Читать книгу Ира-ничные стихи - Ирина Маркова - Страница 9

Всюду было сумрачно и смутно;

Чувством безопасности влеком,

Фима себя чувствовал уютно

Только у жены под каблуком.

Фима, безусловно, щедр и ярок –

При параде, с розами в руке,

Фима подарил жене подарок –

Туфли на высоком каблуке.

Угодить жене всегда пытался,

Искренностью чувств своих влеком,

Не заметил сам, как оказался

Он под этим самым каблуком.

Жизнь то приласкает, то ударит –

Ведь судьба у Фимы нелегка,

Если туфли вновь жене подарит,

То теперь уже без каблука…

Я охладел к научным книжкам

Не потому, что стал ленив;

Ученья корень горек слишком,

А плод, как правило, червив.

Когда со школьных лет упорно

В загоне умные труды,

Тогда затем растут, бесспорно,

Стихов червивые плоды.

Известно всем, что бедный Фима

Умом не блещет. Но и тот

Умнее бедного Рувима,

Который полный идиот.

Знал Губерман, неоспоримо,

Как тяжело умом блистать,

На фоне ж Фимы и Рувима

Он, право, гениям под стать!

… Из нитей солнечного света,

Азартом творчества томим,

Я тку манжеты для жилета

Духовным правнукам своим.

Над губермановым жилетом

Порой, признаться, издеваюсь –

Вступаю в спор с таким поэтом,

Но в правнучки не набиваюсь.

Душа порой бывает так задета,

Что можно только выть или орать;

Я плюнул бы в ранимого эстета,

Но зеркало придётся вытирать.

Однажды глянул в зеркало поэт,

А в зеркале мерзавец издевался,

Воскликнувши в восторге: «Я эстет!»

При этом ни на миг не сомневался.

А Губерман воскликнул: «Это ложь!»

И, плюнув, знал, что вытереть придётся,

Но счастье в том, что говори – что хошь!

А зеркало при этом не плюётся.

Мы стали подозрительны, суровы,

Изверившись в любой на свете вере,

Но Моцарты по-прежнему готовы

Пить всё, что наливают им Сальери.

Шёл Губерман по жизни, как во мгле.

Лишь стало на душе темно и мрачно,

Он выпил всё, что было на столе,

И понял, что он – Моцарт, однозначно.

Изверившись в любой на свете вере,

Он сам себя величьем поражал.

… А дальше наливал ему Сальери,

И Губерман совсем не возражал!

Сбылись грёзы Ильича,

Он лежит, откинув тапочки,

Но горит его свеча:

Всем и всюду всё до лампочки.

Пусть лампочка – начало из начал,

Но стало мало лампочки одной:

Что нам Ильич однажды завещал,

Приобрело, увы, масштаб иной –

Ведь стал народ мощнее и мудрей:

Что было всем до лампочки недавно, –

Всё стало как-то вдруг до фонарей –

Ильич, однако, потрудился славно.