Читать книгу Демонология нашего района - Ирина Москвина - Страница 22

Набережная, архитектура. Питер, весна, т. е. – ветер, дождь (временами со снегом). Подъезжает лимузин на 20 человек, черный и катафалкообразный, за ним подъезжает специальная машина фотографа. Вываливается фотограф (полоумный), из лимузина вываливаются по очереди гости (тем, кто сидел у двери, еще ничего, а сидящие возле водителя вынуждены, чтобы вывалиться, предварительно ползти несколько метров по салону, согнувшись буквой «гэ», лимузин во всей красе). В заключение вываливаются невеста в платье с голой спиной и жених в свитере и куртке.

Мама невесты бегает за невестой по всей набережной и кричит:

– Одень дубленку! Одень дубленку сверху!

Невеста отказывается, ей тепло, ей пока тепло. Плюс она, видимо, уже слегка надувшись шампанским.

– А этот в куртке! Сними куртку сейчас же, мерзавец! – начинает тогда гоняться мама невесты вместе с мамой жениха уже за женихом. – Сними ее и одень ее на нее! Сам в куртке, а она голая.

Жених, неуверенно глазея по сторонам, тянет куртку вниз, снимая. Невеста энергично тянет куртку обратно вверх, надевая. Из-за этой возни жених застревает локтями в куртке и временно лишается возможности двигать руками. Но руки ему нужны, т. к. помощник фотографа (еще и помощник есть, такой же!) уже, в свою очередь, закончил путаться локтями в какой-то коробке и достает оттуда двух белых голубков. Сейчас что хотите можно за деньги, только плати. Голубки нахохливаются под снегом, ветром и дождем. Гости тоже бродят по набережной нахохлившись, но бодрясь и не показывая виду. Зонта ни у кого нет.

Дочку невесты от первого брака заперли в машине, оттуда идет вой. Приходится высадить.

– Одень дубленку! – бегает за ней мама невесты – Одень сейчас же дубленку!

Задумка такая: жених с невестой стоят у кромки воды, на фоне великой архитектуры, и целуются. У каждого в руке по белому голубку. Руки соединены, и голубки тоже целуются, гули. Гули-гули.

Жених, целуясь, смотрит не на невесту, а в камеру.

– Ах ты мерзавец! – кричит мама жениха – Ты глянь, куда он смотрит! Не на нее, а в камеру. А ну-ка смотри на нее!

Опять целуются, опять не на нее.

– Уберите гулю! – ругается невеста. – Или давайте быстрее, у меня гуля улетает. Давайте уже быстрее!

Опять целуются. У фотографа что-то там не влезло. Он вообще какой-то дикий, на лестнице во Дворце всех два часа продержал, «мужчина, вы не влезаете», «женщина, вы вылезаете», мальчика отодвиньте, а девочку поднимите. Дурак, даже другие свадьбы оборачивались.

Целуются.

– А если она нагадит? – беспокоится кто-то из гостей.

– Давайте быстрее! – кричит невеста – У меня гуля улетает!

– Опять он в камеру смотрит, а не на нее, вот негодяй!

Дочку невесты, мокрую и замерзшую, засовывают обратно в лимузин. Мама невесты вздыхает облегченно, наполовину.

– Сними куртку! – кричит она. – Сними и надень ее на нее! Она же голая! Оно же не греет ни фига!

Невеста действительно уже вся пятнистая от холода, как леопард под голым платьем, пятно синее – пятно автозагорелое. Сходятся на газовом шарфике.

– Давайте быстрее! – кричит невеста. – У меня гуля улетает!

– Смотри на нее! На нее смотри, а не в камеру!

– А если она нагадит… – беспокоится жених.

Целуются.

Оказывается, есть еще гули, 4 шт., кто хочет, может их взять и сфотографироваться вместе с женихом и невестой. Никто не хочет. А если они нагадят? Приходится брать гулей родителям невесты и жениха.

Целуются.

– Все! – кричит жених – Нагадила!

Стоп, снято!

Теперь отпускаем все своих гулей в небо. Все, шикарный кадр.

Шикарный кадр, у жениха даже нет платка, нечем вытереться. Смысл куртки, если там даже платка в кармане нет. В лимузине вроде есть салфетки, рядом со стойкой для шампанского. Все, поехали.

