Читать книгу Право на Тенерифе - Ирина Лазарева - Страница 3

Но завтра было не лучше, чем вчера, совсем не лучше, во многих смыслах этого слова. Алина встретила мужа и детей в воскресенье вечером с кислой миной. Ей хотелось, разумеется, сдерживать себя, но у нее не так хорошо получалось. Она ворчала и придиралась, что к детям, что к мужу, и все кончилось тем, что до этого обычно уравновешенный Константин огрызнулся:

– Что ты злобствуешь сегодня? Плохо отдохнула от семейной жизни за выходные? Поехала бы с нами, позанималась бы детьми со мной.

– Да уж, знаю я, как ты занимаешься! – ответила она, немного взвизгнув. Ей самой стал неприятен ее голос, и она невольно поморщилась.

– Получше некоторых!

Алине сразу подумалось, что она вся противна Косте, раз он мечтал о другой женщине и, хуже всего, нашел ее, а после таких выпадов тем более. Алина впервые чувствовала себя неуверенной в своей красоте и женственности. Именно поэтому она ощутила просто физическую потребность в поддержке консультанта и в ее профессиональных советах. Лишь только детектив отчитается, она сразу снимет деньги и отвезет своей новой многообещающей наставнице.

На следующий день так и случилось. Получив фотографии, адреса, контакты, Алина сразу позвонила консультанту, а затем поехала на встречу. Дети в это время уже были в садике и школе, и она могла полностью заниматься своим новым делом. В какой-то момент, общаясь с миниатюрной невероятно приятной Дарьей, Алина поймала себя на мысли, что она отстранилась от случившегося и витает где-то высоко в облаках.

Происходящее отталкивало своим неправдоподобием: эти вульгарные тошнотворные трусы, преднамеренно намотанные на батарею, эти фантастические снимки, где Константин обнимает молоденькую тощую девчонку. На фотографиях она так приторно улыбалась и совсем не умела скрыть глупости в своем пустом взгляде. И самое отвратительное фото из всех, на которое Алина просто не могла смотреть, где он целует ее. Могло ли все это быть явью?

А если было, то что она упустила? Она, человек, у которого было много свободного времени и совершенно отсутствовала необходимость думать о финансах и последствиях своих трат? Ходила в тренажерный зал, занималась фитнесом, посещала регулярно салоны, всегда ухоженная, накрашенная, с маникюром, педикюром. Дома порядок, ведь домработница приходила регулярно. Даже вкусные блюда та готовила ей за отдельную плату, поскольку Алина уже давно забыла, как готовить, и главное, как готовить хорошо.

С Костей они почти никогда не ссорились, потому что из их отношений был целиком изъят быт. Так за чем же стояло дело? Она что-то упустила, мысль пронзила ее так внезапно, что у нее пошла гусиная кожа на руках, и остановилось дыхание. И это было не просто что-то, а, быть может, самое значимое из всего, что было в отношениях между мужчиной и женщиной.

– Значит, вы окончательно решили, что будете сохранять семью? – спросила Дарья.

– А у меня точно получится? – замявшись, сказала Алина.

– Разумеется! – горячо заявила консультант. – Все в ваших руках. Как решите, так и будет.

Алина вновь взглянула на слащавое юное лицо разлучницы на фотографии, теперь казавшееся ей не просто глупым, а даже дебилоидным. Ее захлестнул новый наплыв ненависти. «Ну уж, нет! Не будет по-твоему, мерзавка!» – пронеслось в голове.

– Тогда все точно, – раздался ее жесткий голос.

– Вы уже подумали насчет стратегии? – спросила Дарья.

Все выходные Алина только и думала о стратегии, предчувствуя, что детектив ничего хорошего ей не сообщит. Выбор был мучительным: с одной стороны, ей хотелось наказать Костю за измену, выгнать его из дома, добиться, чтобы он умолял о прощении. Но, с другой стороны, мысль о том, что он уйдет из дома к другой, что поначалу будет счастлив с ней, пока они с Дарьей не разрушат их идиллию, эта мысль не давала ей покоя. Да и все это время, что будет с ее финансами? Если он не сразу начнет платить алименты? Если придется идти в суд? На что она будет жить первое время? От одной идеи экономить на всем и зависеть от милости мужа у Алины темнело перед глазами.

– Я думаю, стратегия номер три, – послышался ее хриплый голос, – тихая война. Пусть он ни о чем не догадывается, как и она.

