Читать книгу Жатва (сборник) - Ирина Лазаренко - Страница 7

Приручить принцесску

Оглавление

Я еще даже не вырыл себе толковой норы для ночевок, когда мне на голову свалился Бринн и заявил: «Мы с тобой сопрём принцессу!»

Я с досады чуть не жахнул по этому болвану огнём. Я-то думал, в новом логове меня никто не найдет, но на тебе – еще обжиться не успел, а этот порождатель лютой ярости уже тут как тут.

Но я не жахнул. Во-первых, Бринн – хороший собутыльник, во-вторых – единственный человек, который при виде меня не убегает с дурными воплями «Драко-он!», а если я хочу научиться перекидываться в этих существ, то нужно изучать их, а не жечь.

Так что я проглотил первые четыре ответа и спросил:

– И на кой нам принцесса?

Бринн вытаращил на меня ясные серые глазищи:

– Ты глупый, что ли, Горгий?

Я уставился на дыру в виноградном навесе, которую проделал этот обалдуй. Может, и глупый.

Жрать людей я не люблю, разве что с большой голодухи, тыква – и та вкуснее. То, что мы девок насилуем – бесстыдная ложь, кто-то больной на всю голову её выдумал, а остальные больные поверили. Говорить нам будет, наверное, не о чем – ну что общего у меня с принцессой, тролья матерь забирай?

Так на кой она мне?

Бринн фыркнул в пшеничные усы.

– За неё же полцарства дадут, дуралей!

– Да? – я присел на дровяную колоду. – А кто?

Бринн в непонятном восторге хлопнул себя по тощим ляжкам:

– Во ты дуралей! Государь, конечно, батюшка ейный!

Хм-м. У нас есть похожий обычай: мы за первенца драконихе осьмушку сокровищницы отдаем. Но принцесса ведь давно родилась, да и мы с Бринном тут не при чем. Зачем государю дарить нам полцарства за принцессу?

Ну, Бринн мне объяснил, что есть у людей такой ритуал: если дракон умыкнет принцессу, то ейные родители сразу отдают полцарства тому, что дочку вернёт. Иногда еще отдают саму принцессу в жёны, но только если она страшная. А та, которую мы будем воровать – красивая, поэтому нам дадут за неё только полцарства, без довеска.

Правда, сказал Бринн, предполагается, что спаситель в одиночку прибьет того самого дракона, который принцессу упёр (тут я расхохотался так, что чуть с колоды не сполз), но мы государя как-нибудь перехитрим. Покажем ему мой выпавший сменный зуб, к примеру. То есть Бринн покажет. И скажет: всю башку отпиливать было хлопотно, устал, не могу.

Полцарства или даже его четверть мне были совсем ни к чему, зато Бринн пообещал отдать мне все каменья, какие окажутся в полцарстве.

Очень глупым посчитал я этот человечий ритуал, но решил поучаствовать. В человека превратиться сложно – говорят, сотни лет нужны, чтобы изучить их натуру и способ действий, и надо ж мне когда-то начинать!

Для виду я немного потрепыхался: не умею, мол, с принцессами обходиться, даже не знаю, чего они жрут, и возиться с нею мне вовсе не хочется, но Бринн меня успокоил. Сказал, что сейчас мне всё объяснит, а забирать девицу придет на следующий день, не позже.

* * *

Море. Красивое тут море, пахучее, серо-зеленое. И каменный дворец красивый, и выдающаяся в море терраса.

И верещащая девица. То есть заверещала она потом, когда увидела меня. Наверняка подумала плохое и, в общем-то, не зря. Я не стал томить принцесску неизвестностью: она еще не успела перехватить воздуха для нового вопля, а я уже сграбастал ее за бока.

Понятно, почему принцесску тут никто не охранял: с моря к террасе не подобраться. С воздуха – другое дело.

