Читать книгу Пятеро - Ирина Львовская - Страница 2

***

Слепая полоска света легла на вложенный в карман пистолет, когда его владелец скользнул рукой за ним, приподняв черную футболку. В следующую секунду яркое летнее солнце осветило оружие. Достав увесистый пистолет, играющий интересными оттенками на солнце, он передернул затвор одним уверенным крепким движением сильной руки. Послышался характерный методичный звук, который он любил больше всего, находя его музыкальным – звук лязгающего пистолета. Потом владелец пистолета с колючими жесткими глазами таким же уверенным движением проверил магазин с вложенными пулями, смертельным маленьким железом. Маленький кусочек смерти, боли, несчастья. Удостоверившись, что с пистолетом все в порядке, он зажал его в руке. Его крепкое накачанное тело расслабленно расположилось на мягком кожаном сиденье такого же грузного, как его хозяин мощного джипа. Следом за ним затворы пистолетов передернули еще трое бритоголовых парней с колючими шакальими глазами, сидящими с ним в дорогом внедорожнике.

Они стояли с самого утра, привычные и примелькавшиеся на пыльной привокзальной площади, разрисованной квадратами беспощадного непривычно злого солнца. Словно раскаленный огненный шар, не остуженный со вчерашнего дня, был совсем близок. Стояли так, что вся привокзальная площадь просматривалась со всех сторон, невозможно было пройти незамеченным. Только если очень сильно постараться. И ждали Андрея. Два тяжелых мощных джипа. Один – совершенно новый, светлый с отливающей красотой сошедшего с конвейера дорогого металла и другой более угрюмый, проездившийся по дорожным просторам не менее года. Люди, сидевшие в этих крупных машинах, ничем не выдавая себя, незримо встречали Андрея, ведя его от самых ворот тюрьмы…. Маховина страшного проклятия раскручивалась вокруг ничего не подозревающего, только что освободившегося Андрея.

И пока Андрей, коснувшись земли после нескольких дней в поезде, вглядываясь с пытливой нежностью в лица родных, даже не подозревал, что помимо его родных, в этом живом океане заполошных людей, есть те, ничем не примечательные, слившиеся с толпой, которые ждали его и наблюдали из своих укромных не видимых ему мест. Его напряженная интуиция матерого волка, затылком чувствующего любую слежку, вдруг оглушенная счастьем радостной встречи, внезапно подвела Андрея и молчала, не зная, что мир, где вроде бы нет в поле зрения колючей проволоки, лая собак, не так безопасен, как ему хотелось думать.

Страшная фатальная игра, начатая задолго до того, как он оставил позади себя исправительное учреждение с протяжно-скрипучим стоном ворот, вошла в новую стадию. И, однажды, ночью, сломанную и обожженную судьбу Андрея с ледяным спокойствием, разыгрывали свирепые силы, разменивая его в ужасной кровавой игре. Вихрь судьбы закрутился вокруг него, обещая засосать, словно маленькую ничтожную щепку в громадном водовороте чужой сверкающей жизни …

–Объект на месте, – щелкнула рация. И с этого щелчка начался новый непредсказуемый поворот в жизни Андрея….

***

В ее больших карих глазах затаилось напряженное ожидание….

Она грациозно, чуть касаясь своей изящной ладонью, провела по боковой стороне нового светлого джипа, одного из тех двух внедорожников, что встречали Андрея на привокзальной площади. Провела легонько, как талантливый практикующий хирург, собираясь с мыслями перед важной операцией, по-рабочему спокойно и отрешенно, рассматривает сложного пациента, которого кладут к нему под нож, с леденящим душу деланным равнодушием. Но самое главное, без предательского страха, который мешает сделать задуманное и вознестись на уровень творца и виртуоза. Если хотите – Бога, но до Бога ей было далеко. Ведя тонкими длинными пальчиками по перламутровой поверхности металла, Инна, в который раз, холодно подумала, что ей не жаль, что через каких-то полчаса ее джип будет разбит и искалечен во внезапной, на первый взгляд случайной аварии.

