Читать книгу Мы никогда не расставались - Ирина Лазарева - Страница 2

Все начинается в тот день, когда Димка, мой брат, приносит новый экспонат для своей коллекции. Он у нас фалерист, проще говоря – коллекционер орденов, медалей, значков. Димон, насколько могу судить, в этом деле еще салажонок в свои девятнадцать лет. Коллекция у него пока небольшая, но уже поглотившая изрядно финансовых средств по подсчетам нашей бережливой мамы. Папа, напротив, Димку поощряет, считает, что фалеристика – это история, которую можно подержать в руках.

На сей раз, не много, ни мало, братан предъявляет нам орден Красного Знамени. У нас дома есть свои ордена, семейные реликвии, до которых никто не допускается. Они за стеклом, на почетном месте – два ордена Красной Звезды, один Красного Знамени и два Отечественной войны, первой и второй степени. Награды принадлежали деду, он получил их во время войны за боевые заслуги. Рядом лежат кортик и старая пеньковая трубка, которую дед курил, как и полагается настоящему морскому волку. Деда мы знаем по фотографиям, на последней он в мундире контр-адмирала. Мама чрезвычайно гордится своим отцом и называет себя капитанской дочкой. Когда маме пришла пора выходить замуж, она выбрала военного, чего и следовало ожидать от девушки, выросшей в гарнизоне. Правда, наш папа не моряк, он служил в бронетанковых войсках, ушел в отставку в чине полковника, сумел найти себя на гражданке, и, надо признать, с тех пор материальное положение семьи значительно улучшилось.

– Гляньте, что я раздобыл, – выпаливает Дмитрий, едва переступив порог небольшой гостиной, где перед телевизором расположилось наше семейство.

Редко, но такое телевизионное единодушие у нас случается: когда транслируют чемпионат мира по футболу, Олимпийские игры и парад войск на Красной площади 9 мая. Сегодня мы смотрим с мамой передачу по каналу «Культура», а у папы испортился ноутбук, он сдал его в починку и теперь не представляет, чем можно заняться. Свой я никому не даю, и у мамы есть персональный компьютер, на него также наложено табу, поскольку это не просто процессор и монитор, а кладезь маминых произведений. Черт знает, что на нее нашло на склоне лет, вдруг начала писать романы, причем сразу пробилась в крупное петербургское издательство. Неожиданная удача немедленно возвысила ее в собственных глазах, она решила, что обязана творить для потомков, ушла с опостылевшей работы терапевта в поликлинике и целиком посвятила себя созданию нетленок.

Димка выкладывает на стол орден и торжествующе наблюдает за нашей реакцией. Признаться, когда он приносит значки или даже медали, мы в состоянии разделить его восторг, но в данном случае каждый из нас рассматривает орден с противоречивыми чувствами. Мама невольно оглядывается на ордена деда и прижимает руку к груди.

– Ну, что в рот воды набрали? – не унимается Димка. – Вы только взгляните! Номер, «монетный двор», аверс, реверс, все честь по чести – шикарная штучка! Специалисты ахнули! Вещь подлинная, меня все поздравили с редким коллекционным материалом.

– И за сколько же тебе досталась эта…штучка? – спрашивает папа.

Дима в своем воодушевлении не замечает зловещих ноток в голосе отца.

– Ты не поверишь! Совершенно бесплатно! Мне его подарили.

– Та-ак, – протягивает папа. – Что ж это за человек, который не ценит собственной награды? Кто владелец?

У Димки в глазах появляются проблески тревожной мысли.

– Понимаешь, – неуверенно мямлит он, – я познакомился с одним парнем…случайно, в компании…разговорились, я рассказал о своей коллекции, а он и предложил: «Заедем ко мне, я тебе орден подарю, настоящий, с Великой Отечественной». Вот и все. Я сначала не поверил, думал, треплется чувак спьяну. Да вроде и не пьяный был. И все как сказал, так и сделал. Я, правда, о документах заикнулся, но тут он вдруг рассердился: «Бери, что дают, и проваливай, не то передумаю».

– Вот так история! – возмущается отец. – Так запросто, как ненужную вещь, подарить чужой орден, да еще с войны, наверняка кровью заработанный… Нет, я отказываюсь понимать современную молодежь! Ведь ничего святого! Куда мы катимся, Аня?

Ночью я засыпаю не сразу. Обдумываю будущую статью. А что если попробовать проследить судьбу этого ордена? Хорошая статья получится. Я ведь начинающий журналист, никому пока не известный, но что мешает мне провести журналистское расследование? Здорово звучит, профессионально!

Конечно, Великая Отечественная война ушла в далекое прошлое, кто из нас, молодых, о ней вспоминает? Разве что в День Победы, или фильм про войну покажут, да и то пошла мода снимать военные боевики с невероятными поворотами сюжета.

Уже складываются в сознании строки из будущей статьи: «Я верю, что реки и каналы Санкт-Петербурга с фотографической четкостью хранят отражения событий давно минувших дней и лица людей, когда-то ходивших по этим улицам. Каждый камень в моем родном городе сберег в себе пласт военного времени – прочнейший сплав горя, страха, смерти, подвига и непосильного труда. Пласты нарастают один на другой, как круги в стволах деревьев, и остаются неизменны, так отчего же память людская не выдерживает испытания на прочность?»