Я поудобнее перехватил вопящую девицу и заложил круг над замком. Бринн сказал, это часть ритуала – все должны увидеть дракона, который забрал принцесску, иначе не считается. Под пузом пронеслись башенки, потом показался сад с фонтанами и беседками, а за его оградой – полный двор государевой челяди. У всех пасти раззявлены, глаза выпуклены. Корзинки бросают, руки заламывают и приседают зачем-то, будто думают, что не достану, если захочу. И несется над башенками, над фонтанами и двориками привычный мне дурной вопль:

– Драко-он!

А я еще один круг над двором – вж-ж-ж! И огнем в башенку – тьфу! И принцесска в моих руках: «Ви-и-и!»

Загляденье!

Потом я плюнул огнем в ужасно придурочную беседку, всю в резных завитушках – просто чтоб она стала красивой, – и завис в воздухе. Полюбовался на перепуганный народец, на пожарчики, помахал челяди лапой. Отчего-то это всегда пугает людей до отключки – может, оттого, что жест похож на ихний, человечий? Вот и теперь – аж на пузы попадали, стали отплозать под кусты и скамеечки. Дуралеи. Надо будет как-нибудь поговорить с ними.

Я накинул принцессе на башку мешок, еще раз помахал кустам лапой и, набирая высоту, полетел к логову.

* * *

Понятия не имею, кто занимался воспитанием этой девицы. Наверное, дикие кабаны.

Я рассчитывал, что за время полета она припомнит много жутких историй про похищенных драконами девок и в ужасе сбежит от меня в чулан с солениями. Запрется там и будет молить богов о спасении, понемногу подъедать квашеную капустку и с надеждой поглядывать в щель меж дверными досками.

Но принцесска никуда не побежала и даже в обморок не грохнулась, а крик подняла на всю округу, всех кабанов, небось, распугала. Я ей рявкнул строго: «Место!» и указал на лежанку, но в ответ в меня полетела ругань и маринованные огурчики. Потом она стала швырять всякие другие вещи, ну, что под руку подвернулось – черпаки, горшочки, собственные башмаки и увесистые пустые кадушки.

К такому Бринн меня не готовил! Никак она пугаться не хотела, а бить её я остерегся, чтоб случайно насмерть не отшлепать. Так что в конце концов просто шугнул её струей огня подальше в чулан и быстренько захлопнул дверь, набросил засов да для верности бревнышком подпер.

Не был я уверен, что эта норовистая девица не сделает подкоп при помощи глиняных черпаков и трольей матери, но тут уж решил – пусть будет как будет. Если сбежит – мы с Бринном новую принцесску поищем, в удаленных краях. Может, она окажется поспокойней нынешней.

Я даже почти захотел, чтобы она сбежала. Я бы двадцать раз подумал, стоит ли её воровать, если б знал, что она такая бойкая. Или принцессы и должны быть такими, а у меня неправильное понимание сложилось? Все-таки людей я плохо еще знаю, хотя до сих пор все мои наблюдения говорили о том, что их образ мышления мало отличается от нашего.

И чего их изучать сотни лет, спрашивается? Не понимаю.

Ночь я провел в норе, и снились мне летающие маринованные огурчики.

Утром первым делом я проверил чулан, открывать не стал, просто прислушался у двери. К добру или нет, но принцесска осталась на месте, и я пошел дальше обустраивать свое логово. Нужно было натащить в нору бревен, выкопать приличный зал, обжечь камни – много чего было нужно, словом, чтоб нора понемногу превратилась в нормальное логово. А там, глядишь, и Бринн появится.

Принцесска соскучилась к полудню. Дождалась, пока я в очередной раз буду проходить мимо чулана, и надрывно просипела из-за двери:

– Э-эй, драко-он!

– Чего тебе?

– Выпусти меня отсюда!

Не успел я удивиться эдакому нахальству, как принцесска негромко добавила:

– Немедля.

