Читать книгу Однажды в старые добрые времена - Ирина Лем - Страница 2

Что такое родина? Это корень, которым врастает человек в ту землю, что его родила. Нет крепче того корня. Порой жизненные бури срывают человека с места, и носится он по свету, беспризорный и неприкаянный, пока не найдет другую почву, чтобы укорениться. И пусть на новой родине будет ему сытнее и теплее, но та, первая не даст о себе забыть. Она засядет в сердце вечной тоской. Она будет тревожить и детей его и внуков, которые в глаза ее не видели, не знали ее языка, запаха и цвета.

То, что вросло, бесследно не исчезает. Голоса родной земли, ее плач, ее песни будут жить и будут звать. В конце концов, кто-нибудь из потомков вернется на историческую родину и, впервые ступив, ощутит, как вливаются в него ее соки, ее силы, ее кровь. И скажет он: я дома.

1

С незапамятных времен бродил по дорогам Европы кочевой народ – цыгане, люди без родины. Никто не знал, откуда они пришли, никто не знал, куда направляли они свои кибитки. На Британских островах их считали выходцами из Египта и называли gypsies, на Пиренейском полуострове – gitano, в восточной Европе – zigeuners. Сами себя кочевые называли roma.

Века, а, может, тысячелетия назад предки их вынужденно покинули благодатную, пряно пахнущую, защищенную горами от врагов и ветров долину и отправились в вечное странствие по Земле. Рома пересекали границы, не замечая их и не спрашивая разрешения, колесили по Греции и Нидерландам, России и Португалии, Польше и Турции.

Но особо полюбилась им Испания с ее жарким летом, короткой зимой, райскими ландшафтами, изобилием фруктов – сладких, сочных, тающих во рту. Ее открытые, дружелюбные жители походили на самих цыган, такие же темпераментные, жизнерадостные, бросающиеся в пляс при первых гитарных переборах.

Походная жизнь непростая, но когда во рту сладко, не хочется грустить. Летом таборные семьи кочевали по Северным Пиренеям, иногда заходили в Италию и Францию, изредка в Германию, зимой возвращались к теплым средиземноморским берегам. Испания стала бы их второй родиной, но забыли они, что это такое.

Рома выучили местный язык, переняли у жителей песни, имена, некоторые обычаи, а образ жизни оставили прежний.

Зарабатывали по-честному – выступлениями на рыночных площадях. Мужчины вдобавок освоили нехитрые ремесла: обувщика, лудильщика, точильщика, со знанием дела выступали посредниками при покупке-продаже лошадей, за что получали хорошую долю. Изредка и, по возможности, незаметно подворовывали, подторговывали фальшивым золотом и товарами, добытыми сомнительным путем. Женщины испокон веков занимались гаданием, пророчеством и другим обманом – почему нет, если людям хочется верить. Каждый вносил посильную лепту в благосостояние табора.

Цыгане простодушные, мирные, пожалуй, единственный на свете народ, который ни разу не начинал войну. Местные их не боялись и не принимали всерьез, относились снисходительно, терпеливо. Возникавшие разногласия решали переговорами, легко прощали обиды за душевное пение и виртуозное владение гитарой.

Кочевых не притесняли ни доны – богатые землевладельцы, ни мавры – арабские завоеватели, пришедшие в Испанию в средние века. Цыганский табор был таким же обычным зрелищем на проселочной дороге, как крестьянская повозка, везущая овощи на рынок.

Но ничто не вечно. Времена менялись и не в лучшую сторону. В Европе назревали события, которые беспощадным молотом грозили ударить буквально по каждой стране, каждой семье. Не избежал удара и незлобивый, наивный народ рома, веселый напоказ, в душе несущий печаль вечного скитальца.

Наступало темное средневековье. Оно ознаменовалось гибелью людей в масштабах, которых не знало человечество ни до, ни после. Крестовые походы подобно ненасытным драконам поглощали участников тысячами – от мирных паломников до солдат и военачальников. Смертельные болезни, принесенные странниками и привезенные моряками из дальних стран, молниеносно распространялись по городам и деревням, унося миллионы жизней. То тут, то там возникали новые религии, одна воинственней другой, они вносили разброд в головы людей, заставляли убивать соседей и братьев.

В конце концов народам надоело умирать ни за что, они зароптали.

