Читать книгу У женщин грехов не бывает! - Ирина Крицкая - Страница 6

Пятое утро я спешу домой. Еду по окружной и улыбаюсь солнцу, как узник подземелья. Мелькают сосны, колокола звонят, марш играет, истребитель взлетел, и я уже на кухне. Сначала включаю духовку с курицей, потом ноутбук, а потом говорю себе: «Последний разочек. Еще один раз – и все».

Это была чистая брехня. Абсолютное вранье. Потому что всю неделю в десять по Москве я выходила в Сеть, к Лерочке. Потому что еще в машине, еще на светофоре у меня был тепленький живот, и бедра сжимались, и язычок по зубам бегал. Что творится? Я не могла понять. Я никогда не испытывала такого явного физического влечения к мужчине. Тем более к такому, которого ни разу не видела. Смешно! Жуть как смешно – зато никаких комплексов, и можно придумывать все, что хочется. Там же, на светофоре, пока горел красный, я уже знала: сегодня Лера захочет поиграть в «М+Ж+М». Просто вдруг подумала, что именно сегодня, в пятницу, он подсунет мне второго мальчика.

Это был мой любимый архетип, «второй мальчик» всегда работал. Я такую ерунду сто раз себе представляла, когда нервничала, когда уставала и не могла заснуть, когда не получалось расслабиться, когда муж мой уходил из постели в ванную, а я не хотела его напрягать. Отработанный простейший метод: представляю второй член и успеваю кончить к тому моменту, как муж появится у двери. Его шаги в холле только приближали мой оргазм. Ничего особенного, меня всегда тянуло сломать какое-нибудь табу.

Мне было интересно, как Лера нарисует эту картинку. Просто с лингвистической точки зрения интересно, как он сформулирует это предложение. Я не слышала ничего подобного ни от кого из мужчин.

Я поставила курицу на минимальный нагрев и залезла с ногами на стул. Жду.

«Милая, ты такая желанная…» – Лерочка начал.

«Мяу…» – смотрю и похохатываю.

Лера стеснялся. Да, бабник, а все равно стеснялся. Он сказал как начинающий сутенер:

«Мой друг тоже хочет тебя…»

Ути-пути! Я засмеялась. Понятно, у него не было реальной групповухи. Опытные развратники не зовут друзей сразу, они им звонят чуть позже. «Ну, сейчас я тебе покажу», – подумала я и вдруг испугалась. Я помню, это был реальный страх и настоящее смущение. Такое сильное, что щеки загорелись и холодок… По спинке опять пробежал холодок.

– Ладно, – я прошептала. И набрала: «Зови друга».

«Он уже здесь, – напечатал Лера. – Сидит в кресле и дрочит».

У меня вздрогнули плечи, как будто кто-то появился в дверях. Я сразу представила себя голую, беззащитную на чужом полосатом матрасе и каких-то левых красномордых жирных самцов по креслам. Это были уродские кадры, и у меня сработал инстинкт. Самосохранения, естественно. В реале я бы смылась из такой компании как можно быстрее. И вот тут, в этот момент, мне опять показалось, что не так уж сильно реал отличается от вирта. Когда человек пугается, ему абсолютно все равно, где стреляют – в мониторе или за окном.

Я испугалась. Да! Испугалась и сама себя одернула: «Детский сад!» И быстренько так, по-пионерски, отпечатала Лерочке:

«Он хочет, чтобы я его облизала…»

«А ты хочешь?» – он спросил.

«А я хочу, чтобы ты смотрел!»

Поначалу это даже слегка возбуждало. А потом Лера увлекся режиссурой. Он расставил классическую мизансцену: Лера внизу, я сверху, третий персонаж сзади. Все заняли свои места, табу сломали, я почувствовала себя грязной блядью, как хотела, дешевой грязной блядью… И вдруг мне стало скучно, скучно и тоскливо до парализации. Я перестала нажимать на кнопочки. Захотела уйти.

Лера заметил паузы и скинул мне свою любимую комбинацию, когда два члена входят в один рот. Он хотел сделать экшен, но меня передернуло. Противно стало до тошноты. Я слишком четко представила свои губы и самцов. Я чуть не заревела – так сильно в роль вошла, что себя, даже такую придуманную шлюшку, стало жалко.