– Хорошо, тогда быстро пробежимся по плану на эту неделю, – затараторила Дарья, натура, по всей видимости, увлеченная и даже влюбленная в свою работу. – Помните, инициатива в этом деле наказуема! Сдерживаем эмоции, весь негатив, все недовольство, всю злость смываем в ванной по многу раз – умываемся холодной водой. Выходим из ванны, будто ничего не было. Константин не должен ничего заподозрить. Если вы ему расскажете, что все знаете, нам потребуется значительно больше времени, чтобы он вернулся.

Алина слушала консультанта, все больше убеждаясь, что та была помешанной на теме чужих мужей. Алина просто не могла вместить в себя такой объем информации. Она даже зевнула в какой-то момент. Но в конце пламенной речи Дарья внезапно остановилась и попросила ее повторить основные действия клиентки в течение первой недели.

Она неодобрительно покачала головой, выслушав сбивчивый пересказ Алины. Тогда Дарья выдала ей напечатанный конспект с кратким списком действий. В тот момент обманутая жена поняла, что она попала в цепкую хватку профессионала, и ей самой придется подстроиться и играть свою роль как можно лучше.

Все утро Юля ждала сообщения от Кати, та обещала написать, лишь только что-то будет ясно. Она ерзала на стуле, пальцы, стучащие по клавиатуре, сильно покалывало. Новый коллега Алексей, который теперь сидел подле нее, участливо спросил:

– У тебя все в порядке? Выглядишь прямо расстроенной такой.

Юля не нашла, что сказать, лишь пожала плечами.

В 8 утра от Кати пришло сообщение в what’s_app:

– Сдала анализ мочи. Взяли кровь из вены и из пальца.

– Хорошо, напиши, как только еще что-то сделают или скажут.

– Ок.

Чуть позже Катя отписалась, что сделали УЗИ, рентген грудной клетки, кардиограмму.

В двенадцать часов пришло следующее сообщение:

– Мама, приходила врач, сказала, что ты можешь приехать к ней до 4 часов дня, ей нужно с тобой поговорить.

Ну, наконец-то! Врач сама хочет все рассказать, а то Юле уже начало казаться, что в больницах не принято вводить родителей в курс дела. Она пошла к своему руководителю отпрашиваться на длительный обед.

– На собеседование, что ли, поедешь? – прозвучала язвительная шутка одной из коллег, за которой последовал всеобщий глуповатый смех.

Юля поморщилась и глянула на коллег каким-то побитым взглядом, а затем быстро накинула пальто и побежала на парковку около офиса, к своей машине. Перед глазами всю дорогу стояли какие-то красные пятна, которые стали еще ярче, когда она приехала в больницу. В отделении она увидела Катю, та выглядела хуже – веки еще больше отекли, казалось, еще чуть-чуть, и она не сможет раскрыть глаза, она была вообще на себя не похожа. Обняв ее, Юля попросила ее пойти в палату, а сама пошла к доктору. Обшарпанные стены вокруг, маленькие палаты, в которые, тем не менее, каким-то хитрым образом умудрялись поставить по пять-шесть коек, старые окна из усохшего дерева, какие-то тряпки вместо штор, будто это была не детская больница, а место отбывания наказания для нее и для дочери. Сиротливые наклейки из «Ну погоди» в конце холла никак не сглаживали общее впечатление.

Врач оказалась пожилой маленькой толстенькой женщиной со стрижкой-каре, крашенной в ярко-каштановый цвет. Лицо ее выглядело суровым, словно Юле предстоял выговор за что-то. Лишь через несколько минут общения стало ясно, что врач, Надежда Максимовна, сама по себе была не очень любезной женщиной.

– Сегодня с утра вы сдали анализ мочи, биохимию крови и общий анализ крови, – говорила она, – анализы пришли плохие. В моче белок 8 граммов на литр.

– А должно быть сколько? – перебила ее Юля.

– Не должно быть нисколько! – ответила, немного повышая тон, врач, недовольная, что ее прервали и пораженная бестолковостью, как ей казалось, матери, – биохимия крови тоже плохая, альбумин 11 при норме от 60. Мочевина повышена, холестерин, B-липопротеиды повышены. АЛТ, АСТ тоже. УЗИ почек и брюшной полости показало, что размеры обеих почек увеличены, в брюшной полости так же присутствует жидкость, это значит, отек распространяется на брюшную полость.

– Да, но что все это означает? – спросила Юля, не понимая пока ни слова. – что это может быть?

– К сожалению, диагноз подтвержден анализами.

– Какой диагноз? – выдохнула Юля.

– Острый гломерулонефрит. – немного с опаской сказала доктор.

– Пиелонефрит? – переспросила Юля.