Чтобы предотвратить большой бунт, недовольство требовалось заглушить. За дело взялся Папа Римский – наместник Бога на земле, ответственный за порядок среди паствы. Собрал кардиналов, спросил «кто виновен в брожении умов?». Кардиналы привычно ответили «виновен дьявол и его пособники». Для борьбы с оными решили создать карательный орган и наделить его особыми полномочиями.

Начиналась новая эра. Занималась черная заря в истории человечества. Инквизиция объявила беспощадную войну «врагам христианства» – термин расплывчатый, под него можно подвести практически любого, ведь ответственности за ошибку никакой. Странные, своеобразные, «не такие, как все» индивидуумы объявлялись неугодными Богу и подлежали уничтожению.

В Европе заполыхали костры. Сначала горели познавательные книги и научные труды, потом еретики, иноверцы (чаще евреи), прогрессивные ученые и просто любознательные, одаренные острым умом люди. Представителей другой религии, другой расы, других обычаев и образа жизни сгоняли с насиженных мест, бросали в тюрьмы, пытали и сжигали. Имущество их забирали в казну монастырей, опустевшую после массового вымирания прихожан от чумы, неурожаев и крестовых походов.

Узаконенная «незаконная» конфискация оказалась доходным делом, вдобавок, изобличая «врагов», церковь усиливала влияние среди паствы. Суды инквизиции распространились по континенту и заработали, как хорошо отлаженный механизм. Особенно они свирепствовали в Испании, фанатично верующее население, которой Ватикан считал оплотом христианства. Оплот – пример для остальных, религиозные чистки проходили здесь с жестокостью, свойственной в живом мире только человеку.

В опасности оказались люди рома: жили не как все и выглядели по-другому, главное же преступление – не принадлежали к христианской религии. Вообще ни к какой.

А они не имели в том нужды. Старых богов забыли, новых не приобрели из чисто практических соображений: кочевали из страны в страну, из мусульманской в католическую, далее в протестантскую или вообще языческую, зачем примыкать к одной какой-то вере, если за нее легко попасть в переделку, а то и на тот свет?

Неверующий – прямой пособник сатаны. Церковники пригляделись к рома: враги или свои?

М-м-м, не те и не другие.

Вроде, безобидные они, ходят по городам, народ развлекают… Надо их в свое стадо привлечь.

Потребовали принять католичество.

Но не учли одного обстоятельства: таборные живут по своим законам и чужих требований не признают. Дети свободы, независимые телом и духом, их невозможно заставить что-то делать, если они сами того не захотят. Рома от природы миролюбивы и безвредны, но умение выворачиваться – тоже их национальная черта.

В ответ на требования церкви один цыганский барон придумал хитрость, которая быстро распространилась среди кочевых. Хитрость спасла многие жизни и состояла в следующем. Барон показывал членам табора – как нужно креститься. Сам заучивал какую-нибудь широко применяющуюся католическую молитву, например, обращение к Деве Марии, весьма почитаемой в Испании.

Кто хорошо подготовился, тот не боялся встречи с инквизиторами. Их замечали издалека – развевающиеся черные одежды, белые воротнички и гладко выбритые, блестящие на солнце макушки, как принято у доминиканцев.

Святые отцы подъезжали к табору расспросить о житье-бытье, заодно о вероисповедании. Глава семьи делал благолепное лицо и выступал вперед для переговоров.

– Как живете? – спрашивали монахи.

– Хорошо живем, не жалуемся, – следовал ответ.

– Чем зарабатываете на пропитание?

– Честно зарабатываем, песнями и плясками.

– Какую веру исповедуете?

– Христианскую, какую же еще.

– Креститься умеете?

– Умеем.

– Покажите.

По знаку барона вся его таборная семья, от мала до велика истово крестились: лоб – грудь – левое плечо – правое плечо.

Вот хитрецы, правильно себя крестом осенили, но быстро не отделаются.

– Молитвы знаете?

– Знаем, – без запинки отвечал старший и заводил громкой скороговоркой, подражая пастору: – Святая Мария, Матерь Искупителя, будь всегда Матерью для всех, бодрствуй над нашим странствием и сотвори, дабы мы в небе, в полноте радости созерцали Сына Твоего. Аминь.

Семья хором повторяла «Аминь». Церковники смотрели, недоумевали, соображали – к чему бы еще придраться.

– Крестики носите?

– Носим.

Барон доставал из-за пазухи дешевый, затертый от прикосновения к телу крестик на бечевке из натуральной конской кожи.

– Пока только у меня. Для остальных приобретем в Медине…

Или в Заморе, или в Саламанке – называл ближайший крупный город по пути.