Лера курил. Он видел, конечно, что я отключаюсь. Кроме «аааааааааааа» и «оооооооооооооо» от меня ничего не приходило. Он накручивал: «Сейчас порвем тебя, шалава». А я так медленно-медленно одним пальцем набирала: «Рвите, мне пофиг».

Я поставила курсор на выход. Меня удерживало только одно: интересно было, поймет он или нет. В конце концов, он старый еврей или не старый еврей? Что он там делает вообще? А? Где у него руки? Зверушка, он что, не чувствует, что я сейчас зареву?

«Кайфуешь, сучка?» – Лерочка спросил.

– Ага, – говорю. И пишу то же самое.

Он обрадовался. Этот искусственный персонаж его отвлекал. Нужно было думать, куда он встал, что захотел, как вогнал, что сказал. Оргвопросы убивали желанье, и поэтому Лера курил и ждал, когда мне все это надоест.

«Мне не нравится», – я застегнулась на все свои замочки.

«Зайка… – Лерочка, наверное, улыбнулся. – Я хотел, чтобы тебе было хорошо…»

«Убери «друга»!»

«Он уже ушел, малыш… Мы только вдвоем».

«Поцелуй меня», – я напечатала и немножко затормозила: отправлять или нет?

Мы еще не целовались. Я просто не знала, как это сделать словами. Это сложно. Нежность и длительность поцелуя упаковать в слова очень трудно. И ни к чему. Зачем? У нас было в жизни достаточно реальных поцелуев.

Я опять увидела картинку. Свои губы, «левый» член и Леру. Мне вставило. Да, эта картинка меня зажгла. Мне захотелось, сильно очень захотелось, чтобы Лера меня поцеловал как свою. В губы, я хотела в губы, но стеснялась попросить. Он сам понял:

«Целую твои губы… сладкие… Нежно».

Чего я так обрадовалась, сама не пойму. Инсайт, наверно, случился. Передалось, наверно, его тепло каким-то странным образом.

«Хочу тебя искупать», – я сказала.

«Ты меня? Хочешь искупать?»

«Да, хочу тебя отмыть и всего прогладить».

«Зайка, – он улыбнулся. – Меня уже сто лет никто не купал…»

Сто лет не купали Лерочку. Некогда всем. Девочки работают. Одной мне делать нечего, и я захотела его понежить. Не знаю, что на меня нашло, захотелось прощупать каждый кусочек его тела, и пальцами скользить захотелось, у меня даже ладони потеплели.

«Держу твои коленки… – я сказала. – Развожу их, ляг на спинку».

«Делай что хочешь, заенка».

Я ласкалась щеками по его бедру, держала его за ступни, растирала пальцы. Пока он дрочил свой член, я его вылизывала. Нырнула в его раскрытые ноги и гладила все его пушистые места и языком ему делала сначала быстренько и нежно, а потом сильно и глубоко.

«Где твоя писечка, дай мне ее…» – он просил, но я не давала, я ждала, когда он сбесится и запросит: «Отъеби меня, сучка… ооооооооооооооооо».

Я сама не замечала, как переползаю с ноутбуком из кухни в зал и там кончаю, как только вижу его «оооооооооооооооооооооо, что ты со мной делаешь, маленькая». Открываю глаза – а я уже на диване.

Коленки скользили на мокрой коже. Я падала носом в подушки и задыхалась, но Лера меня не отпускал, не останавливался. Он посадил меня к себе на лицо и баловал языком и пальцами.

«Хочу, чтоб ты еще кончила… моя девочка… сладкая… Кончай мне на губы…»

Я кончала. Лера просит – и я сразу кончаю. И ору, громко ору, вслух:

– Лерааааааааааа! Ты вкусный…

Он валялся на своей постели, мокрый, липкий и добрый-добрый. Поднимался с подушки, чтобы мне напечатать:

«Сумасшедшая, как мне с тобой хорошооооооооооо…»

Короче, тесты, сплошные тесты мы проводили друг с другом. Проверяли реакции на вербальный возбудитель. Мы вытаскивали из своей базы данных кучу прикосновений, поцелуев, проникновений, скольжений, запахов, вкусов… Осталось проверить визуальный момент. А я боялась! Немножко. И даже промямлила: «А может, не надо».

