Читать книгу Легенда о солнечном свете - Ирина Михайловна Якубова - Страница 7
Глава седьмая. Крутая Таня
ОглавлениеУроки закончились в два тридцать, и это был первый раз за четвёртую четверть, когда тринадцатилетняя Таня досидела на них до конца. Вчера мать вызывали в школу. И хоть её мамаша, алкоголичка со стажем, работающая санитаркой в краевой больнице Калининска на две ставки, давно дочерью не интересовалась, в школу всё-таки пришла. К этому мероприятию женщина готовилась тщательно. Она не пила три дня вообще, чтоб выглядеть приличней, чтоб сошли отёки с лица. На работе-то она своё лицо, запах перегара под маской скрывала. Да и кому интересно, трезвая санитарка, или пьяная? Всё равно не уволят, полы за двенадцать тысяч в месяц нет дураков мыть. А тут – школа. Дело серьёзное. Отбилась Танька-зараза от рук, надо показать ей, кто в доме хозяин! А то нет уважения ни к кому, даже мать родную «ни во что не ставит». Да и учителям надо показать, что порядочная, заботливая она мать. А то ещё в службу опеки насвистят, что дитё брошенное. Танюху в детдом, а её пенсии по потере кормильца лишат. Визит к директору школы прошёл на редкость гладко. Мать Тани с вниманием и смирением выслушала монолог директрисы о том, какая Таня развязная девчонка, о том, что её боятся в классе, о том, что недавно она избила девочку из параллельного класса и о том, что хамит учителям, учится на одни двойки и не делает уроки. В своё оправдание мама Тани лишь сказала, что у девочки нет отца, а она вынуждена пахать на двух ставках, истирая в кровь руки на мытье полов, чтоб выжить. Но благодаря этому девочка одета, обута, накормлена и живёт в семье. А воспитанием дочери она клятвенно обещала заняться прям с сегодняшнего дня. Мать своё обещание сдержала, оходив нерадивую дочь шваброй в этот же вечер, ибо другие методы воспитания были неведомы ей.
– Мамаша вчера меня отпи***ла, прикинь? – рассказывала крутая девчонка Танюха своей подружке Вике, с которой шли после уроков в посадки за частным сектором в двух остановках за школой, чтоб спокойно там покурить. – И сказала, что, если на уроки ходить не буду, бабло давать перестанет. Вот сука!
Таня жутко любила материться. Этому она научилась ещё в садике. И к первому классу уже поняла, что это круто. Постепенно, учась в школе, она убеждалась, что мат – это признак взрослости и самостоятельности. Особенно, если использовать эти словечки смело, не стесняясь и с «наездом». Она любила «наезжать» на одноклассников и на детей из соседних классов. Маленьких не трогала, считала, что это «лажа», приставать к малолеткам. Все знали, что Танька Старикова – это школьный «авторитет». И что дружить с ней престижно. Такая кому угодно в морду даст за друга! Учителя «плакали» от Тани, от её выходок. Вокруг девочки собрался круг единомышленников, таких же девочек и мальчиков, называвших друг друга не иначе как чувак и чувиха, держащих в страхе всю школу. Точнее, детей от шестого до восьмого класса в страхе, а от девятого до одиннадцатого – в напряжении. Сама Старикова училась в седьмом.
– Да ты что? – деланно возмутилась Вика. Она недавно была в Таниной компании и очень стремилась завоевать Танино доверие и благосклонность. Вот и теперь согласилась пойти прогуляться с ней после школы до безлюдного пустыря. Там, в стороне от посторонних глаз, подруга обещала научить Вику курить. Тогда только она может претендовать на Танину дружбу.
– Да, прикинь, охерела, совсем. Вот, глянь какой синяк, – ответила Таня, задрав высоко рукав кофты и продемонстрировав Вике большую фиолетовую гематому на плече.
– Меня тоже пи**ят предки, – тут же соврала Вика (сама она была из благополучной семьи), но очень уж хотелось подражать Тане во всём.
– Но бабло дала, сказала последний раз. А у тебя бабки есть?
– Да, сотня.
– Вот говно ж! На пачку не хватит.
– Может тогда чипсы купим и колу?
– Да нах** эти чипсы? Пошли «Яву» возьмём.
– А как нам продадут, Тань? Мы же школьницы.
– Не ссы. Увидишь. Давай бабки.
Вика отдала подруге сто рублей, не подав вида, что удивилась, что сигареты будут куплены исключительно на её деньги. Но о том, чтоб заикнуться об этом самой Татьяне, не могло быть и речи.
На автобусной остановке стоял одинокий ларёк. Девочки вошли. Они были единственными посетителями. Таня протянула сто рублей продавщице и попросила пачку «Золотой Явы» и буханку хлеба.