А гули вернутся? Они же улетели. Наверное, вернутся, наверное, они дрессированные. Или совсем улетели, но это же дорого, наверное. Каждый раз ловить и отпускать. Короче, неизвестно. Улетели.

Едем дальше. Три часа ехали от Дворца до ихней Пролетарской, три часа! На метро было бы ровно в три с половиной раза быстрее. Все в трансе, все пьют это шампанское. Туалета нет, умные сходили еще во Дворце. Кто поумней – сходили два раза.

За окном ничего не видно, стекла то ли тонированные, то ли чего. То ли немытые. Нет, видно, вроде Петроградка.

– Через Петроградку едем!

Сзади спрашивают, почему через Петроградку. Почему надо из центра на Пролетарскую ехать через Петроградку, при том, что через нее же ехали к Спасу на Крови. А теперь получается обратно. Вопрос передают по салону невесте с женихом, сидящим впереди. Но ответ назад не приходит – очень, очень длинный салон. Вообще ничего непонятно. Когда приедем, куда. Мама невесты сидит сзади, но она здесь ни при чем. Это их теперь район, эта Пролетарская.

От безнадежности все начинают знакомиться, родственники невесты с родственниками жениха. Что-то мы долго едем, хочется уже на воздух. Но на воздухе холодно и погода кошмар.

– У нас, – говорит одна тетя, – у нас теплее, хоть и снега вот столько лежит. Очень быстро у нас снег выпадает.

У нас это где? У нас в Сургуте, оказывается.

Жених из г. Сургут, они там свое продали и сюда переехали. Он, его мама и брат, у них здесь квартира. Теперь и наша невеста там же. Механик из автосервиса, младше ее. Где-то познакомились. Мама невесты сильно против, она слишком в ту свадьбу вложилась. И мебель, и ремонт. И все. Слишком там старалась, теперь, говорит, без меня. И никаких внуков, хватит мне этой Аспиды. А мама жениха вроде наоборот, вроде довольна. Ни что она его старше ничего не говорит, ни что ребенок. Живут-то с ней. Машину ей сама купила, еще до свадьбы, до всего. Это надо хорошо относиться, чтобы девушке сына купить машину. «Жигули», но все равно. Видно, что довольна. А он автомеханик. Зато не пьет, вообще. Но как-то странно: я, говорит, раньше очень много пил. Потом бросил. Еще в школе. Она, свекровь-то, говорят, специально была вынуждена его сюда привезти. Чтобы оттуда увезти. Он там пил, говорят, гулял, пришлось срочно увозить от дружков его. Но вроде ничего, румянец во всю щеку. И у брата его тоже, и у мамы, и у всех прочих. Родственники со стороны Сургута легко распознаются по этому румянцу (а еще по золотым зубам). Инвестиция, потому что золотой зуб – это та же инвестиция. Они там уважают инвестиции, в Сургуте. Может, они ей и машину купили с той же целью. Сделать инвестицию а) в машину и б) в нее, чтоб прониклась и зауважала.

– Остановите, не могу больше!

Дядя со стороны невесты больше не может.

– Да это последний светофор! – кричит невеста откуда-то спереди. – Последний светофор!

Уже полчаса последний светофор! Забор этот тянется и тянется, ну сколько можно. Еще шампанского? Спасибо, хватит уже. Уже некуда.

– Все, остановите! Я потом пешком дойду.

Дядя со стороны невесты выскакивает и резво идет вдоль бесконечного забора, все остальные мужики тоже выскакивают и идут вслед за ним, на ходу доставая сигареты. В т. ч. и жених, хотя он вроде и не пил шампанского (пил втайне?).

– Оля, а ты куда?

– Куда! Туда же.

– Оля, вернись. Оленька, подожди, последний светофор. Ну куда ты пойдешь, один забор. Оленька, сейчас приедем уже. А они потом догонят, они потом пешком догонят. А ты как пешком-то. Здесь близко уже.

Близко-то близко, но еще полчаса едет. Все, приехали! Все, Оля, нам точно сюда?

– Точно! И мне уже все равно куда…

Здравствуйте, вы свадьба? Мы вас уже давно ждем. Очень долго ехали, пробки. Он же стоял во всех пробках, ему же не проехать. Пробки, да. Проходите наверх. А туалет есть? Все наверху. Как-то странно стол поставили. Где туалет?

