Читать книгу Йокин в Москве - Ирина Костевич - Страница 3

Машуня ревела. Плач бывает разных видов. Кокетливый, словно душистый горошек. Коварный, как пырей – для того, кому плачут. И, наконец, жгучий и горький, словно алоказия (никогда не пробуйте, какова на вкус алоказия!) У Маши от слёз онемел язык и опухло горло. Сами же слёзы были нечеловечески крупны. Неудивительно: плакала-то Машенька по медведю. Сумку ей уже принесли. Со сломанным замком, испачканную. Но, вне сомнения, ту самую. Только пустую.

– Это мамин… детский… её Ми-иша…она его… всю жи-и-изнь…

– Моя ты хорошая, миленькая, ну не плачь же ты так, – белокурая женщина гладила потерпевшую по спине и волосам, жалела и готова была отдать ей все игрушки Москвы и Московской области. Лишь бы эта девчуха-дельфинюха успокоилась и перестала убиваться. Слышать, как люди плачут по-настоящему (а по-настоящему люди плачут очень редко) невыносимо. Женщина эта работала психологом и, что бы там ни твердили про быстрое «эмоциональное выгорание» в такой нервной профессии, Людмила Владимировна оставалась человечной вопреки. В этом помогал её секрет в сумке. Да, там сидел кот. Игрушечный, с голубыми глазами и собачьим именем Дружок. Кота этого ни-ко-му Людмила Владимировна не показывала. Чтобы не дразнили.

– Будем искать твоего Мишу. Найдём, куда он денется? Везде камеры слежения, потерпи, моя дорогая. Это аэропорт, тут всегда всё находят, – уговаривала она Машу, словно баюкала. – Отыщется…

– Отыщется, – вторил в бауле Дружок. Самым милым и добрым голосом. Тоже ведь переживал: и за Машу, и за медведя.

Маша перестала плакать: «Кто там?» И Людмила Владимировна, впервые в жизни, показала кота. Чужому, в сущности, человеку.

Светло-кремовая шерсть Дружка, хоть и была красивой и густой, из-за проживания кота в сумке свалялась. Даже голубые глаза стали почти не видны.

Дружок пошёл на руки к Маше, нежно обнял лапами за шею. Ткнулся носом в щёку. Девушке стало капельку легче.

***

Конечно, ничего такого ни Рыбчик, ни тем более Йокин предположить не могли. Йокин после отъезда Рыбца опять залез на диван и терпеливо созерцал кучу вещей, похожую на лежащего верблюда. Это то, что Рыбчик решил не брать в Африку, хотя сперва и приготовил.

Паучок думал про свою мечту… В голову ничего не приходило. «У меня слишком много идей и мечт… – наконец решил Йокин. – Поэтому они остаются лежать – ведь их невозможно сдвинуть с места. Они давят друг друга. Для осуществления мечты нужно движение и свобода. Какая ж у меня мечта? А что, всё же просто, сейчас узнаю. Что попадётся, то и подскажет».

Он подошёл к вещам, наугад вытащил из кучи что-то. Оказалось – книжку. «Искусство перформанса: от футуризма до наших дней». Вспрыгнув на диван, Йокин закинул ноги на ноги, одной лапкой подпёр голову, в другую взял книгу, третьей стал листать страницы. Четвёртой почёсывал макушку. Вне сомнений, пауки идеально созданы для чтения. Лишь бы стремились к нему.

Йокин разглядывал чёрно-белые фотографии. Непонятное нагромождение предметов не вызывало никаких чувств, кроме скуки! Паучок задумался… Если столько людей делают что-то необычное на протяжении нескольких десятилетий, а другие люди смотрят на это, обсуждают и даже вот – написали об этом книгу, так может, дело не в них, а в нём самом? Он, значит, чего-то не понимает, в чём не должен признаваться? И Йокин решил стать самым модным паучком с передовыми взглядами в области современного искусства. Особенно – искусства перформанса. Тут даже рисовать ни к чему. Главное – разрушительно-обличающие идеи. Итак, он станет знаменитым мастером. И куда-нибудь, да перевернёт этот мир!

Йокин закинул книжку подальше и побежал на кухню есть оставшееся варенье. Его мечта нашлась так быстро, что даже неинтересно: «Рыбец, наверное, даже до аэропорта не доехал!»

***

Нашлась не только мечта Йокина, но и, как ни странно, дед Миша. Только нашёлся он неправильно. Потому что попал на глаза уборщице Оле. Эта самая Оля бубнила себе что-то под отёкший нос с красными прожилками. Когда она подошла поближе, медведь уже мог разобрать: женщина уговаривала себя, что, конечно же, она намного лучше коллег: нагловатой Гули и тихой Кати, которую вообще язык сломаешь, как там зовут на самом деле. Потому что Оля, хоть и выпивает иногда, но человек большой души. И не даст там всяким, да ещё уборщицам, над ней издеваться, и пусть зовут Ольгой Валентиновной, нечего! Тут Оли заметила, что в тёмном углу кто-то шевелится. «Никак – чупакабра!» – она присела от страха. «Пойду Гулю с этой, как её, кликну! А то кусанёт» – пообещала она этому кому-то углу и побежала прочь. Молоденькие уборщицы весело переглядывались и шутили про «белочку». Большой нос Оли наливался гневом, но до поры она терпела: «Я про них недавно фильм смотрела. На собак похожи, на доберманов. Только уши длинные и глаза синим светятся. И кровь они пьют, чупакабры!» Тут она ткнула пальцем в бок Кати, та вежливо взвизгнула. Как и ожидали Катя с Гулей, никакой чупакабры там, куда их повела Оля, не было. Только в дальнем углу валялся старый плюшевый медведь. «Выкинуть надо!» – проявила профессионализм Гуля. «Я те выкину! Раскомандовалась тут! Я его домой лучше отнесу, деда дразнить. У меня дед – точь-в-точь такая образина. Старый, плешивый, зенки жёлтые. Пусть на себя полюбуется! Выкинет она! Тебя б не выкинули…» И Гуля с Катипой в который раз вздохнули и сказали друг другу на родном языке, что хватит уже помогать этой противной тётке, которую они между собою называли Хазор-гейсу – Красавицей тысячи кос. Ведь Оля любила принарядиться во всё красное короткое, а вместо нормальной причёски у неё были криво заплетённые африканские косички. Это так Олина племянница, начинающий парикмахер, на Оле руку набивала.