– Сигареты не продам, – сразу объявила продавщица.
– Девушка, ну пожалуйста! Вы же знаете, что я не себе покупаю. У меня папа лежит, от рака лёгких умирает… Он если не покурит, сильно кашляет и задыхается. Ну я же у Вас всегда беру. И вчера покупала, забыли?
Продавщица сделала недоуменное лицо. Она не помнила, чтоб вчера отпускала сигареты ребёнку, но вчера было много народу… «Чёрт с ним, продам. Того и гляди, заплачет девчонка. Всё равно никто не видит», – решила продавщица, мимоходом пробежавшись взглядом по окну-витрине, выходящей на пространство перед входом в магазин и позволяющей убедиться, что рядом на улице никого нет.
– Вот видишь, – сказала Таня восхищённой подруге, выйдя из магазина, – Тут «или пан или пропал». Уметь надо. Поэтому и уважают все меня, что мозги на месте. Так что, Викуся, держись меня и будешь как в шоколаде. Усекла?
– Да, ты реально крутая! – ответила Вика. Она жутко робела перед крутой подругой, но усиленно не показывала виду.
Девочки пошли по тропинке сквозь кусты и мелкие корявые деревца. Таня рассказывала, как однажды позапрошлым летом тут, на пустыре, ночевала, когда мамаша пьяная заявилась и подралась со своим сожителем, который забылся крепким сном в аккурат на её раскладушке. Она тогда психанула и убежала. Была такая же жара, как сегодня. Вот и пошла в посадки, тогда ещё тут ржавые трубы валялись, можно было веток натаскать и типа постели что-то устроить. Наутро её там менты нашли, мамаше «вставили пистон», а та ей всыпала по первое число и в доме заперла на неделю. Но Танька через два дня убежала через окно третьего этажа, связав две простыни и привязав к батарее один конец. В школе как об этом узнали, так месяц о ней трындели все, кому не лень. Что типа, кроме Таньки, никто б так не смог!
Вика слушала и восхищалась Таниной смелостью и дерзостью. Она понимала, что живёт в лучших условиях, и родители у неё добрые, нормальные и старшая сестра есть, студентка… И на море её возят, и покупают всё. Но… В школе-то её так не уважают, как Татьяну. Она – обычная девочка, паинька. До седьмого класса вообще отличницей была. И так хотелось ей стать крутой, так хотелось почувствовать вкус свободы! Чтоб о ней тоже говорили, как о популярной Тане. Как же классно, что они подружились!
– Садись сюда, – сказала Таня, указав на бетонный край старого коллектора, выступающий над землёй на полметра, – тут нас кусты закрывают, не увидит никто, если проходить будет. А то любят нос совать не в своё дело все, кому не лень.
– А что там? – спросила Вика, присев рядом с подругой на каменный холодный бортик, вскользь заметив, что он пыльный, и можно испачкать юбку (фиг с ней, пусть пачкается, не выглядеть же чистюлей щепетильной. Как «лохушка!»)
– Канализация там.
– Да… И воняет немного.
– Короче, на сигарету, – сказала Таня серьёзно, протянув Вике одну штучку, а вторую сунув себе в рот. Но, подумав, добавила: – Ща я прикурю и себе и тебе. А то не сможешь сама. Потом будешь вдыхать дым через фильтр. Только сильно, а то будешь не в затяг курить, это неправильно! Давай сюда обратно.
Вика вернула сигаретку, а Таня сунула в рот себе сразу две. Так она была похожа на смешного маленького козлёнка, сосредоточенно скосившего глаза, пытающегося рассмотреть жёсткий капустный лист у себя во зубах. Эта ассоциация насмешила Вику. «Да совсем она не страшная, даже прикольная эта Танька», – подумала она, сдержав улыбку.
Танька чиркнула зажигалкой, и ойкнула. Вспыхнувшее пламя оказалось неожиданно большим и слегка подпалило кривую длинную чёлку. Танька выронила зажигалку, выплюнула сигареты и принялась колотить себя по лбу, яростно приговаривая:
– Б*я, б*я, б*я! Что за х***я!? Твою мать!
– Таня, тебе не больно? – забеспокоилась и немого испугалась Таниной злости подруга.
– От****сь!
– Да ладно тебе, Тань. Ну подумаешь, волосы подпалила. Это ж херня! – решила сменить тактику Вика. И это возымело действие, за что Виктория мысленно себя похвалила.
– Ты права, подруга. Тока зажига упала, вот пи***ц!
– Куда? Я не заметила.
– В яму эту.
– Может тогда домой пойдём? Раз прикуривать нечем.
– Вик, ты чё, сдрейфила?
– Нет, что ты!
– Я сейчас слазаю, достану.