Но это я так… кокетливо промямлила. Я знала: он мне понравится. Когда кончаешь с мужчиной всю неделю, одновременно, сильно и легко, есть большая вероятность, что он понравится.

В общем, я его увидела. И он меня. Мы нашли друг друга на Фейсбуке. Открыли фотографии и хором заорали:

– Ааааааааааааааааааааааааааааааааа!

Мы зависли минут на пять. Это очень интересное ощущение – увидеть мужчину, с которым уже был секс. Может быть, это даже интереснее, чем сначала увидеть, а потом заняться сексом. Сюрприз!

Что я увидела? Кошмар ходячий я увидела. Самец гориллы с серебряной спиной был на фото. Губы большие и четко прорисованые, капризные губы типичного сладострастника. И плечи мягкие, плечи, довольные жизнью, на расслабоне у Лерочки плечи. Никуда не спешит, ни за кем не бежит. Глаза еврейские, козе понятно, большие черные глаза, живые, но спокойные. Активный, но вменяемый. И лоб, опять же, что очень важно, высокий.

Ха! И улыбка. Знакомая такая улыбка, как у мальчика, который напакостил и веселится. Была у него одна фотография, где он на сцене с девочками. Девочки ему подпевали в красных полуплатьях, Лера почти смеялся, и рот был открыт широко, но подбородок ушел немного назад. «Смотрите, какой я хороший» – это улыбка моего отца. Мой отец улыбается так же, когда кокетничает. Я заметила это мимолетное сходство. Наверно, все артисты и бабники улыбаются одинаково.

«Ну как?» – Лера спросил.

«Я пойду… – отвечаю. – Пойду уже… Пора мне… Пока».

Он в это время открыл мою фотографию и откинулся в кресло. А потом опять в монитор и увеличивать, увеличивать. Только успел мне послать вдогонку:

«Сучка! Какой у тебя размер?»

Я так и знала. Увидел сиськи и разволновался, с перепуга проехал на красный. Жена позвала его прокатиться в супермаркет. И только пальмы на разделительной полосе мелькали у Лерочки перед глазами. Ни светофор, ни полицейскую машину не увидел.

А я вообще на дорогу не смотрела! Солнце я видела! И облака над городом. И город мне нравился. Я нажала на тормоза в последнюю минуту. Из-за троллейбуса выходили люди. Толпа старух обступила мою машину. Бабки били сумками по капоту и орали:

– Дура! Смотри, куда прешь!

Энергичные бабки живут в нашем городе. Я сама испугалась. Еще бы, чуть не врезалась в эту толпу, которая всегда собирается на широком перекрестке у перехода к рынку. Я опустила стекло. «Извините, – говорю. – Ради Бога! Извините!»

– Понакупили права! – ругались бабки.

И тетка одна, я упала от этой тетки! Она достала из сумки черное гнилое яблоко и бросила ко мне в салон. Не сразу бросила. Целилась сначала и спрашивала:

– Хочешь, яблоком брошу? А? Сейчас яблоком в тебя брошу. Хочешь?

– Бросай, бросай уже, – говорю.

Сумасшедшая тетка запулила мне в салон свою гнилушку. Откуда, думаю, у нее с собой это черное яблоко? Ну, надо же… Я просто поражаюсь, какие странные люди живут в этом мерзейшем городе. Это же надо такое придумать: женщина носит с собой гнилое яблоко. И ждет, намеренно ждет случая, чтобы в кого-нибудь запустить.

А я не спорю – виновата. Стою. Пропускаю людей. Улыбаюсь. Девушка по зебре шла, я эту девушку часто вижу на этом переходе. Больная девушка, с заметной формой ДЦП. Она всегда тут ходит, вихляясь и так приволакивая ноги, как обычно идут с люди с этой болезнью. У нее был легкий красный шарфик, и юбка, весенняя пестрая юбка на ней болталась, а девушка счастливая была. И шарфик совершенно бесполезный летел за ней. И я, конечно, сразу кинула эту девушку в корзинку своих оправданий: «Дивитеся, люди! И эта дама без вариантов на размножение идет и крутит своим шарфом и юбкой. Неужто мне нельзя разочек, всего разочек, да и то понарошке, снять свою вечную паранджу?».