Вот, Оля уже оттуда.

– Ох…

Оля улыбается. Оля красивая, но толстая. У нее красивое пальто. Да? Не обратила внимания. Черное какое-то, да? Да, черное. Но со складочками вот здесь, модное. Оле столько же, сколько невесте, тридцатник, но у нее никого нет. Она живет одна, у нее однокомнатная квартира, ей папа построил. Папа в свое время был какая-то шишка. Они с ее мамой развелись давно, но он ее поддерживал. А у нее никого нет, даже и не была замужем. Оля много зарабатывает, по заграницам ездит, мир посмотрела. Мама невесты ей ее ставила в пример, вот, Оля не повесила на себя семью, теперь по заграницам ездит. А ты повесила – и не ездишь. Сейчас опять вешаешь, опять никуда не поедешь. Разве что в г. Сургут на лыжах кататься. Благо у них там быстро снег выпадает.

– Музыку у вас диски с собой у кого-то, а остальное все стоит. Где ж мужчины-то ваши?

– Самое главное – это печеночный торт. Обязательно попробуйте печеночный торт!

– Салаты она сама делала.

– У нас мужчины задерживаются, придут. Они вышли раньше, не выдержали. Очень долго ехали.

Не то слово долго. Уже на самом деле не хочется никаких салатиков, уже просто хочется домой. Отдохнуть после такого праздника.

Надо позвонить жениху! Но если у него выключен, то без толку. Выключен. У всех выключен, все же выключали во время церемонии.

Церемония – это вообще были кошмарики, тетя эта с палочкой, как волшебная палочка у феи. Которой она указывала, куда расписываться. Эти модуляции провинциальной актрисы. Такая казенщина. Как на это можно соглашаться по доброй воле, непонятно. А потом этот фотограф. Это ужас, это просто был ужас какой-то. Два часа на лестнице. Женщину туда, мужчину сюда. И все время шутил! Это вообще знаете мне кого напомнило – тамаду с ее предыдущей свадьбы! Они тогда заказали тамаду, пришла такая тетя в розовом костюме и вот такой розовой шляпе, и началось… Вроде этого фотографа.

Это все вспоминает подружка невесты, которая была и на предыдущей ее свадьбе. Подружке не нравится ни та свадьба, ни эта. Подружка вообще считает, что надо венчаться в церкви, она сильно православная. Невеста, кстати, которая была на собственной подружкиной свадьбе, на венчании в церкви, тоже могла бы много чего навспоминать. Как подружке сделали тогда высокую прическу, но почему-то выпустили такие два локона по бокам, и завили плойкой. Выглядело как пейсы, спрашивается, зачем невесте пейсы на венчании? А батюшка вообще забыл слова, чуть ли не по бумажке зачитывал все эти обряды. Чуть не спалил ей всю фату, когда подносил свечку. Все фотографировали, непрерывно, все эти их таинства у аналоя. Кто-то приволок ребенка, лет четырех, и этому ребенку его родители всю дорогу громко шипели в ухо:

– Сколько раз тебе было говорено не ругаться матом в церкви!

Или как эта подружка, она сама потом рассказывала невесте, когда они тогда катались по городу, а гостей отправили самопехом, захотела в туалет, и они заехали к другу ее жениха, а она там не влезла в стандартный узкий сортир со своими стальными обручами, вшитыми в кринолины…

Говно была свадьба, мельком думает невеста, сочувственно глядя на подружку и снова пытаясь дозвониться до жениха. Тот опять недоступен.

А подружка думает, что это у невесты свадьба говно, и та свадьба тоже была говно. И вообще они с этим тоже разведутся, потому что надо венчаться в церкви. Венчание – это на всю жизнь, а иначе так и будет вечное скакание с говна на говно. Со свадьбы на свадьбу. Вот они повенчались – и живут. Это шаг и решение, венчание, а не такая комедия. Где гули гадят в руки. У ее мужа, подружкиного, до нее было две жены, а повенчался он только с ней. И что, где эти жены? А они живут. Строят даже загородный дом в селе, где его брат-художник работает, восстанавливает церковь. Потому что все должно быть с благословления Господа, а эти точно разведутся. Он и младше ее, и внешне симпатичный. А она, прямо скажем, так себе. Вон, у нее уже все морщинки проступают, и вообще контраст, если вспомнить, какая она была на прошлой свадьбе…

– Может, без мужчин за стол сядем? Есть хочется – сил нет!