И таким властным был её голос, что я чуть не бросил охапку камней и не потрусил отпирать двери, пригибая голову. Но вместо этого хлестнул себя хвостом под коленку, побольнее, рыкнул: «Перебьешься», плюнул огнем на порожек и прошел мимо.

Следующую попытку она предприняла ближе к закату. Я за день основательно умаялся: успел выкопать хороший кусок зала, обжечь десяток валунов, сожрать половину припасенного козленка и перетащить в логово несколько бревен. Бринн все не появлялся.

– Ну драко-он! – снова зашептала девица.

– Чего тебе?

– Тебя как звать-то?

– Горгием зови. Для краткости.

Она помолчала. Я ждал.

– Что это за место?

– Логово моё. Непонятно, что ли?

– Непонятно. Откуда у дракона чулан с солениями?

Я не ответил. Логово совсем недавно было бандитским, но я решил, что дракону оно подойдёт больше. Сами виноваты, нечего было мою лёжку выслеживать – или уж надо было сразу кидаться да забивать, а не украдываться обратно в своё логово. То ли эти балбесы решили, что я спал и не заметил их, то ли побоялись вчетвером лезть на дракона без самострелов – не знаю. А ведь забили бы, скорей всего, не такие мы, драконы, огромные, – как две… ну, три лошади. И не такие уж огне- и лапоопасные, как люди думают.

Но пусть лучше думают!

– Ты меня похитил, чтобы съесть? – подала голос принцесска. Спокойно так спросила.

– Нет.

– Значит… чтобы надругаться?

– Девочка, ты ж лопнешь, – покрутил я пальцем у виска.

Она молчала, соображала. Я ждал.

– Хочешь получить выкуп?

О, смотри-ка, принцесска не совсем дура, еще и звезды на небо не высыпали, а она уже додумалась.

– Хочу. Полцарства.

Она снова замолчала, надолго. Я постоял-постоял, да пошел себе дальше нору копать.

Отмерла принцесска уже по темени, когда я доедал вторую половину козленка, аж придремывая у костра от усталости.

– Э-эй, дракон! Горгий!

– Чего тебе? – я сплюнул косточку.

– Выпусти меня отсюда, – жалобно. – Мне тут плохо.

Я рассмеялся. Что ты знаешь про «плохо», балда в крашеном платьице!

– Тут воняет капустой. И лежанка воняет. И пол твердый. И… кхм, ведро уже полное.

Я зевнул, встал, неторопливо потянулся и принялся затаптывать костер.

– Тут темно и страшно! – повысила голос принцесска.

– Тебя обогреть, что ли?

Она заткнулась. Где там этот Бринн?!

Принцесска молчала все время, пока я разбирался с костром и лез в нору.

* * *

На следующий день Бринн не появился, и я занервничал всерьез. Принцесска маялась и со скуки задавала мне кучу вопросов: а как драконы то, а как драконы сё. Потом у неё в корытце закончилась вода, и пришлось-таки отпереть чулан.

Сбежать девица не попыталась, хотя я бы не удерживал. Но она видать, рассудила, что раз я до сих пор ей ничего не сделал, то и дальше меня можно не бояться, а с волками или бандитами может так не повезти.

Что ж там не сложилось у Бринна-то, а? Как бы узнать?

Она мой взгляд поняла правильно и говорит:

– А может, меня не ищет никто. Может, родители только радуются, что ты меня похитил. У них нас-то семеро, принцесс и принцев, и я – самая младшая. А вдобавок у меня самый трудный характер. Даже изподкроватный монстр от меня сбежал.

М-да. Выходит, государь за принцесску полцарства не отвалит. И правильно сделает, между прочим, раз детей у него семь, а полцарствов – всего два. Проблема в том, что Бринн, когда сообразил это, сбежал вслед за монстром, кажется.

И что выходит – девица тут навсегда останется?!

– И жили они долго и счастливо, – пробормотала принцесска, словно услышав мои мысли. И расхохоталась, как будто всю жизнь мечтала переселиться в драконово логово.

