Читать книгу ЭлТфон - Ирина Миллбери - Страница 5

Настроение у них упало. Уже не хотелось ничего делать. Тогда Вероника предложила опять попить чай:

– Тебе сколько сахара, одну или две?

– Одну.

– Я себе две кладу, хоть и говорят вредно, но почему-то на работе я люблю сладкий чай. А дома пью чай с медом. Кстати, у нас здесь есть мед. Я себе когда-то принесла. Иногда хочется что-нибудь сладенького. Но тогда я пью чай без сахара, а мед ем с бубликами.

– Что-то очень сложно.

– Да ничего не сложно. Если с чем-нибудь несладким, например, с бутербродом с сыром, то я пью сладкий чай, а если с чем-нибудь сладким, с шоколадкой или с бубликами с медом или с булочкой сладкой, то я пью чай несладкий.

– Честное слово, не понимаю.

– Что тут непонятного? А когда я пью просто чай, без бутерброда или сушек, то на работе – с сахаром, а дома – без сахара. На работе мне сахар нужен для работы мозгов. У меня без сахара голова начинает болеть. А выпью чашечку чая с сахаром становится лучше, конечно, еще лимон желательно добавлять, но у нас холодильника нет, негде его хранить до следующего дня. Иногда, правда, я оставляю, но мне кажется, что лимон впитывает пыль и становится невкусным на следующий день.

– А в Англии пьют чай с молоком. У них везде на столах пакетики с молоком, вместе с пакетиками сахара. Но чай они пью густой, даже горький, как чифир. Мы пакетик с чаем быстро вытаскиваем, а они, пока не заварится покруче. Американцы и немцы, в основном, кофе пьют. Несколько чашек в день, некоторые даже на ночь пьют кофе.

– Я пью кофе только утром.

– Я тоже.

– Ты не обижайся на Валерия Павловича. Он вообще-то вежливый и интеллигентный, и всегда улыбается, как американец. А сегодня, видимо, нервный срыв произошел.

– Да, сегодня весь завод лихорадит. Новое начальство приехало из Москвы. Он, наверное, волнуется. Как говорят, новая шапка по-новому метет. Я надеюсь, нас это не коснется. Это там, на верху, у начальства. – Поживем – увидим. Я стараюсь по-философски к жизни относиться. Всегда повторяю себе: «Что не делается – все к лучшему.» Так легче жить, просто плыть по течению, куда принесет – туда принесет. От борьбы и жизненных трудностей я устаю и чувствую себя беспомощной. Я не борец за правду, но хочу прожить жизнь все-таки достойно, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы» – это, кажется, Павка Корчагин говорил в «Как закалялась сталь» Николая Островского.

– А матрос Жухрай ему говорил, что у него есть все, чтобы быть хорошим бойцом за рабочее дело.

Они опять весело рассмеялись. И опять зашел Валерий Павлович.

– Директор на пенсию ушел, – сказал он, – вместо него уже новый из Москвы приехал. Галинка сказала, что молодой. (Галинка – это секретарь теперь уже бывшего директора). А вы все смеетесь. Хорошо устроились, ничего вас не волнует. – И он снял свою куртку и повесил на свой директорский стул. – Так, быстро за работу, – скомандовал он уже мягким, не сердитым голосом, – я вам помогу. Пока там на верху разбираются, нам надо, на всякий случай тоже порядком заняться, тем более, что давно собирались, да все руки не доходили, да и вроде бы такой уж надобности не было, – и они все втроем пошли в архивную комнату, а затем быстро распределили обязанности.

Антон приносил неразобранные бумаги по одной, чтобы не запутаться, и клал на стол Валерию Павловичу. Валерий Павлович аккуратно разворачивал и диктовал Веронике, а она быстро заносила данные в компьютер и всю информацию записывала на обложку новой папки, которую Антон отдавал Валерию Павловичу. Валерий Павлович проверял не сделала ли Вероника ошибки и отдавал Антону, который в обмен на проверенную папку давал ему новый документ, как правило, чертеж. – Я даже горжусь, как это у нас дружно получается. Мы все чувствуем взаимопонимание и ответственность за общее дело, – между делом думала Вероника. Вдруг Вероника остановилась, – Валерий Павлович, а такой номер уже есть. Повторите, пожалуйста, еще раз. Ну, да, – Вероника встала, и они все вместе пошли в архив. Антон притащил стремянку и достал нужную папку. Вероника развязала ее, и они увидели, что в ней ничего не было, – Валерий Павлович! – истерично, повысив голос, почти закричала Вероника. Антон ссутулился и чуть слышно сказал: «Ну, пока вы тут разбираетесь, я в столовку сбегаю, время уже обеденное», – и он юркнул к двери между ними. Вероника только услышала: «Ох, мадридский двор.» И дверь за ним захлопнулась.