– А это что?

– А это он и есть – печеночный торт. Это, я так поняла, ее фирменное блюдо, очень вкусный.

Может, стол переставить? Так поставили странно. Чтобы жених с невестой были как-нибудь по центру. Но невеста говорит, что нормально, что они с женихом сядут сюда. Здесь стоит миска с оливье, это специально для жениха поставили оливье, он его обожает. Все садятся, но тут как раз входит жених, а за ним все остальные. Оказывается, они шли пешком, потом подъехали на трамвае, потом опять шли пешком. Вот называется и последний светофор! Если б ехали тогда дальше, точно бы никто не доехал.

– Каравай, каравай же надо откусывать! – кричит мама жениха. Мама невесты демонстративно молчит, это все без нее. Из ее рук на предыдущей свадьбе откусывали каравай, теперь спасибо, без нее. Квартира была его, но она туда и ремонты, и мебель, и всю технику. А потом, когда они развелись и она оттуда съехала, она, мама, пришла свою мебель вывозить, а он еще такой оскорбленный.

– Не подозревал, – говорит, – что вы такие мелочные, Светлана Васильна.

Муж-то этот предыдущий.

Да я, говорит, могла бы – обои со стен вывезла! Я для тебя, что ли, все здесь делала, чтоб ты со своей новой этим пользовался. Я, вообще-то, для своей дочери это делала. А он чуть ли не кричать начал, мол, не имеете права! На нее, правда, особо не покричишь. В общем, некрасиво расходились. А с виду приличный был, поначалу-то. Не мужик, просто не мужик оказался, и все. А така любовь была, така любовь! На руках носил. Этот, кстати, тоже носит, новый-то. На набережной, когда фотографировались, от Спаса на Крови на руках ее нес. И не пьет. Вот только куртка эта его меня убивала, свитер и куртка. Видно, это для него так принципиально, что он костюм не купил. Тогда б и сама не одевалась, и сама бы как-нибудь по-простому. А то что это – у тебя и платье, и лилии в прическе, и черт-те чего, а он в свитере и куртке. Нет, все, я здесь ни при чем. Хотя, может, и будут жить, но лучше не загадывать (думает мама невесты).

Не будут они жить! И ради платья, подозреваю, все это в основном и затевалось (думает подружка).

Каравай откушен, теперь молодых осыпают розовыми лепестками (лепестки потом заметете). Лепестки всю дорогу таскал с собой в прозрачном полиэтиленовом пакетике брат жениха, пакетик торчал у него из кармана, как в фильме «Сталкер». Теперь наконец избавился.

– Горько!

– Ой, как горько!

Невеста профессионально обнимает жениха за свитер.

– Вот красная рыбка, вот печеночный тортик. Салатики…

Печеночный тортик – это слой печенки, потом слой еще чего-то, и так далее, и все это круглое в форме торта.

– Ну, теперь, когда приехали, – говорит деловая тетя со стороны Сургута, – теперь можно и не шампанского.

– Не, – говорят девочки, – мы шампанское.

– Опять? – удивляется тетя. – А я по коньячку. Поухаживаешь за мной?

Это уже брату жениха, он уже рядом с ней, избавившись от своих лепестковых обязанностей. Коньячку, салатику. Курить уходят вместе, пододвигает ей стул. Она не родная тетя, вот оно что. Жена брата мамы жениха. Может, даже двоюродного.

– Горько! Ох, и горький коньяк…

Встают, невеста отработанным жестом обнимает жениха за свитер.

А почему, кстати, невеста, уже жена. А он – муж.

– Он – уже муж, а ты мне кто? У меня сын ненамного тебя младше…

Брат жениха, видимо, уже не раз это слышал, продолжает увиваться, шептаться, полыхать своим сургутским румянцем во всю щеку. Румянец, кудри русые облаком. Такой юноша голубоватого типа, недаром его тянет к взрослой тете, причем собственной. Они такие, у них все ориентиры смещены. Либо мужик, либо собственная тетя. Лишь бы наперекосяк. Тетя, кстати, коньяк дует только так, как лошадь. Этот только успевает поворачиваться подливать ей в перерывах между куреньями и шептаньями. Привыкли, видимо, там у себя в снегах греться на морозе.