Такой поворот мне очень не понравился, потому девицу я загнал в хибару (а нечего без меня шляться по логову!) и полетел на разведку к ближайшему городку.

До городка было далече, стоял он как раз на полпути между дворцом и логовом. Я приземлился за ближайшим пригорком и стал готовиться, то есть встал на четвереньки, укрылся крыльями, закрыл глаза и принялся повторять:

– Доска вестей. Доска вестей. Три квартала к югу. Ничего не жрать. Не жрать. Три квартала к югу. Не жрать. Доска вестей.

Прийти в город я решил в виде собаки. Из всех существ, в которых я могу перекинуться, она самая разумная, то есть все остальные еще хуже. Разве что лошадь тоже хороша, но внимания привлекает много, да и спрятаться ей труднее, если кто вздумает изловить.

Когда я изучу человека – жить станет проще. В человеческом теле даже жрать можно, не боясь застрять в ипостаси, потому что разум у нас схожий и большой. А животным если пожрешь – оно от удовольствия берега потеряет с концами, вытеснит драконье сознание, и вернуться потом будет почти невозможно. Опасность срастись с ложной сущностью, потерять в ней себя – толковая плата за способность менять облик!

Запахи стали острее, голова закружилась, когда тело принялось стремительно уменьшаться, и я почувствовал, как земля несется навстречу. Открыл глаза. Ковер клевера и пырея непривычно близко, прямо под мордой. Мощные лапы с серой шерстью. Сочный запах травы. Трава невкусная. Ветер трогает шерсть. Пахнет горячей кашей. Каша вкусная. Близко жильё.

Шаг. Прыжок. Дальше! Бабочка! Клац-клац зубами! Улетела, пусть. Трава трогает лапы. Трава хорошо пахнет дохлым кротом. Валяться, кататься, гр-р-рау! Трава примялась, пахнет травой. Ветер пахнет кашей. Хорошо!

Встать? Нужно бежать. Нужно в город. Там каша. Там мясо. Рядом город пахнет плохо. Пахнет крысой. Пахнет дымом. Щекотно носу. Пахнет кожей. Мокрое дерево. Лапы скользят. Мокрая шерсть. Мокрые доски. Мокро.

Пищит мышь. Под ногами мышь! Клац-клац-клац, прыжок, догнать, догнать! Нет! Не жрать. Не жрать. Что?

Город не пахнет травой. Город пахнет кашей. Пахнет крысой. Мокрые доски. Зола. Ноги в башмаках топ-топ. Пахнет горелым жиром. Три квартала к югу. Что? Город воняет. Хочу на траву. На траве дохлый крот. Крот не воняет.

Нет! Три квартала к югу. Ноги в башмаках. Башмаки пахнут старым салом. Булыжники под лапами. Лапам холодно и скользко. Хочу на траву. Доска вестей. Доска вестей. Смотреть. Зачем? Кора с чернилами. Еще кора. Пахнет воском. Чхи! Кора. Тканевый лоскут. Чернила. Доска. Пометить!

Можно вернуться на травку. Крысы под ногами. Крысы пахнут крысами. Клац-клац-клац, пры-ыжок! Не жрать! Не жрать крысу! На травку! Дохлый крот!

* * *

– Никто тебя не ищет, – «осчастливил» я принцесску. – Люди в городе поговаривают, что в этих краях завёлся я, но про тебя – ни слова. И на доске вестей ничего про нас не писано. Вообще.

Она медленно вышла из хибарки, глаз не поднимая, села на колоду для рубки дров, руки свесила. И так тяжко вздохнула, будто болит у неё чего. Может, живот подвело от квашеной капустки?

Так она и сидела, пока я свежевал пойманного по дороге кабанчика и разводил костер. А я понял вдруг, что даже не знаю, как она выглядит, потому что не присматривался к ней. Все эти дни принцесска для меня была просто увесистой светловолосой девахой в желтом платье. Какой смысл запоминать того, кто рядом ненадолго?

Теперь я рассмотрел её. Руки округлые, чистенькие такие, кожа белая-белая, ни веснушинки, а брови темные и щеки под ними круглые, как у ребятишек. Лица не разглядеть, потому что сидит принцесска, опустив голову, а закат ей волосы подсвечивает красным, очень красиво получается, будто голова горит.

– Ну что, – говорю ей, – придется мне назад тебя тащить. Не дают за тебя полцарства – что тут поделаешь.

Тут она голову подняла и уставилась на меня, совсем как Бринн, бывало, уставлялся. Глаза у неё прозрачно-голубые, как ларимары из моей сокровищницы, ресницы темные, щечки румяные, а нос и рот маленькие, аккуратные, как на куколках рисуют.

– Не хочу я обратно, – сказала, как отрезала. – Тут останусь.

– Вот еще! Нужна ты тут больно! Завтра же место! То есть домой!

Сунул ей шмат жареного мяса на дощечке. Схватила двумя руками, зубами впилась, чавкает, чуть ли не рычит. Выходит, принцесскам мясо больше в охотку, чем капуста – в этом они совсем как Бринн. Может, девица еще и вино пить будет?

Дожевывая на ходу кабанью ногу, я прошелся до кладовки, взял там пару бутылок яблочного. Сковырнул пробки ногтем, дал одну бутылку девице. Она на меня глазами так стрельнула сердито, но взяла.

Сидим, жрем мясо, пьем вино. Совсем как с Бринном, бывало, чтоб ему ногу сломать. Ночь уже настала, костерок трещит, звездочки с неба мигают, в лесу волки лаются – красота!

– Хотя бы ненадолго оставь меня, – жалобно так попросила, тихо. – Тут вольно, чисто. А там меня не ждет никто, не нужна я, видишь, как получилось. Дай хоть продышаться на воле. Я же никогда на воле не жила. Не гони, а?

Махнул я рукой: мрак с тобой, оставайся. Буду изучать людей на примере принцесски. Чем она хуже кого-нибудь другого из людей? А начнет доставать – возьму за бока да утащу куда подальше, всего делов. Обратной дороги она даже из ближнего леса не найдет, девица-то.

Кивнул я ей, потянулся, да и полез в нору. Устроится сама, небось, от разбойников в хибаре и кровати остались, и ящики с каким-то человечьим барахлом. Так что принцесска тут очень даже неплохо обживется. А там посмотрим.

Засыпая, я слышал, как девица чавкает остатками мяса и булькает вином.

* * *

В общем, прижилась принцесска, то есть Далиша. Она почти не путалась под ногами, мало мешала и много помогала: постепенно и нору мою мы до ума довели, и вообще в логове порядка стало больше.

Далиша рассказывала в людях всякие интересные штуки, которых мне не доводилось слышать от Бринна. Показала, как вкусно готовить кабанчиков, с чесноком и травками всякими. Научила человечьим песенкам, которые нужно петь перед сном, чтобы отвадить от жилья злых духов, что приманиваются на принцессок. И вечерам, когда она уходила спать в хибару, я еще задерживался у костра, чтобы выполнить этот ритуал.

Пчёлки затихли в саду-у-у,

Мышки уснули в пруду-у-у, –


старательно выводил я, и из леса мне подпевали волки. А в хибарке что-то хрюкало. Наверное, злые духи корчились.

Еще Далиша меня научила резаться в игры с картишками и камешками. Это оказалось еще увлекательней, чем играть с Бринном в кости. Картишки мы сделали из кожи кабанчиков, а рисунки на них – сажей, смолой и кровью. Камешки Далиша насобирала в окрестностях, а досочки для них уже я соорудил. Так что мы, бывало, целыми днями резались в картишки-камушки, сначала на интерес, потом – на то, кто будет нору рыть, воду носить из ручья и кабанчиков жарить. А потом, когда я продул целый век рытья нор и попробовал отыграться – остался до кучи должен девице жменю ларимаров из сокровищницы, голубых, как её глаза.

В общем, привыкли мы друг к другу, даже привязались, и речи про то, чтобы отправить Далишу обратно во дворец, я уже не заводил. Зато еще больше захотел постичь человечью натуру и научиться перекидываться в человека. Потому что Далиша мне очень, ну просто очень нравилась. Только я чувствовал, что до таких превращений мне еще пахать и пахать. Я не мог сообразить, что такого сложно и непостижимого в человечьей природе: ну во всем они, люди, были похожи на нас – и при этом видел, что даже краем не познал их натуру. Куда нужно смотреть, чтобы увидеть недостающее – я пока не понимал. Но очень меня это тревожило: если я и правда потрачу на это сотни лет, то Далиша, наверное, сильно расстроится. Сейчас ей нравилось устроиться у меня под крылом и мурлыкать, топорща чешуйки на боку, но едва ли ей захочется провести так еще лет триста.

А потом на логово напал драконоборец.

То есть, это он так думал, что он драконоборец и что напал. Я-то на расстоянии полета стрелы услыхал топанье его лошади и бряцанье железок. Не то чтобы меня пугал один конный балбес, но за ним мог тихонько подбираться еще десяток балбесов с арбалетами, а это – верная смерть.

Помирать мне было не к спеху, потому, когда драконоборец спустился к логову, встретила его невозмутимая Далиша, волоокая пятнистая корова и жареный кабанчик на вертеле.

Драконоборец был рыж, бледен и смердюч. А Далиша теперь была загорелой, носила штаны с кожаными лоскутами и пряжками да рубахи с тесемками, которые остались в логове от разбойников, волосы заплетала в косу, очень ловко обращалась с ножами и яблочным вином. Немудрено было её саму принять за разбойницу, и драконоборец, судя по вытянувшемуся лицу, сначала так и подумал. Потом задал Далише несколько осторожных вопросов про дракона, убедив меня, что приехал сюда не случайно. Потом подтвердил, что государева награда за меня назначена еще «С того дня, как паршивый гад напал на замок». О том, что я принцессу умыкнул – ни слова. Назначенная государем награда была так себе, о логове никто ничего не знал, есть ли у меня сокровищница – тоже было непонятно, так что охотников скакать на разведку как-то не находилось. Потому и на досках вестей эти воззвания скоро залепили поверху другими. А на днях всплыла пара топазов «умыкнутая из сокровищницы гада, пока тот спал» и более-менее точное указание на само логово. Откуда всплыло – драконоборец сказать затруднялся, но на разведку снарядился. Один. Поскольку совсем дурной.

Все это я воспринимал коровьим ухом, как бессмысленный бубнеж, обдумал уже потом. А пока этот бледный и смердючий разливался перед Далишей, я больше был сосредоточен на кусучих слепнях, сочной травке за пределами логова и противном зудучем голосе, который не пускал меня к травке.

Потом драконоборец осмелел, уверовав, что девица в этом месте как есть одна, и попер на неё вовсе не с драконоборческим интересом – сначала осторожненько, а потом, когда она растерялась, испугалась и за нож не схватилась – уже решительно.

Корова – животина страхотно тупая, но опасность для человека-хозяина понимает будь здоров, как любая скотина. Потому я не в собаку перекинулся – та бы бросилась на драконоборца сама. А смирная корова опасной ситуации испугалась, заметалась и ухватилась за сознание не смирного меня.

Не смирный я принял свой обычный облик и сказал драконоборцу:

– Привет.

– Твою мать! – заорал драконоборец, отскочил от Далиши и попытался дать дёру.

То, что от него осталось, я прикопал за пределами логова и прижарил землю хорошенько, чтоб волки не лезли. Нечего человечину жрать. Далиша, опомнившись от первого испуга, выразила желание попрыгать на остатках драконоборца, чем изрядно меня удивила. Прыгать я ей, конечно, не дал. Подвернет еще ногу, возись с ней потом. Не до того нам теперь будет.

Лошадь мы оставили, пригодится. И решили убираться на юг, хотя мне страшно жаль было свежеобустроенную нору. Но что делать, если про логово теперь вся округа знает и покоя здесь не будет? Я старался утешать себя мыслью о скорой осени, которая в этих краях дождливая – никогда не любил летать в дождь, на юге лучше будет.

Зачем Бринн рассказал людям про логово – непонятно. А кроме него было некому. Зачем показал людишкам какие-то топазы, возбуждая в них охотку лезь на дракона – тоже придумать не могу. Топазы точно не мои, в жизни я их не держал в сокровищнице, да и не здесь она. А где – Бринн даже не знает, только я знаю, да вот Далиша теперь.

Собрались мы быстро, пошвыряв в пару мешков самое необходимое: одежку, одеяла и подушку для Далиши, вертела, ножи и вино. В двадцать верстах к югу я знал хорошее место в диких лесах, и мы решили сначала перебраться туда, а потом уже основательней присмотреть новое логово.

В два прихода перенес я туда Далишу, лошадь и тюки с вещами, устал, как ездовой дракон, и от рубился на ночь, даже не поскучав о старом логове.

А наутро Далиша, глядя на меня виноватыми заплаканными глазищами, заявила:

– Горгий, мне нужно кое в чем признаться. Я никакая не принцесса.

* * *

Не знаю, рассказала бы Далиша правду, кабы мы не собрались уехать из этих краев. Очень уж ей хотелось повидаться с родителями хоть разочек до того, как мы переберемся дальше на юг.

В общем, оказалось, что Далиша просто служила во дворце при настоящей принцессе, меняла цветы в вазах и приносила свежие полотенчики, время от времени получала полотенчиками по лицу и терпела щипки принцесскиных братьев. Когда Далиша сообразила, что я её утащил, перепутав с государевой дочкой, правду мне рассказывать не бросилась, боялась, что выставлю её из логова на произвол судьбы, на радость волчьей стае. А потом уже как-то неудобно стало признаваться.

Так вот почему на досках вестей не было ни слова про принцессу! Вот почему никто не всполошился сверх меры! И вот почему Бринн пропал! За служанку не то что полцарства – полмедяка бы никто не заплатил, а настоящую принцессу после моего налета стали охранять пуще глазьев, так что вся затея пошла пеплом.

Но зачем Бринн навел на логово драконоборцев – это оставалось непонятным.

– Мне так сты-ыдно, – всхлипывала Далиша, и нос у неё был красный, как пироп, а может, как корнеол, – так стыдно за свою ло-ожь!

Я взял её за подбородок, поднял голову. Нет, больше похоже на гранат.

– А теперь я знаю, что в эти края не вернусь, – она стиснула мой палец, – и я просто… просто… я хочу обнять маму на прощанье, понимаешь?!

Я не понимал. Но и перечить не стал – трудно, что ли, набросить крюк? Было бы, о чем реветь. Про себя я сделал заметку подробней расспросить Далишу про человеческие семьи, когда она успокоится.

Её родители жили в приграничном городишке, западнее покинутого нами логова – примечателен был городишко именно своим положением и военным гарнизоном, который в нем стоял. На драконе в такое место не прилетишь, если дорога шкура.

Так что Далиша въехала в городишко на ослике мышиного цвета. Очень мне не хотелось перекидываться в осла, потому как нет глупее твари. Я бы предпочел лошадиную или собачью ипостась, но Далиша убедила: на собаке от приставучих соседей не уедешь, а на коня пойти вскарабкайся. И внимания ослик не привлечет, не будут потом соседи судачить, что похищенная из дворца девица разбогатела, аж на целой лошади катается.

Ох, как же я не люблю это ушастое недоразумение!