– Нет, не пиелонефрит, а гломерулонефрит. – Отчеканила врач довольно спокойно, без удивления, видимо, привыкшая к тому, что родители всегда в таких случаях цепляются за легкий и известный им диагноз.

Несмотря на всю суровость лица Надежды Максимовны, она смотрела теперь на Юлю, казалось, с плохо скрываемой жалостью.

– Это лучше или хуже?

– Это, так скажем, – замялась врач, – совсем другое. Лечится сложнее и дольше. Это заболевание имеет аутоиммунный характер, когда собственные клетки организма нападают на свои же клетки. Почки начинают терять белок, и его содержание в крови падает. Из-за падения уровня белка, альбумина, организм начинает отекать, меняется давление в сосудах, из-за чего они теряют воду.

– А это точно «гламуронефрит»? – заговорила Юля, не запомнившая точного названия и исковеркавшая его. Она слышала про аутоиммунные заболевания. Для нее это было что-то страшное, неизлечимое, как онкология. Катя не могла этим заболеть, она всегда была здоровым ребенком. – Может быть, это ошибка? Что-то другое? Я просто не понимаю, у меня был совершенно здоровый ребенок, мы никогда ничем не болели, кроме простуды. И с почками всегда все было хорошо!

– К сожалению, диагноз верный. – С некоторым недовольством ответила Надежда Максимовна, взяла карту и приготовилась писать. – Вы мне лучше скажите, Катя чем-то болела недавно?

– Пару недель назад простыла, сопливила, кашляла. Но уже неделю как выздоровела.

– Принимала какие-то лекарства, делала прививки недавно?

– Нет, не делала ничего и не пила ничего, а что, такое бывает после прививок?

– Да, бывает, очень часто.

– Подождите, она пила Анаферон во время простуды, потом Стрепсилс в горло, и Санорин в нос.

– Нет, это все не могло повлиять. Больше ничего?

– Нет, больше ничего.

– Была простуда, точно не ангина? Антибиотики врач не выписывал?

– Нет, это точно не ангина. Врач сказала, обычный ОРЗ.

– Не было тошноты, рвоты, поноса?

– Нет, не припомню.

Надежда Максимовна все это записывала в историю болезни. Тут только Юля заметила, какими глубокими морщинами было изрыто ее лицо, и как крашенные сухие волосы не могли скрыть ее возраст. Ей показалось, что врач уже давно должна была уйти на пенсию, но не уходила, видно, потому что в больницах таких грамотных докторов почти не осталось. Не отпускали, значит. Это вселяло надежду.

– В семье есть заболевания почек?

– Нет, никогда не было. – сдвинув брови, отвечала Юля.

– У бабушек, дедушек? – продолжала расспрос Надежда Максимовна.

– Нет, ничего такого.

– Кровь в моче когда-нибудь была?

– Нет.

– Делали УЗИ почек раньше?

– Нет, ни разу.

– Есть аллергия на что-то? Продукты, цветение, шерсть животных?

– Нет, ничего не было никогда.

Доктор усердно писала совершенно неразборчивым почерком все ее ответы в анамнез. Юля ковыряла лицо, ожидая, когда же ей скажут самое главное.

– Значит так, ваш ребенок поступил с выраженной олигурией, отечным синдромом. Лечение назначаем с сегодняшнего дня.

– Что такое олигурия?

– У нее снижен диурез. Она за полдня писала всего 80 мл. А выпила 400 мл. – На большие удивленные глаза Юли врач недовольно фыркнула, – хотите сказать, что не заметили, что у вас ребенок не мочится почти?

– Нет! Как я могла заметить? Она же взрослая девочка, сама ходит в туалет, – забормотала виновато Юля.

– Кате уже начали капать внутривенно кортикостероидные гормоны – преднизолон. Помимо этого, она будет получать Курантил для улучшения кровообращения, будем колоть Гепарин для предотвращения образования тромбов. При приеме преднизолона повышается риск возникновения тромбов. Также будем давать глюконат кальция, так как при приеме преднизолона опять-таки вымывается кальций. Еще прокапаем курс антибиотиков, потому что в данном состоянии у нее повышенный риск осложнений в виде бактериальных инфекций. И самое главное, сейчас согласовываем альбумин, так как у нее уровень альбумина слишком низкий, его нужно поддерживать на определенном уровне. Еще будем капать Лазекс – это мочегонное средство, чтобы снять отеки.

– А почему альбумин согласовывать? Это что-то особенное?

– Да, это плазма крови с большим количеством белка. Катя потеряла много белка, и ей нужно делать переливание крови, чтобы восстановить его уровень. Не переживайте, это будет простерилизованная плазма, риска заражения нет.