Да, пожалуй, статья получится стоящей, если удастся раскопать любопытный материал.

Скоро мой здоровый организм берет свое, я засыпаю и просыпаюсь утром без единой серой мысли в голове, с беспричинной радостью в сердце, так как довольно тонкого лучика солнца, столь желанного в городе на Неве, чтобы у жизнерадостной девушки вроде меня поднялось настроение.

После завтрака я верчусь перед зеркалом и остаюсь довольна своей наружностью. Кожа чистая, глаза сияют. Волосы у меня густые, короткие, кофейного цвета, такие же зрачки, думаю, дурнушкой меня никто не назовет. Мне двадцать четыре, я худенькая, но не костлявая, рост сто семьдесят, мужики штабелями не ложатся, но вниманием противоположного пола не обделена. Недавно я рассталась со своим бой-френдом Даниилом, насилу отвязалась. Досадно, что мы работаем в одной редакции, приходится сталкиваться каждый день. Данька тоже журналист, кроме того подвизается в рок-группе, пишет тексты для песен и считает себя непризнанным гением. Оценить гениальность Даниила мне так и не удалось, поэтому я решила не стоять на пути его творческих исканий и заняться собственной карьерой, хочу побыть независимой деловой леди и показать всем и самой себе, на что я гожусь.

Соответственно душевному настрою выбираю модный однобортный пиджак и короткую юбку-стрейч в мелкую горизонтальную полоску, блузку цвета чайной розы с красивым декольте, надеваю туфли на высоком каблуке, стильно закатываю рукава летнего пиджака, чтобы видны были браслеты в комплекте с ожерельем и серьгами – купила бижутерию специально к блузке. Беру сумку Дольче Габбана – подделку, разумеется, откуда у меня такие деньги? – но от фирменной не отличишь. Уж что-что, а одеться я умею, как говорится – недорого и со вкусом.

В коридоре сталкиваюсь с Димкой. Он все еще под впечатлением; тот, кто имел дело с чокнутым коллекционером, запросто представит блаженное свечение в глазах, почти идиотскую улыбку, не предназначенную окружающим, а лишь своему удовлетворенному чувству фаната-обладателя.

– Слышь, Дмитрий, – заступаю ему дорогу. – Разговор есть. Ты этого парня можешь мне показать, ну вчерашнего, что орден тебе подарил?

– Вот еще, – настораживается Димка. – Нашла дурака! Человек сделал доброе дело, а я его подставлять буду?

– Да не бойся ты! Когда я тебя подводила? Интересно просто, понимаешь?

– Ага, а потом чего-нибудь настрочишь в свою паршивую газетенку. Знаю я вас, журналажников.

– Почему это она паршивая?.. Журналажники!.. Нахватался словечек… Слушай, давай так, ты мне парня покажи, хотя бы издали, остальное беру на себя, он и не узнает, что ты навел.

– Ну, Катька!.. Вижу, что ты стала настоящей журналюгой, и когда только успела, была сеструха, как сеструха…Короче, не проси, я сказал – и точка!

Все, уперся, папин сынок – дальнейшие уговоры бесполезны. «Я сказал – и точка!» Ему бы еще командный голос – и был бы вылитый полковник Полуянов.

Только забыл ты, братишка, что и я Полуянова, да к тому же «настоящая журналюга», а посему, голубчики, вам так просто от меня не отделаться.

В редакции с утра все ползают как пробуждающиеся мухи: в кои-то веки проглянуло солнце, все окна настежь, работа по боку, сидят на подоконниках, балдеют. За окном искрится Мойка, по ней уже пошли прогулочные катера, битком набитые туристами. Вода зеркальная, отражает лодки, дома вдоль рек и каналов. Город сверкает куполами, шпилями; розовыми, голубыми, зелеными фасадами отреставрированных зданий. На синем небе гряды белоснежных облаков, плывут над городом в сторону Финского залива – определенно, день занимается прекрасный. Обожаю Питер, особенно в погожие дни, когда на улицах много народу, как будто в город вместе с солнцем приходит праздник. По ночам на набережной столпотворение задолго до того как начинают разводить сверкающие огнями мосты, здесь и туристы, и горожане, много беспечной молодежи, готовой гулять всю июльскую ночь напролет.

После работы я медленно иду по Гороховой улице, задерживаюсь на Набережной Фонтанки, облокачиваюсь на кованую решетку, мой взгляд притягивают оживленные лица гостей Северной столицы, они сидят на палубах проплывающих мимо речных трамваев и дружно поворачивают голову то вправо, то влево по ходу комментариев гида. Вот молодой человек машет мне рукой, я улыбаюсь в ответ. Горделиво смотрю на свое отражение в устоявшейся воде. На миг себя не узнаю, мне чудится другая девушка, она чем-то похожа на меня; пожалуй, те же черты лица, но светленькая и совсем юная, причесана и одета старомодно, я даже вижу ситцевое платьице в цветочек со строгим, застегнутым у шеи кружевным воротничком, и рукава фонариком.

Накатывает речная волна от катера, вода волнуется, рябит и изображение пропадает. Я торопливо озираюсь по сторонам, но рядом никого нет.