Они молча смотрели друг на друга. Вероника в негодовании, а он, по всему было видно, что пытался не поддаваться этому семейному скандалу… Валерий Павлович понимал, что это значило для Вероники. Она столько времени потратила, чтобы в их архиве был порядок. – Говорят, что в минуты скандала надо досчитать до десяти, а потом начать говорить, – поэтому чуть было не вырвавшиеся обвинения у Вероники в адрес Валерия Павловича застыли на ее губах, потому что она мысленно начала считать. Она глубоко вздохнула, довольная, что все-таки смогла сдержаться. – Сейчас спокойно разберемся, – подумала она.

– Валерий Павлович, вы понимаете, что это значит? Кто-то вытащил чертежи и не положил на место. Я не могла это сделать, вы понимаете. Для меня порядок прежде всего. А вы помните, вы работали с фотографом? Я, правда, пыталась вас контролировать, но вы сказали, что все будет в порядке и пообещали все складывать туда, откуда взяли.

– Мне пока даже нечего тебе ответить. И я не могу тебе сказать, что это я мог туда положить эти чертежи. Все-таки я знаю, что это у нас неразобранный угол. Логически, я не мог. Да, я помню, что я сразу складывал чертежи и ставил на место папки, помня твои наставления. Да, и ты маячила все время, напоминая. Не думаю. Может кто-нибудь позвонил и отвлек, и я автоматически положил то, что было у меня в руках куда попало.

– Но, чтобы положить в этот угол вам бы пришлось пройти через весь архив.

– Тоже верно. Вряд ли бы я оказался в этом темном углу просто так. Давай оставим пока эти обсуждения. Хорошо, что нашли и все обошлось.

– Валерий Павлович, но я теперь не уверена, все ли у нас в порядке.

– Да, понимаю. Извини. Люди – не роботы. Иногда бывают ошибки. Но я не могу взять вину на себя, все-таки. Может, это к тебе кто-нибудь приходил. Подумай, может вспомнишь?

– Валерий Павлович… – и Вероника вышла из архива, чтобы не сказать что-нибудь грубое… У нее уже был опыт семейной жизни, когда скандалы вырастали из-за пустяка, только потому, что никто первым не мог остановиться. Она четко усвоила эти уроки. Теперь она могла остановиться первой. Она знала, что через некоторое время все само прояснится. И то, что в скандале кажется бегемотом, в реальности оказывается муравьем. И еще, ей не нравилось, что их деловые отношения стали напоминать семейные. Еще этим утром она, хотела ответить ему, что кричать будете дома, но сдержалась. Это точно, могло спровоцировать скандал. Затем она усмехнулась, спросив саму себя: «А почему бегемот и муравей? Ведь люди говорят, что «не делай из мухи слона». Наверное, открытая пасть бегемота больше похожа на орущего, а муравей меньше мухи.

Когда вернулся Антон, Вероника пила чай.

– Хочешь?

– Да я только поел.

– Почти поссорились. Я его к чаю не пригласила. Но у него есть кофе-машина. Он иногда кофе пьет, вместо чая.

– Что-нибудь выяснили?

– Да в том-то и дело, что нет. Теперь каждый думает на другого. Получается, а ты, а ты… Я пыталась ему одну версию подкинуть насчет его работы с фотографом, но он ее мягко отвел. Вроде больше никого у нас не бывает. Вот только уборщица моет полы раз в неделю везде: и здесь, и в архиве, и у него. Шкафы, столы и полки мы сказали не трогать, это я сама пыль вытираю… иногда.

– На заводе переполох. Народ страсти раздувает. Что с нами теперь будет и т. п. В столовке все шепчутся, никто громко не говорит, никто не смеется. В общем, напряженная атмосфера. Обычно ведь заходишь, гул стоит, не перекричать, все в один голос.

– А я в нашу столовую не люблю ходить, мне там запахи не нравятся.

– А мне нравится. Дешево и сердито: и салатик, и первое, и второе, и компот, и булочка.

– Сердито – это как?

– Это, когда можно поесть за небольшие деньги и при этом наесться до отвала. Хотя, может быть, имеется в виду, что никакого сервиса, просто, по-деревенски, грубовато. Я никогда об этом не задумывался.

– Ну, ладно, сердито, так сердито. Давай продолжим что ли, чтоб Валерий Павлович видел, что мы работаем.