Инна задумчиво открыла запотевшую пластиковую бутылку с крошечными стекающими капельками конденсата, оставляющими за собой серебристый след по прозрачной емкости, словно плачущий дождь на оконном стекле, и с удовольствием сделала несколько медленных обжигающих глотков. Резкий холодок пробрался под ребра, скользнув по пищеводу – маленький колючий комочек холода. Инна благосклонно улыбнулась ему.

Итак, в ее руках, в отличие от бритоголовых парней с пистолетами в соседнем черном джипе, было совершенно другое оружие – безобидная на первый взгляд, но мощная машина. Куда более опасная, менее маневренная, но она собиралась ею воспользоваться. Дьявольская уверенность в собственных силах подгоняла ее вперед. Как опытный шахматист, она знала, что только спокойная отрешенность может привести к победе. Она надеялась только на себя, на своего верного внедорожника, укомплектованного реактивным мотором. Краем глаза она посмотрела на соседний джип, на черного брата-близнеца ее джипа, и с удовлетворением отметила, что в кажущейся расслабленности сидящих в ней людей есть опасный шакалий азарт. если вдруг у нее не получится задуманное, если она по какой-то случайности перескочит свой просчитанный отрепетированный рубеж, они должны будут ее подстраховать, эти накаченные парни в с приготовленными пистолетами в руках…. Но Инна хотела сама, играя в свою, никому до конца не известную игру…..

Злая утренняя жара обступила ее со всех сторон, что, казалось, под ногами трескается и расходится обезвоженный серый асфальт, похожий на пустыню. Устав от душного утра, она легко открыла дверь собственной машины и уселась на водительское сиденье, окунувшись в атмосферу арктического холода от работающего на полную мощность кондиционера. Инна дотянулась до черно-белой фотографии Андрея, присланной из тюрьмы подкупленными, вечно мелочными, бедными начальниками мест заключения, и некоторое время изучала ее. Да, он изменился, похудел, высокий лоб, переходящий в ужасную короткую стрижку почти наголо. И все же, и все же…

Даже на этой казенной фотографии он был симпатичным. И этот взгляд, пронзительный, прямой и до боли ей родной. Инна отложила фотографию на соседнее сиденье и задумчиво посмотрела на синее небо, затуманенное выхлопными газами, любуясь отнюдь не красотой природы, а чтобы в последние минуты, в миллионный раз, мысленно пройтись по предстоящему маршруту. Она пыталась предугадать возможные неожиданные препятствия и вновь с математической точностью просчитать предстоящий путь, выверенные за последние полгода сигналы светофоров, но не предсказуемые потоки машин, скорость встречающей машины Андрея.

Расслабив плечи, она позволила себе немного откинуться назад, на сиденье, по-прежнему продолжая холодно смотреть на привокзальную площадь.

Вдруг непонятно откуда взявшийся ветерок метнул ввысь фотографию Андрея, которую она рассматривала несколько минут назад, и резким рвущимся размахом бросил ей ее под ноги. Сердце замерло, остановившись на мизерную долю секунды, наклонившись за брошенной фотографией, Инна подняла красивые глаза коньячного цвета на электронный циферблат и поняла, что Андрей прибыл. Она неторопливо подняла фотографию, дотянулась до черной папки и спрятала ее в закромах мягкой кожи. Через несколько секунд в ответ на ее мысли по ожившей рации ей доложили, что ведомый объект на месте.

Инна положила ухоженные руки, похолодевшие самую малость, на руль. Внешне она была хладнокровна, собрана, дьявольски красива. Отчаянная улыбка озарила ее губы. Улыбка сумасшедшего, идущего на такой же отчаянный поступок. Но молодая красивая женщина одних лет с Андреем, не производила впечатления сумасшедшей….