Земля стремительно приблизилась, носу стало щекотно от пыли, копыта сразу же увязли в ней до трети. Это вы называете дорогой? Это… Дорога. Путь. Пыль. Нос.

Далиша пнула ослика пятками, и тот послушно потопал по дороге.

Бок. Шаг. Путь. Пыль.

* * *

Морковка. Сладко. Сок. Хруст.

– Я ж говорил, его легко надуть. Такой дуралей! – худой мужчина с пшеничными усами смеялся и хлопал себя по ляжкам, глядя, как мышиного цвета ослик с удовольствием хрупает морковью. – Так где, ты сказала, его камушки спрятаны?

– Я ничего не говорила, – хмурая девушка в мужской одежде морщилась, будто у неё болел живот.

Посетители трактира обходили парочку, косились недовольно: ишь, встали перед самой дверью, до коновязи нельзя отойти?

– У-тю-тю, – протянул мужчина. – Ты важная птица у нас теперь, да? Не задирай нос, милая. Без меня ты не доберешься до камней и не продашь ни одного, ясно?

– Ясно.

Мужчина потрепал девушку по плечу.

– Не кисни, милая. Всё будет просто замечательно, – присел перед осликом, – а тебя мы с собой заберем, ушастенький. Я на тебе буду поле объезжать. А потом на живодерню сдам, когда ты ногу сломаешь. Ведь сломаешь, правда?

– Издеваться обязательно? – рассердилась девушка. – Он же тебе ничего не сделал!

– Обязательно, – с удовольствием подтвердил мужчина. – Просто потому что могу. Не люблю ползучих гадов, знаешь ли, особенно когда они шибко умными заделываются.

Мужчина щелкнул ослика по лбу, тот тряхнул головой, посмотрел сердито и захрупал новой морковкой из подвязанного к морде мешка.

– Пойдем, милая, – мужчина развернулся к таверне. – Поедим, попьем, и ты мне всё расскажешь. Ты же у меня всегда была умницей, правда ведь?

Весело насвистывая, он направился к двери. А девушка стояла и смотрела на ослика, и её голубые глаза, полные слез, были похожи на ларимары в россыпи мелких алмазиков.

– Ты идешь? – окликнул мужчина.

Девушка медленно опустилась перед осликом на колени.

– Не могу, – тихо сказала она, глядя в глупые карие глаза. – Я не думала, что это будет вот так.

– Милая, что ты делаешь? – раздраженно повысил голос мужчина.

Она схватила ослика за уши, потянула сильно, до боли:

– Посмотри на меня! Пожалуйста! Посмотри на меня!

* * *

Всё-таки люди гораздо сложнее, чем я могу себе представить. Даже если про сотни лет изучения – это байки, то на много десятков мне точно хватит. И как оно пойдет – одному мраку ведомо: я обнаружил только первое серьезное отличие между драконами и людьми, и оно меня тут же чуть не убило.

Далиша клялась никогда больше не врать, но мне это не очень-то понравилось: как я научусь отличать правду от лжи, если не по живому лжецу? Мы, драконы, конечно, любим хитрить, но по-иному: недомолвки, двойной смысл фраз, умолчания – это по-нашему. А чтобы говорить явную неправду – нет, так мы не делаем, и мне придется постигать, изучить, воспринимать эту науку, эту часть человеческой природы.

Еще Далиша пояснила, что люди живут куда меньше, чем я думал прежде, до одного века – и то почти никто не дотягивает. Так что она едва ли будет жива к тому дню, когда я сумею перекинуться в человека.

Но Далиша всё равно осталась со мной. Ей нравится жарить кабанчиков, пугать волков, летать на моей спине над морем и спать у меня под крылом. И мне это тоже нравится. Я даже почти не расстраиваюсь. Ведь любой человек может стать лишь коротким рассказом в долгой-долгой истории моей жизни.

Зато рассказ про Далишу будет счастливым. Несмотря ни на что.

Я это точно знаю.

Жатва (сборник)

Подняться наверх