– А салат с грибами вкусный?

– Это что-то необыкновенное…

– А мне вот еще красной рыбки, можно?

Надо же, какой шустрый! Не только эту свою собственную тетю окучивает, еще и здесь норовит. Нет уж, здесь тебе ничего не обломится, обойдешься. Правильно, иди лучше кури с ней.

– А что? И мой кот тоже со мной. Вот такой кот у меня. У меня, между прочим, сын дома ненамного тебя младше.

– Горько!

Встали, целуются, обнимает. Он ее – нет, а она его за свитер. Целуются каждый раз долго, на совесть.

– Вот, – воздвигается над столом очередная златозубая родственница. – Хоть вы и говорили, что с детьми спешить не будете, но судя как вы целуетесь – дети-то скоро появятся!

– А у вас, – это уже тетя напротив, – у вас детишки есть? У меня двое, 9 лет и 14. Дочка младшая. А у вас?

Так мы тебе и сказали, тетя, что у нас и почему. Но с нее как с гуся вода.

– Ну да, сейчас многие не торопятся. А я вот своего рано родила, так что у нас разница в возрасте совсем небольшая. Мы с ним как друзья скорее. Я ему всегда говорю, ты – мой друг. Ты мужчина, я ему говорю. Во всем с ним советуюсь. Разговариваем с ним. Вообще так интересно разговаривать с ним стало последнее время, такой возраст у него сейчас интересный…

Ну вот, повело на беседы. Очень интересно слушать про его интересный возраст. Ты это своему «коту» расскажи, а то вон он как от огорчения подналег на салат с грибами. Хотя салат с грибами – это действительно что-то потрясающее. И печеночный тортик тоже ничего. Вино ничего, видимо, они из бочек покупали, раз оно сейчас в таких бутылках. Вообще все так вкусно, сил нет! Все оголодали, все так долго ехали, все увлеченно едят и наполняются от этой еды чувством общности и довольства. Уже даже как-то ничего не раздражает, даже вопиющие вещи. Типа когда опять воздвигается тетя из Сургута, уже следующая, и зачитывает «кодекс молодой жены», дескать, мужа надо встречать игривым халатиком и котлетами. И все это в стихах! Но и это не раздражает, даже забавно. А оно длинное у нее, но мы под это дело еще рыбки. И вина. А эта опять по коньячку.

Приходит незнакомый чей-то муж с усами, оказывается мужем чтицы «наставлений молодым».

– А чего тогда сама никогда ничего подобного не делаешь?

Все смеются, дружно, всем смешно.

– Горько! Горь-ко! – тоже дружно.

Встают, обнимает, целуются.

Опять хлопают, тоже дружно. Все сдружились, все друзья навек. Особенно эта тетя из Сургута сдружилась с подружкиным мужем. Уже про свой развод она ему рассказывает, что можно остаться после развода друзьями. И что со свекровью с бывшей тоже можно остаться друзьями, она, мол, никогда не против, чтобы свекровь приходила сидела с внуками. Люди же, мол, по разным причинам перестают жить вместе, когда проходят любовь и влечение… Вот, уже про влечение, разумеется. Кто б сомневался! Правильно, иди вон кури лучше, вон уже твой «кот» копытом землю роет.

Передайте мне, пожалуйста, рыбку!

– Какая, – говорит муж, – Аня мудрая женщина.

Мудрая, ага. Мудрая и с длинными ногами. У него обе предыдущие жены такие были, знакомый типаж.

– Передайте мне, пожалуйста, хрен!

Вот именно, хрен тебе. Обойдешься! По ней видно, что она с кем угодно закрутить может. А тем более этот, его вообще голыми руками бери. Тем более голыми ногами. Уже сколько раз брали. Несмотря на все венчания, никакая это не гарантия.

– Вот я смотрю на вашу семью, и прямо приятно смотреть! Смотрю и радуюсь.

Радуется она, конечно. Конечно, у него квартира здесь, и дом строит за городом. Мудрая женщина из г. Сургут. Нет уж, не рассчитывай.

– Горько!! Го-о-орько!

– Да, как они целуются, так только вроде денег на свадьбу подарить им скопили, а уже по всему судя надо начинать на приданое копить. И на самолет, опять прилетать сюда придется, видать, в скором времени.