***

Он жмурился от солнечного света, привыкнув к темному вагону, и дышал, полной грудью дышал, переполненный избытком чувств, счастливо улыбаясь. Было странно видеть пассажира, всю поездку выходившего в тамбур и неосознанно вертевшего в руках сигареты с такой улыбкой. Андрей вдыхал спрессованный немыслимой июльской жарой воздух до головокружения с таким наслаждением, которое не понять обычному обывателю, не прошедшему через все то, что прошел он. Вот только в глубине его серых глаз стояла сокрытая ото всех боль, которая непроизвольно от самого человека оседает в глубине его души от перенесенных испытаний.

–С возвращением, Андрей! – стиснув зубы, Игорек старался спрятать слезы, которые сильно резали глаза. И они крепко схватились, обнялись, два родных брата, по смешному стечению крови внешне не похожие друг на друга, лишь только крепкие отцовские руки – их единственное сходство. От этой простой фразы у Андрея защемило сердце, он столько раз представлял себе этот день, думал, ждал, отсчитывая монотонные дни, переходившие в длинные месяцы, сменявшие времена года. Поэтому Андрей с жадностью подставлял лицо утреннему солнцу, которое, несмотря на одиннадцать часов утра, уже набирало свою беспощадную силу, пусть ошалевшему спозаранку, невыносимо душному, и незаметно для всех улыбался ему. Расступившись, братья еще с секунду стояли, рассматривая друг друга в новой непривычной для себя обстановке, а потом, спохватившись, Игорек притянул к себе хрупкую тонкую молодую женщину с худенькими остренькими плечиками. – Мы решили, что встречать должна вся семья, знакомься, это моя жена – Таечка.

Ее несуразные, слишком остренькие плечики непроизвольно бросались в глаза, даже прежде лица. Они портили вид и напоминали беззащитного ребенка. Она не была стройной, а именно худой, в самом некрасивом проявлении худобы, нет, конечно, не обтянутая кожей мумия, но несколько спасительных килограмм до стройности ей, несомненно, не хватало. И эта беззащитная, хрупкая Таечка со смешными детскими плечиками голодного подростка, стояла, задохнувшись от жаркого солнца. Она смотрела на Андрея, пытаясь осознать до конца, что влюбилась в него, родного, незнакомого ей брата мужа в первый день встречи с ним с первого рокового взгляда, в первую же секунду, когда увидела его еще там, сквозь открытую форточку поезда. Когда он прошел мимо ее, навстречу своей семье, не обратив на нее совершенно никакого внимания, лишь только мельком взглянув на Таечку случайным рассеянным взглядом, в ту самую секунду у нее началась едва заметная дрожь. В эти минуты, пока вся семья по очереди обнимала Андрея ее привычный, устоявшийся мир рушился прямо на глазах, ничего еще не создав после себя. Только вспышка, сумасшедшее чувство неожиданной любви. Совладав с собою, она сказала своим необычно мягким красивым голосом:

–Здравствуйте, Андрей.

Оторвав взгляд от ее острых плеч, Андрей посмотрел в лицо Таечки, и только тут он понял, как же сильно повезло Игорьку. Компенсируя свою пугающую худобу у нее было очень миловидное лицо и ярко-голубые глаза, которые светились изнутри, таким же мягким, как голос огоньком. Таечка улыбалась уголками губ, но очень выразительно. От этой улыбки по телу Андрея неожиданно прошел ток, небольшой импульс, заставивший его удивиться, как же повезло Игорьку. Задержав чуть дольше положенного ее протянутую руку, Андрей слегка улыбнулся ей. И Таечка пропала, растаяв от его улыбки.

Игорек смотрел на них, счастливо улыбаясь, еще не чувствуя приближающейся коварной беды. Он только лишь заметил, как тонкой бисеринкой, поблескивая на солнце, по виску жены катилась маленькая капелька пота. Игорек удивился, потому что его худенькая Таечка никогда не страдала от жары, увидеть на ее лице микроскопическую капельку влаги было непривычно и странно. Но думать об этом в такой долгожданный, выстраданный день не было времени и возможности, потому что следующим, кого представили Андрею, был муж средней сестры Аленки.