– Так она белок теряет или альбумин, не понимаю? – Юля окончательно запуталась.

– Альбумин это одна из фракций белка, – пояснила врач, улыбаясь так снисходительно, словно Юля была совсем глупенькой, а эта информация была общеизвестной. – При гломерулонефрите теряется белок, в основном его фракция – альбумин. Поэтому переливаем альбумин. Но в анализах мочи смотрим на потерю общего белка.

От такого огромного перечня незнакомых препаратов и процессов у Юли поплыло перед глазами. Но она все-таки мысленно успела зацепиться за что-то важное.

– Можно спросить: а гормоны не опасны? Нельзя без них?

Врач недовольно вздохнула.

– Это основное лечение гломерулонефрита. Другого препарата, чтобы вывести пациента в ремиссию, просто нет. Не буду скрывать, преднизолон – препарат крайне токсичный, с рядом реальных побочных действий. Но все эти побочные действия развиваются не сразу, поэтому вам сейчас не нужно забивать себе этим голову.

– А сколько же будет длиться лечение?

Надежда Максимовна снова устало вздохнула.

– Мы еще только начинаем лечение, о чем можно говорить сейчас? Кто-то выходит в ремиссию через 3 недели, а кто-то через полгода. В любом случае, преднизолон отменяют не сразу после выхода в ремиссию.

– Полгода?! – воскликнула Юля.

– Будем надеяться, что это не ваш случай. – Сказала жестко доктор. – У 30% детей после выхода в ремиссию заболевание не возвращается. Однако у 70% детей происходят рецидивы, и болезнь становится хронической.

Последние цифры привели ее в еще больший ужас. Они были просто шокирующими, в них невозможно было поверить. Если видишь такую статистику в маркетинговом отчете, то это не очень хорошо, но жить можно, можно выкрутиться, что-то где-то подкорректировать, перераспределить средства, потоки. Но когда в отчете речь идет о жизни твоего ребенка – 7 к 10, что у него уже не будет здоровья – от такой статистики невозможно дышать.

Когда Юля вышла из кабинета врача, у нее тряслись колени и дрожали руки, ей хотелось вырваться из этого жуткого места с облупленными стенами, с ремонтом столетней давности, выплакаться вволю, хоть на улице, под окнами корпуса. Ей казалось, что все было разрушено, вся ее жизнь, ничего не имело значения больше. От нее самой ничего не осталось прежнего, лишь тень, которой нужно было продолжать работать и выхаживать дочь.

Юле казалось, что лишь только она выйдет из кабинета, и все поймут по одному ее жалкому виду, какая катастрофа обрушилась на нее. Однако по коридорам ходили усталые равнодушные мамочки с маленькими смеющимися детьми. Никто из них не подозревал, какие трагедии порой разыгрывались в ординаторской. А Юле нужно было идти к Кате.

«Это и есть наша жизнь, страдание неотделимо от нее. – Сказала себе внезапно Юля. – Она сурова и беспощадна, а вовсе не прекрасна. И страдание повсюду. Просто мы, всегда сытые и уверенные в завтрашнем дне, мещане, забыли об этом, отвернулись от тех, кто живет в страдании, будто их нет, будто все плохое может случиться с другими, но с нами – упаси боже, никогда. Мы-то – счастливчики. Нам всегда везет. Вот и повезло. Сейчас мы оказалась в гетто, за колючей проволокой, по ту сторону от света, и все страдания больных и обездоленных я прочувствую на своей шкуре».

В общем, она не имела права даже на скупую слезинку; она обязана была сделать вид, будто давешнего разговора между ней и врачом не было. Она встала к окну, отвернувшись от всех, подождала, когда глаза просохнут, а затем пошла к дочери.

Весь день Юлю мучил вопрос о том, как мог здоровый ребенок внезапно заболеть, без какого-либо повода и намека, да так серьезно. Она пыталась в мыслях и памяти своей отыскать причину. Она читала в Интернете бесконечные статьи с неправильной информацией и надумывала истоки болезни. Потому что она не умела отличить лживые публицистические статьи, написанные копирайтерами, несведущими в медицине, от медицинских научных статей. Она даже не могла понять, что большинство научных статей и то безнадежно устарели и не могли пролить свет на истинные причины заболевания.

Юле казалось, что стоит только понять, отчего это началось, в какой момент была совершена ошибка, и все станет на свои места. Но отчего ей так думалось, она сама не знала. Ведь жизнь – не компьютерная игра, в ней нет кнопки ‘Save’, нет кпопки ’Load’. Второго шанса прожить все те же события уже никогда не будет. Совершенно все равно, отыщет ли она точку, в которой совершена ошибка, или нет. Это не изменит ровным счетом ничего. Единственное, что остается – это смириться с тем, как все есть, и бороться с грядущим. С неизбежным.