Смешно, ах как ему смешно! Пять баллов за шутку.

– В лимузине когда ехали по мосту, вниз, так здорово было! Такой момент, как вот когда самолет взлетает, больше всего люблю этот момент, во всем полете.

Видимо, часто летают. Бабла много, летать-то недешевое удовольствие. На поезде-то дорого, а летать тем более.

– Слушай, мне так Аня понравилась! Такая приятная женщина.

Так, срочно отсюда, пока чего не вышло! Ей же как не фиг, это ясно. Он же наивный, что называется – порядочный человек. Чуть что – и побежал жениться. Это все иллюзии с этим венчанием, это ничего не значит. Ни-че-го. Срочно его отсюда, только как? Что у них там за вино, что не встать? И опять горько, боже мой, опять кому-то неймется.

– Горько! Горько!

А невеста-то тоже уже хороша! Вон, за свитер-то ему хватается с целью не упасть. Ее всегда чуть ли не оттаскивать приходилось, на прошлой свадьбе тоже за ней мама только и бегала: «невеста, у тебя уже глаза в кучку!» Хорошая пара – тот в завязке со школы и эта алкоголик. Просто прелесть.

Опять горько! Сколько ж можно-то уже, опять надо пить. А у этой с ее коньячком ни в одном глазу. Сейчас еще танцы начнутся, уже дочка невесты по прозвищу Аспида танцует с этой, как ее. С Олей, у которой никого нет. Танцуй, Оля, с чужими детьми, раз у тебя никого нет! А у кого что есть, того мы не отдадим. Хорошо, что она скоро улетает. Главное, чтоб они до отлета не встретились, и тогда, может, обойдется. Зовут всех подряд на свадьбу, надоела уже со своими свадьбами. Даже маме своей надоела, мама вообще изначально была против. Даже приходить не хотела. И ничего, ни копейки не вложила, все сами эти. Не то что в ту свадьбу, а только фрукты купила, и все. Вся извелась, что он в свитере и куртке. И вообще, это явно, что они жить не будут. Так что ты танцуй, невеста, все равно у тебя впереди еще третья свадьба и так далее. А мы своего не отдадим. И вообще, пора заканчивать с этой свадьбой, уже какой-то содом. Несут горячее, но кому оно теперь нужно, все и так достаточно разгорячились. Кого-то рвет в туалете, друга жениха. Тетя упала, поскользнувшись на розовых лепестках, жалко, что не тетя Аня. Зуб-то себе не выбили, свой инвестиционный золотой зуб? А она оказывается не из Сургута, она оказывается из Пскова. Несмотря на зуб. При чем здесь Псков? У них там с мамой жениха оказывается свой бизнес, магазин. Ну да, она тетка активная. Но это все уже не важно, уже не до этого. Уже брат жениха хочет ударить подружкиного мужа по морде, но в итоге не решается и плачет потом у него на плече, куря на улице. Точно с голубизной, румянец-кудри-ресницы. А все туда же. Ничего, она улетит, а его мы не отдадим! Мы его обвенчали, и с концами. Что Бог соединил, того человек да не разлучит! Хрен тебе. А эти вот разойдутся, это понятно. И она старше, и он из Сургута. Это видно без бинокля. К тому же оба алкоголики. Он завязал, но он сорвется, они все срываются. А она вообще, она и так уже на ногах не держится…

Не держащуюся на ногах невесту загружают в машину, жених пригнал заранее еще до всего, туда же загружают и прочих самых стойких, кому в ту же сторону, нестойкие уже, оказывается, давно исчезли в неизвестном направлении. Туда же, куда и гули. Жених трезвый, потому что не пил, папа невесты тоже в завязке. Остальные в разной степени хороши. Подружка невесты тоже хороша, но по крайней мере осознает, что хороша, и способна пусть и не двигаться, но анализировать обстановку. По крайней мере, успевает заметить, когда жених высаживает ее с мужем у метро, что невесте совсем кирдык. Невеста выпадает на воздух и заблевывает крыло машины и детали своего свадебного облачения, все это, разумеется, на глазах у трезвого, что важно, жениха.