–Знакомьтесь, это мой муж– Петя, – слишком торжественно произнесла Алена, указывая на высокого мужчину лет около тридцати, который стоял немного поодаль от них и казался случайным попутчиком, заблудившимся на этом вокзале среди бурлящей неугомонной, вечно плывущей толпы. Андрей внимательно посмотрел на него взглядом со своим небольшим прищуром и увидел по кривой улыбке изогнутых губ того, по подчеркнуто расправленной осанке, хорохорившегося петуха, по хмурому, напряженному взгляду, что Петра затащили на перрон вокзала насильно. Он был чужим на этой встрече, не разделяя общей радости, плохо скрывал свое презрение к только что освободившемуся родственнику, отсидевшего девять лет за убийство. Он нехотя приблизился к ним, и вся его резкая высокая фигура красноречивее порой бесполезных слов, говорила, что он не понимает, к чему вся эта встреча большой семьи. К чему они собрались все здесь, когда можно было ограничиться двумя людьми?

–Петр, – скупо преставился тот, прежде чем протянуть руку, надел солнцезащитные очки, отгородившись от пристального, сильного взгляда Андрея, читающего каждое его движение, маской показного безразличия и неловкого страха. Он представлял себе Андрея опустошенным, уставшим, побитым жизнью уголовника, а встретился с твердым, несгибаемым обстоятельствами, стальным человеком. Подъезжая к вокзалу, Петр не собирался пожимать руку вернувшемуся родственничку, но встретившись с Андреем взглядом, видя расправленные плечи Андрея, ему пришлось протянуть руку помимо своей воли.

Подавив в себе неприятный осадок, Андрей холодно, всего на секунду коснулся руки Петра, и всем с пугающей ясностью стало понятно, что отношения между ними не сложатся, по лицу Алены пробежала нервная судорога. И тем сильнее Петр начал его презирать и, вдруг, возненавидел Андрея без особых причин тяжелой лютой ненавистью!

Отстранившись от Петра, Андрей склонился к маленькой хорошенькой девочке, которая с интересом наблюдала за происходящим с детской восторженностью и ласковой улыбкой доброго открытого ребенка. Он заметил ее давно, но пока не было возможности наклониться к ней и что-то сказать, наконец, появилось время. Она стояла, плотно прижавшись к Алле, боясь потеряться на многоликом, шумном перроне. Это была пятилетняя дочка Аллы и Валеры – Диана, рожденная от странной любви, точнее от отношений, скрепленных узами, замешанных на благодарности и любви. Но она пока об этом не знала и вовсю радовалась жизни, перелившейся солнцем, грохотом поездов и голубого неба, скрытого от них дымом поездов. Он знал о ней, но никогда не видел.

–Привет! – произнес Андрей, отметив про себя ее наследственные пшеничные волосы и серые глаза.

–А я вас знаю, – весело сказала девочка, – Вы – дядя Андрей. Мне мама на фотографии показывала и сказала, что вы приехали из очень долгой поездки. – Ничуть не испугавшись его, она тихо, по – Аллиному рассмеялась, раскрывая свои руки для объятия.

Андрей подхватил ее на руки, и что-то кольнуло его в сердце, ее детство, ее сильная похожесть на Машку. Он все еще помнил маленькую Машку, точно такую же, как сейчас Дианочка, родную, милую Машку, которая сейчас стояла, словно чужая. Машку, чье детство прошло мимо него. Параллель во времени, когда становится понятно, что значит одна порода, одни наследственные черты. Андрей увидел в этой маленькой девочке новое поколение продолжения их большой семьи, он задохнулся от нежной волны любви, поднявшейся откуда-то изнутри, и растроганно прижал Диану к себе, держа на руках.