– Да ты что? Там, кажись, вода бурлит, – сказала Вика, прислушиваясь. Она заглянула в коллектор, там было темно, дна не было видно. В стене торчали куски арматуры, напоминающие импровизированные ступеньки.
– Нет там никакой воды. Я уже туда лазала. Кажись зимой прошлой. Там неглубоко. Зажигу найду, подымим нормально. О-Кей?
– Ну, смотри сама.
Таня сняла с плеча потрёпанную дермантиновую сумку и велела ждать. Резво перемахнула через бортик коллектора, и стала медленно спускаться вниз, цепляясь руками за железные прутья и тщательно нащупывая ногой очередную нижнюю ступеньку. Вика перегнувшись наблюдала за исчезающей подругой. Когда лицо Тани оказалось в трёх метрах от Викиного, оно внезапно исказилось гримасой ужаса. И послышался крик. Гортанный, невообразимый крик. Будто всё существо Тани содрогнулось от боли и страха. Вика остолбенела и словно приросла к бортику коллектора. На неё смотрели глаза подруги, расширенные до размера крупной сливы, казалось глазные яблоки выстрелят сейчас прям ей в лицо. Таня продолжала орать. Но, всё тише. Тише орать… Какое странное словосочетание. Губы девочки напрягались, горло дрожало, глаза выпучились, а звук из горла вылетал каким-то приглушенным. Руки вцепились в железную ступеньку так сильно, что могли, наверное, её переломить. Вика хотела рассмотреть, что там происходит внизу, кто схватил Таню за ноги и тащит вниз. Но её приковали глаза подруги, молящие о помощи и в то же время осознающие, что помощи ждать бесполезно. Голубые, между прочим, глаза… Но даже если бы Вика могла дотянуться до Тани рукой, она бы не смогла. Сердце её колотилось так быстро, кровь пульсировала в висках, а всё тело дрожало и не слушалось. И тут она увидела внизу, где предполагалось, находилось тело Тани, страшную чёрную морду, с блестящими глазами и открытой зубастой пастью, испачканную кровью. Морда издавала чавкающие звуки (Эти мерзкие звуки Вику долго потом преследовали). Она сделала резкое движение, подскочила и впилась в Танину шею, оросив красными брызгами стены круглого коллектора, после чего голова Тани повисла, словно на ленточке. Голубые глаза исчезли, и Викиному взору предстал мокрый затылок и часть Таниной спины, вернее большой кусок рыхлого фарша, в который она превратилась.
Вику как током ударило, она отпрянула от бетонного бортика и бросилась бежать на ватных ногах. «Таню покусал какой-то зверь», – сообразила она. Ей казалось, что она бежит медленно, очень медленно, как во сне. Ноги словно вязли в болотной тине, и каждое движение давалось с усилием. Выбежав с пустыря, исцарапав ноги до крови в нескольких местах и порвав капроновые колготки об острые кусты, она направилась к автобусной остановке, где стоял злополучный ларёк. Вика подумала: «Если б гадская тётка не продала им сигареты, то и не случилось бы ничего». На остановке стояли два человека, молодая парочка. Они ворковали, словно голубки, радующиеся весеннему солнышку. На испуганную девочку-подростка внимание никто не обратил. А Вика не могла вот так просто стоять и ждать автобуса. Она пошла домой быстрым шагом. Мысли путались: «Боже, как страшно! Спасибо, милый Бог, что я спаслась. А ведь тогда, ещё десять минут назад, на мгновенье возникло желание полезть вниз вслед за Таней. Спасибо, спасибо, спасибо, мой ангел-хранитель, что не дал мне сделать это. Боженька, прости меня за всё! Надо срочно в полицию. А зачем? Таню не вернуть уже. Спрашивать будут, что там делала на пустыре. Поймут, что курила. Что мама с папой скажут… Ужас, нет! Молчать надо. Да, никто не видел, что мы с Таней вместе со школы уходили. А вдруг Таню найти не смогут? Не… Найдут. Спасибо, Господи, что это не со мной случилось…»
Вика пришла домой. Родители были на работе, а сестра сидела за фортепьяно, готовилась к музыкальному конкурсу в Юрмале. В квартире пахло борщом. Сестра сказала Вике «привет», не прекращая играть. Девочка отметила, что дома уютно… Она подошла к сестре. Та повернулась к Вике и увидела слёзы в её глазах. Она обняла сестрёнку и стала гладить по голове, спрашивать, что случилось. «Да, ничего, Рита, всё нормально», – отвечала Вика сквозь слёзы, – «Просто я очень вас люблю. Тебя, маму и папу».
Виктория так никогда и не закурила. И не выпила, и перестала уважать матерщину. Сегодня она осознала, что быть «крутой» на самом деле, не так уж и круто.