Но такая осознанность приходит к любому родителю намного позже, когда они проходят через несколько кругов Ада. У нее все это было впереди. А пока Юля теребила лоб и все придумывала, отчего несчастье могло случиться. Но главное, самое страшное, она уже прочла – что хроническая болезнь непременно приведет к пересадке почек или диализу. Шансы на тьму были – 70%.

Вечером, когда Антон пришел с работы, Юля встретила его на пороге.

– Ну что, как наша девочка? Что с ней? – спросил он, быстро скидывая обувь и верхнюю одежду.

Юля в подробностях рассказала ему прямо в коридоре о разговоре с врачом. По щекам Антона потекли слезы. Он отвернулся, закрывая лицо руками. Таким она его никогда еще не видела. Юля попыталась обнять его, тогда он повернулся к ней и сам крепко сжал ее.

Прошла еще только неделя после встречи с подругами, а Алина уже вовсю действовала. В среду она решилась на разговор с Константином. Он пришел с работы вовремя, ведь у него в тот день не было «фитнеса». Как обычно, он быстро поужинал и стал заниматься с Марьяной, расспрашивал ее, как прошел день, что они делали в садике. Федя заперся в своей комнате и делал уроки или играл на планшете, никто за ним не следил.

Алина подсела близко к мужу и стала смотреть, как дочь играет с ним в магазин. Она стала помогать им, стала изображать второго покупателя. Марьяна, удивленная таким обильным вниманием мамы, просто расцвела, стала сама придумывать сюжеты, принесла пакеты с кухни для большей натуральности игры.

«Он должен видеть, что дети в вас души не чают», – пронеслись у Алины в голове слова консультанта. Константин, смеясь над словами дочери, стал смотреть жене в глаза: такого давно не было, чтобы они вместе над чем-то смеялись. В десять часов Алина заботливо уложила обоих спать, прочитав сказки дочери и рассказ Феде.

Когда они остались наконец одни, Алина заговорила:

– Костя, ты помнишь, мы искали с тобой апартаменты на Тенерифе? Я нашла идеальный вариант как раз в том поселке, что мы хотели. И цена снижена. До этого полгода висела сто восемьдесят тысяч, а сейчас уже за сто тридцать продают.

– Сто тридцать! – воскликнул Константин невольно. Глаза его загорелись. Но он тут же осекся. – Но готовы ли мы к таким инвестициям?

– А почему нет? – пожала невинно плечами Алина, – разве что-то изменилось? Тогда мы и за эту сумму готовы были купить. Ты лучше посмотри на фотографии квартиры и ее описание. Первая линия моря, новый дом, построен всего четыре года назад.

Она вручила Косте планшет, и он cмотрел на профиль квратиры на сайте как завороженый.

– Сможем приезжать туда с детьми на каникулы, на Новый год. Можем и сейчас поехать, ты нас отвезешь, а мы пробудем там три месяца.

– Так долго? – поразился Константин. – На все лето что ли?

– А почему бы и нет? Летом Феде не надо ходить в школу, уж лучше пусть дети дышат свежим воздухом и купаются, чем здесь заводскими отходами травятся. И потом, в любые каникулы можно туда рвануть – там всегда тепло, всегда можно купаться.

– Это верно, – задумчиво произнес Константин и немного лукаво на нее посмотрел. Она видела, как он мысленно уже выпроваживал их на все лето из дома. Ей хотелось вцепиться ему в горло за одни только эти его мысли и за этот противный лживый взгляд. За одну только мечту пожить со своей пассией в их квартире, в ее квартире. Но вместо этого она подошла к кухонной столешнице, налила себе немного воды и постаралась отстраниться. В животе журчало от волнения, ненависти и обиды за себя. Если из них двоих именно он не тупел и оставался умницей, работягой, постоянно учился, то почему она оказалась выше его нравственно? Почему он изменил ей, а не она ему?

– Квартира очень хорошая, – рассуждал Константин, – и по документам пишут, что все в порядке. Новая, ремонт отличный.

– А главное, какой комплекс! С площадкой, со взрослым и детским бассейном.

– Да, комплекс прекрасный. И расположение самое то. – согласился Константин.

– И агентство с безукоризненной репутацией. – Вторила ему Алина.

– И нам не придется брать кредит, такая сумма у нас уже есть.

Алина знала, почему полгода назад Костя загорелся покупкой апартаментов, даже кредит собирался брать, а затем спустя месяц резко остыл. Все совпадало по срокам. Сможет ли она убедить его на этот раз?