После короткого знакомства, из которого потом сложится, закрутится словно тугой узелок их дальнейшая судьба, испепелив в пух и прах все созданное до этого дня, они покинули перрон. Выйдя на привокзальную площадь, расселись в Валерину машину и такси. Долго решать не пришлось, кто с кем поедет, потому что младшая сестра Машка, подхватив Дианочку, первой нырнула в такси. Она чуть испуганно все также искоса посматривала на старшего брата. Ее сердце не принимало его. Легенды, сложенные и рассказанные Аллой и всеми о нем, померкли при встрече с ним. Он был ей чужой, непривычный. Когда Андрей бросал на нее свой соскучившийся взгляд, Машка нарочито отворачивалась, перебирая длинными ноготками верх у переднего сиденья, потом снова искоса наблюдала за ним, и этот худой с сильными мускулистыми руками, с глубокими складками на лбу совсем ей не нравился. А сколько лет она ждала его из тюрьмы, сколько раз плакала маленькая от несправедливости?! В то такси, где сидела Машка расселись Таечка и Петр. А родные братья, Валера и старшая со средней сестрой разместились в машине Валеры. Два автомобиля, с интервалом в полминуты, как по команде тронулись в путь. В эту самую минуту два тяжелых джипа грузно двинулись вслед за ними, на расстоянии, рассчитанном с математической точностью.

***

Машины неслись, иногда подпрыгивая на выбоинах в изнеможенном, от жары посветлевшем асфальте. Шоссейная гладь, из которой осатаневшее жаркое солнце вытянуло всю влагу, неестественно серела, бежала и бежала нескончаемой лентой. За окном автомобиля проносился похорошевший и неузнаваемый город, сильно изменившийся за время отсутствия Андрея, что его невозможно было узнать. Краем глаза, Андрей с тоской изголодавшегося человека жадно смотрел в окно, где множились на каждом углу ларьки, блестевшие яркими фантиками, обертками от вредных жвачек и таких же малополезных шоколадок. Его частые сны, как он возвращается домой и идет по знакомым улицам города, оказались не похожи на эту картину за окном автомобиля.

–Какая Маша стала взрослой, – Андрей посмотрел на сестер. Думая о младшей сестре, он с болью отметил про себя громадную пропасть ушедших лет. Алла увидела, как в его серых глазах пролегла затаенная поволока печали.– Не могу поверить, что она закончила школу в этом году, – тихая задумчивая грусть повисла над Андреем.

Алла, взглянув на брата, с трудом сдержала набежавшие слезы. Ее скулы дрогнули, она положила свою горячую нежную руку на его жесткую крепкую ладонь. Ей хотелось бы сейчас обнять его, и завыть, но они пообещали себе не омрачать этот день слезами.

–Куда Маша решила поступать? – ему было интересно о них все, он торопился поскорее вернуться в обыденную жизнь. Он многое знал из жизни семьи, детально расспрашивая про всех. Только про младшую сестру ему до последнего уклончиво отвечали, что она еще не решила куда поступать.

–На юрфак, – раздельно, четко выговаривая каждый слог, склонив голову на бок, ответила Аленка.– Хочет стать адвокатом.

–На юридический? – Брови Андрея взмыли вверх, он сражено смотрел на сестер, ища в их словах какой-то подвох или розыгрыш. Он столько видел за свою жизнь юристов, судей, адвокатов и далеко не всегда у него оставались приятные воспоминания о них. Вдруг ему смертельно захотелось закурить. Дурацкая привычка поезда. Он почти физически ощутил, как рукам не хватает сигареты, как хочется ее неторопливо задумчиво размять и погрузиться в клубы терпкого дыма. Андрей столько выкурил за эти дни, что хотелось еще и еще. Борясь с пагубной привычкой, он в задумчивости машинально потер подбородок, представляя Машу служителем Фемиды, но кем представлялась ему младшая сестра – эта тоненькая девчушка с пшеничными волосами и очень красивым личиком, с ангельской мягкой улыбкой, не свойственной расчетливым адвокатам, прокурорам, но только не юристом. Еще не справившись с удивлением, он ошарашено спросил: