примите наш привет, дорогой Алексей Николаевич, нашу благодарность за Вашу доброту и внимание. С глубоким уважением

Арам Хачатурян

12 июня 1973 г.»

Косыгин Алексей Николаевич

Несмотря на годы, а ему уже шел 73-й год, он был в хорошей форме. Много ходил, во время отпуска на море заплывал подальше, два часа в воде считал нормой; выходил на волейбольную площадку, на каток…

Косыгин был физически крепким, здоровым, спортивного склада человеком. В летний день 1976 года, случилось это несчастье на даче в Архангельском. Он собрался проплыть на своей лодке-одиночке, что делал не раз. Привычно закрепил ноги (позже это спасло его) и отчалил от мостков. Следом отчалили и охранники. Алексей Николаевич еще над ними подтрунивал: «Смотрите-ка, молодые, крепкие ребята, гребут – все в поту и в мыле, но никак не могут угнаться за мной. Я-то ведь уже в годах». А через несколько минут, совершенно неожиданно для тех, кто плыл во второй лодке и смотрел с берега, косыгинская одиночка перевернулась. Алексей Николаевич потерял сознание и ушел под воду.

Спас его один из охранников. Вызвали скорую помощь и рванули в ближайшую больницу в Красногорск, вернее, госпиталь. Военные врачи вытаскивали Алексея Николаевича с того света. Это ЧП не прошло бесследно… Осенью 1979 года его догнал сильный инфаркт.

Однажды, вспоминает Н.К.Байбаков, обдумав и подписав какой-то документ по здравоохранению, Косыгин странно посмотрел на меня долгим взглядом и начал беседу на неожиданную тему: «Скажи, а ты был на том свете?

Мне стало чуть-чуть жутковато, и я ответил, что не был, да и не хотел бы там оказаться. – А я там был, – с грустноватой ноткой отозвался Алексей Николаевич и. глядя перед собой отрешенно, добавил: – Там очень неуютно…»

Никогда Алексея Косыгина не занимала карьерная гонка, всю жизнь для него главным было дело, за которое Много пришлось пережить Алексею Николаевичу в стенах Кремля. Смерть его, после двух тяжелейших инфарктов, была ускорена и внешними факторами, обострением отношений с Брежневым, Черненко и Тихоновым.

«В утро, на 18 декабря 1980 года, – вспоминал доктор Прохоров, – предстоял обычный врачебный обход – мы просто должны были осмотреть Алексея Николаевича. Он сидел на постели и улыбался нам и вдруг – завалился. Возникла внезапная острая коронарная недостаточность с остановкой сердца. Через несколько секунд приступили к реанимации, но запустить сердце так и не удалось».

В последние два десятка лет – это была экономика всей страны.

«Случалось, что самые светлые головы в правительстве не могли найти решений какой-нибудь проблемы. Тогда раздавался сдержанный голос Косыгина: «А что, неужели нам сообразиловки не хватит? Это было его любимое словечко».

Помимо его великих заслуг перед Россией, думаю, что Алексей Николаевич в душе всегда тянулся к духовному, искал Бога. Читая жизнеописания о старице Любушки, я увидела и упоминания, что Алексей Николаевич не раз посещал ее. Какие вопросы он ей задавал, о чем велась беседа, никому не известно, но верю, что Бог, как в этой жизни, так и в будущей не оставит его.

Еще нащла упоминание о нем где-то, что он был в переписке со старцем Николаем Гурьяновым, с осторова Залит Псковской области. Где и я тоже потом оказалась по воле судьбы.