– Главное, никому не говорить, – сказала она нарочито серьезно, – слишком большие деньги. Да и люди такие завистливые. Кому не скажешь, все умрут от черной зависти, даже лучшие подруги и друзья, что уже говорить о других. Все вокруг такие бедные, вся страна в нищете, никто не простит нам роскоши. Невиданной и неслыханной. Никто.

Он должен был понять, что нельзя говорить той. Та будет в бешенстве. Та, Алина уже знала, жила в старой хрущевке с родителями и двумя собаками. Она подавится ядовитой слюной, когда Алина все провернет. «Тратьте как можно больше денег, особенно на совместное будущее, на детей. – Вновь услышала она слова Дарьи. – Для любовницы это хуже, чем красная тряпка для быка. Узнав об этом, она не сможет не закатить скандал вашему мужу, и тогда он начнет понимать, за что его 'любят’.

Константин закусил губу, глянув на нее. Глаза его то и дело бегали то на нее, то на планшет; он терзался доводами «за» и «против». Очевидно, что он боялся упустить столь выгодное предложение. И он боялся хранить деньги на рублевых счетах, еще памятуя о не так давно прошедшей инфляции, которая и без того наполовину обесценила их собственность в России и их накопления. К тому же, было бы крайне удобно отправлять Алину с детьми в теплые края на столь длительный срок.

Но он так же думал о той, другой, и о том, что если дело дойдет до развода, то ему выгоднее было хранить деньги на счетах, чтобы в нужный момент «спрятать» их. С одной стороны, у Константина не было явного желания оставить жену и детей без копейки в случае развода, он был не таким человеком. С другой стороны, он терялся, когда думал об этом, не представляя, как строить жизнь дальше в случае чего. Поэтому деньги на счетах были бы для него не лишними. Он хитро сощурил глаза, обдумывая разные варианты событий.

После этого Константин стал снова читать отзывы и о поселке, и об агентстве. Вновь освежил в памяти процедуру покупки недвижимости в Испании. В последующие дни Алина при нем мечтала, как она с детьми будет жить на Канарах, чтобы внушить ему мысль о том, что пути к отступлению нет. В пятницу он даже решился, наконец, позвонить в агентство, о чем ей радостно сказал вечером.

– Для вас все самое лучшее, – сказал он, улыбаясь немного натянуто, – свежий морской воздух и солнышко.

Алина улыбнулась ему как можно нежнее, а сама подумала: «Да уж, оставлю я вас здесь одних». Однако процесс пошел, давняя мечта супруга заставляла его, словно по инерции, поступать в первую очередь как глава семьи.

В субботу, когда Константин опять уехал на «фитнес», к Алине приехала в гости Марина. Она ожидала увидеть разбитую горем женщину, а вместо этого встретила веселую и жизнерадостную подругу, лишь немного нервозную, неусидчивую, будто даже подпрыгивающую слегка при ходьбе.

– Ну как, ты закатила скандал мужу? – спросила Марина с порога. Дети были в детской и не должны были их слышать.

– Нет, и не буду, – ответила Алина, пока они проходили в кухню-гостиную, – слушай, я тебя позвала не просто чай попить – для этого, конечно, тоже, – просто мне позарез нужна твоя помощь.

– Помощь? Моя? – не поверила Марина.

– Консультант говорит, что мне нужно установить связь с окружением этой девицы.

– Кстати, о твоем консультанте! – засмеялась Марина. – Ты с ней еще общаешься? Мне Женька чего только не написала про нее! Говорит, что это все шарлатаны, мошенники, разводят людей на деньги, даже истории разные в пример понакидала, возьми, почитай.

– Женька все никак не успокоится? – нервно засмеялась подруга.

Прочитав про женщину, с которой мошенники снимали заклинания порчи, Алина так заливисто засмеялась, а вместе с ней и Марина, что они долго не могли остановиться.

– Хорошо, я буду на чеку, – сказала она, – если моя консультант предложит мне снять с меня заклинание Вуду.

– Да бог с ней, – засмеялась Марина, – дурака учить – что мертвого лечить!

Затем Алина, наконец, поведала подруге, в чем заключалась ее роль в деле сохранения семьи. Консультант сказала ей, чтобы детектив узнал, как она пересекается с общими знакомыми любовницы Кости. И он все выяснил. Теперь ей было известно, что Марина работала в одной фирме с матерью той девицы с глуповатым лицом. Они, конечно, не состояли в близких отношениях, но иногда общались по душам, особенно под спиртное на корпоративном вечере или чьем-то дне рождения.