Расспрашивать дальше не имело смысла – на каждый вопрос у шустрого цыгана готов ответ. Главный монах жевал жирными губами – обидно уступать в споре неграмотному бродяге, еще обиднее уезжать ни с чем…

А барон уже сует ему в руку презент – перстень из фальшивого золота или хлыст для лошади, а в сапог сыплет звонко журчащие монеты.

С паршивой овцы хоть шерсти клок. Приняв дары, святые отцы разворачивали лошадей, оставляя кочевых в покое. До следующего раза.

Не страшно таборным. К новой встрече подготовят новые отговорки.

Массовые репрессии – отличная возможность показать народу практическую «пользу» церкви. Пусть народ не думает, что апостолы веры только и делают, что сидят по кельям, обжираясь и пьянствуя. Не-е-т. Они денно и нощно озабочены спасением правоверных, скачут по городам и весям в поисках подручных сатаны, которые норовят сбить христиан с пути истинного.

Деятельность инквизиторов оказалась настолько успешной, что сам Папа даровал им карт-бланш, разрешил сжигать и вешать без суда и следствия. Список «неблагонадежных» расширили. Кроме еретиков, ученых и «неверных», в него занесли ведунов, целителей, колдунов, чернокнижников, алхимиков, странников, мошенников, проповедников других религий и прочая, и прочая.

Невозможно было вырваться из цепких лап «цепных псов инквизиции», которые не щадили ни простого человека, ни высокопоставленного, не брали во внимание ни таланты, ни заслуги. Отдавали «предпочтение» состоятельным – с них было чем поживиться.

Обвинения предъявляли огульно и бесконтрольно, доказательства невиновности отметали сходу, доказательства вины принимали любые, даже самые абсурдные. Свидетельства случайных прохожих, детей, умалишенных, которые в обычных судах не рассматривались, на судах инквизиции решали судьбу человека.

Впрочем, до суда мало кто доживал, на свободу не выходил никто. Уличенных в сношениях с дьяволом подвергали дьявольским пыткам, после которых люди погибали либо в монастырских застенках, либо на кострах.

Сгорели Джордано Бруно, Жанна Д’Арк, маршал Франции барон Де Рэ…

Власть воинствующих монахов набирала силу и черным, как у ворона, крылом накрывала континент. Открылся сезон охоты на «пособников люцифера» женского пола. Начало положил фолиант под названием «Истребление ведьм», полный фанатизма и ненависти. Написал его англиканский монах, который, по слухам, искал любовного удовлетворения, но обладал такой отталкивающей внешностью, что его отвергали не только порядочные женщины, но бывалые проститутки и неприхотливые монашки.

Неудовлетворенный служитель Всевышнего решил жестко отомстить и сочинил трактат. В тридцати девяти главах он описал страшную опасность, которую представляли дочери Евы для правоверного христианского сообщества. Он обзывал их самыми мерзкими, самыми грязными словами, а мужчин предостерег: нежные чувства, невинный флирт, романтические знаки внимания этим падшим созданиям – прямая дорога в лапы сатаны.

Трактат вышел как нельзя вовремя – святые отцы давно подозревали женщин в способностях самым дьявольским образом туманить мужские мозги. Они приняли сочинение к руководству и распространили по всей Европе. Велели выявлять и истреблять ведьм, скрывающихся под личиной обычных женщин, ведь именно они – причина ураганов, неурожаев, болезней, войн, а также богохульного поведения противоположного пола.

Многие молодые, привлекательные женщины поплатились жизнью за свою красоту. Ни высокий статус, ни богатство, ни общественное положение не защищали от обвинений в «пособничестве дьяволу» – часто их арестовывали из политических или финансовых соображений, чтобы нанести удар по конкуренту или врагу.

Тысячи так называемых «ведьм» были сожжены на кострах, замучены в тюрьмах по абсурдному обвинению, по навету завистливых соседей или ревнивой жены, мечтавшей избавиться от соперницы.

Судьи не утруждали себя долгим рассмотрением дел. Один факт, что, например, обвиняемая не плакала во время процесса, служил неопровержимым доказательством ее вины. Оправдательных приговоров не выносили, чтобы не внушать ложных надежд.

В поле зрения охотников за ведьмами попали и женщины рома, занимавшиеся своими исконными ремеслами: ворожбой и гаданием, песнями и танцами. Первые – колдуньи, вторые – соблазнительницы. Добыча, от которой облизнулись инквизиторы.

Кочевать по дорогам Испании становилось делом, опасным для жизни.