Задача Марины состояла в том, чтобы сблизиться с той женщиной и дать ей понять, что она якобы не ладит с Алиной и в глубине души завидует ей. Вместе они будут желать ей зла и мечтать о том, как Костик сбежит от нее к дочери той женщины. От неожиданности Марина замолчала.

– Ты правда думаешь, что это возможно? – спросила она с сомнением.

– А почему бы и нет? Они в таком положении, за любую соломинку схватятся. Я еще Костику скажу, что поругалась с тобой немного, глядишь, он той и передаст.

Марина, хотя и понимала, в какой сложной игре ей нужно будет участвовать, все же согласилась, скрепя сердце. Все-таки Алина была ее подругой, и она хотела помочь ей, она желала ей счастья.

Ей предстояли тяжелые будни на работе: помимо рабочего процесса, она должна будет разведывать все о планах врага, а потом еще и подливать масла в огонь, провоцировать его пассию. И все-таки с каким наслаждением она станет «доносить» матери о том, что «проклятый» Костя делает дорогие подарки жене, что он вывозит ее с детьми отдыхать.

Да, Марина была верным другом, потому желала сопернице поражения так же сильно, как и сама Алина.

Прошло три недели, как Катя была в больнице. Юля каждый день приезжала к ней вечером в надежде, что врач, которая часто задерживалась на работе до семи-восьми вечера, сообщит ей о положительной динамике, а лучше всего, скажет, что Катю скоро можно выписать. Но та как будто неохотно общалась с ней, ссылаясь на огромное количество историй болезни и извечную необходимость выписывать лекарства на завтра для всех пациентов.

Юле иногда казалось, будто Надежда Максимовна намеренно не хотела с ней разговаривать, потому что сама она ей была неприятна. Все, что она смогла понять за это время, так это то, что Катя реагировала на лечение не очень хорошо, белок в моче уходил, но слишком медленно.

Альбумин пришлось переливать дольше, чем планировалось – не несколько дней, а почти три недели. Причем, если сначала Катя отказывалась от еды и была очень вялой, не вставала с постели, то затем к ней вернулся аппетит, да какой, и она теперь была вечно голодной. Юля возила ей огромные сумки с продуктами, ведь ей совершенно не хватало больничной еды.

Очень быстро дочь начала прибавлять в весе, теперь это были уже не отеки, а самый настоящий лишний вес. Но врач говорила, что это нормально при том, сколько Катя ест. А ела она, по словам доктора, из-за преднизолона: он усиливал аппетит.

Но Юля как-то между делом на работе открыла в Интернете инструкцию к этому препарату и тут же пожалела, что прочла ее. Из нее она узнала, что длительный его прием снижает метаболизм, а значит, не только обжорство делало Катю такой полной. И все-таки даже снижение метаболизма было самым безвредным побочным действием препарата.

Юля в ужасе прочла про его действие на слизистую желудка, про катаракту, неврологию, остеопороз и многое другое. И, как говорила врач, все это были реальные побочные действия, а не вымышленные, написанные под предлогом «на всякий случай», и они развивались со временем почти у всех пациентов.

Но сегодня был особенный день. Юлю вызвала врач. Она отпросилась с работы пораньше, чтобы успеть приехать к пяти часам. Хмурое лицо Надежды Максимовны показалось ей невероятно усталым и мрачным.

– Я вас позвала, – начала она, отчеканивая каждое слово, будто разговаривала с не самым умным собеседником, – чтобы сказать, что ваш ребенок очень медленно поправляется. Как правило, дети реагируют на лечение намного быстрее.

– Насколько быстрее? – замерла Юля.

– Через три недели полной дозировки у детей уже белка в моче либо нет, либо почти нет.

– А у нас два грамма – это много?

– Это, так скажем, – подбирала слова врач, – прилично. Радует то, что теперь мы, наконец, отказались от переливания альбумина, организм сам стал лучше компенсировать потери. Надеюсь, к альбумину мы больше не вернемся. Однако все остальное пока не так хорошо. В связи с этим я хочу вам напомнить про диету. От вашей диеты теперь все зависит: не только вес ребенка, но и состояние почек. Чем более правильной пищей Катя питается, тем легче почкам. Вы ведь не даете мяса?

– Нет, конечно, как вы и сказали.

– Это хорошо. Не кормите ее ничем вредным для почек: сократите потребление высокобелковой пищи, молочных продуктов. Никаких консервов, консервантов, печенья, хлеба, конфет, шоколада, никаких чипсов, бананов, ничего жареного, копченого, соленого.

– Что же ей тогда есть? От бессолевой и безмясной диеты она и так с ума сходит.

– Варите супы. Давайте кефир.

– Я так и делаю. Но Катя не может есть только эти пустые супы, у нее страшный жор. Она меня скоро саму съест уже.

– А вы что думаете, вы одна такая? – Надежда Максимовна стала отвечать уже раздраженно. Брови на ее морщинистом лице сдвинулись, и Юля поймала себя на мысли о том, что врач не могла быть умной женщиной. Она могла иметь клинический опыт, но она уже с трудом соображала и не воспринимала новую информацию. Юля тут же оттолкнула эту мысль. Все же нужно было верить ей, больше у нее было никого. – Все родители почему-то придумывают, чем кормить детей, а вы не можете? Ничего страшного, что так много ограничений. От этого зависит ход вашего заболевания. Пока что я вижу, что из-за вашего неправильного питания вы никак не можете выйти в ремиссию. Это не шутки все. Если так и дальше пойдет, нам придется увеличить дозировку преднизолона, а Катя и так принимает максимальную дозировку – 60 миллиграммов на поверхность тела. И потом, вы что, хотите, чтобы она в слона превратилась? Вы знаете, как толстеют дети от преднизолона? Вам еще столько времени его принимать!

Из всего этого Юля сделала вывод, что она одна была во всем виновата: ее слабость не позволяла ей ограничить Катю в питании все это время, и вот теперь из-за этого почки дочери не могли справиться с болезнью. Она уехала домой совсем расстроенная, опустошенная, стала искать в Интернете рецепты диетических блюд, наткнулась на заменители пшеничной муки: рисовую, кукурузную, амарантовую. Зачитавшись рецептами, она стала спрашивать на форуме, где в их городе можно было найти столь редкие продукты. Оказалось, что они продавались на другом конце города, в универмаге рядом с Мариной.

Совершенно внезапно она вспомнила про подругу, а также про Женю и Алину. Они, как и все другие люди, за последние недели словно исчезли для нее. Она открыла 'what’s_app’ и стала читать их последние сообщения. Какую же ерунду ей писала Алина – весь этот бред про борьбу с любовницей. Марина интересовалась, куда она пропала. С того дня, как Катя заболела, она полностью игнорировала их сообщения, не отвечала на звонки, не перезванивала. Ей казалось, что она исчезла для мира, вместе со своим счастьем, вместе со здоровьем дочери.

Последние ее остатки были на работе, где она изо всех сил старалась не казаться равнодушной и пыталась убедить себя в том, что все, что она делала изо дня в день, было хоть сколько-то важным, имело хоть какой-то смысл. Юля чувствовала себя ущербной из-за диагноза дочери: у других дети здоровые, а у нее одной – нет. Все люди счастливы и волнуются лишь из-за пустяков, а она одна – нет.

Антон периодически ездил в больницу вместо нее, все время интересовался состоянием дочери, но, тем не менее, помогал мало. Не вставал в пять утра, чтобы помочь ей приготовить огромную кастрюлю супа для Кати, запечь овощи и печенье из безглютеновой муки, не отвозил пакеты рано утром в больницу. Даже не прочел статьи в Интернете, не изучил эту болезнь. А у Юли совсем не было времени прочитать самой. Вернее сказать, она начала читать, но испугалась страшных прогнозов и не смогла заставить себя читать дальше, а потом и возможности больше не было.

Но вот Юля взяла себя в руки и немеющими пальцами, буквально нацарапала сообщение – настолько тяжело давались слова – Марине:

– Катя в больнице уже три недели. Мотаюсь к ней каждый день, готовлю очень много еды для нее рано утром. Сил нет. Катя выглядит очень плохо.

– Что случилось???

– Гломерулонефрит, острая форма. – Только и смогла из себя выдавить Юля.

Через минут десять ей позвонила Марина. Юля понимала, что в эти десять минут подруга уже успела прочитать основную информацию по этому диагнозу и не будет задавать глупых вопросов. Она не стала скидывать трубку. Дрожащим голосом она ответила и поведала ей о том, как это все случилось.

– Я буду тебе помогать! – заявила уверено подруга.

Зная себялюбивый характер подруги, Юля не знала, верить ей или нет. Но, как это ни странно, с того самого момента она действительно стала помогать. Марина стала подменять ее в больнице, даже сама отпрашивалась с работы ради этого. Покупала нужную муку и привозила ей. Юля с удивлением видела, что Маринин пыл не исчез спустя несколько дней, и что она готова была помогать столько, сколько понадобится. Даже Женя приезжала пару раз, оставив мальчишек на мужа.