«Ага!» – находит в себе силы удовлетворенно подумать подружка, шатко всовываясь в метро. На этом, правда, ее раздумья прерываются, она тоже основательно набравшись, но все-таки не до такой степени, чтобы блевать посреди улицы, это уж извините. Это надо постараться, чтобы до такого дойти.

В общем, все в итоге было понятно, когда время спустя невеста с женихом действительно стали разводиться, понятно, отчего это и что к чему. Что это сразу был кошмар, а не свадьба, о чем гости молчали только из вежливости, что голубок нагадил жениху в руку, а невеста и вовсе облевала все вокруг. И что у него, интересно, была за брачная ночь, с храпящей в непроглядном пьяном сне с ног до головы заблевавшей себя невестой. Все, все у нее было в блевотине, сочувственно объясняла потом подружка невесты. То-то у них была ночь любви! Они из-за этого и развелись в конечном итоге, я думаю, раз у них изначально все пошло вкось. Раз он сразу потерял к ней последние остатки любви и уважения. А кто бы не потерял, спрашивается. Раз она предстала перед ним в таком неприглядном истинном виде. И ей потом всю совместную жизнь перед ним было наверняка неловко за свое такое поведение, так и не избавилась от этой неловкости. Представляю себе, вот он ее доволок до дома, взвалил на этаж, плюхнул на брачное ложе, и что? Толку от нее в таком состоянии никакого, снял с нее, наверное, платье и дубленку, но без всяких намерений, а чтоб не воняло, бедненький…

Бедненький жених действительно снял тогда со спящей невесты дубленку и платье, а заодно длинные блестящие серьги и газовый шарфик, заботливо укрыл ее одеялом и пошел на кухню налить себе чаю. Очень хотелось чаю, после всех этих салатиков и прочей свадьбы. Потом он вернулся в комнату и стал любоваться своей невестой, прихлебывая чай. Невеста была очень смешная, мятая и в пятнах от растекшейся косметики, и очень красивая. Время от времени она принималась посапывать и всхрапывать, и от этого жених преисполнялся какого-то почти непереносимого умиления. Потом ему тоже захотелось спать, и он улегся рядом, уткнувшись лицом в ее бывшие кудри, слегка пахнущие рвотными массами. «Напилась, девочка моя, – счастливо подумал жених, засыпая. – Совсем плохо было маленькой моей, роднульке…»

А невеста, как это водится у алкоголиков, неожиданно подскочила в шесть утра, обнаружила, что сна у нее ни в одном глазу, обнаружила мирно спящего жениха и свои скомканные грязные одежки у него в ногах, и в характерном для таких пробуждений плывуще-бодром состоянии отправилась в ванную. Оказалось, что абсолютно все – и дубленка, и платье, и газовый шарфик, и длинные блестящие серьги – все было в блевонтине. Даже каким-то образом она попала на бутоны лилий, вплетенные в прическу. Невеста мимоходом удивилась этому, методично работая щеткой и счастливо думая о женихе. «Спит сейчас, – думала невеста, блаженно улыбаясь и обнаруживая в счищаемом фрагменты всего, что было на столе – и печеночного торта, и красной рыбки, и салата с грибами (того, который „что-то потрясающее“). – Устал, бедненький. Эк ведь меня угораздило. Как он меня до дому-то вчера доволок, мой хороший. Мой муж, мой самый любимый…»

А отмыв свой наряд и себя, невеста вернулась к жениху и стала смотреть, как он спит – и так любила его в этот момент, что даже как-то обессилила от этой любви и тоже заснула.

Чтобы утром проснуться и снова быть вместе, всегда-всегда, как и обещали друг другу.

Но подружка невесты, конечно, не знала таких подробностей и все напирала потом, когда они стали разводиться, на эту их несостоявшуюся ночь любви, будучи не в курсе, что ночь любви-то как раз на самом деле состоялась, и еще как.

И что жених с невестой как раз, вспоминая все самое лучшее, что у них было за период совместного житья, неизменно вспоминали и эту свою брачную ночь. И что развелись они совсем от других причин, от того, что стало происходить уже потом, гораздо позже, а никак не от этого.

И уж никак не от того, что, мол, на свадьбе голубок нагадил жениху в руку, и это послужило предопределением.

Эти подружки вообще, как правило, ни черта не понимают в чужих отношениях и только и умеют что завидовать и собирать сплетни. Даже непонятно, зачем их в принципе надо звать на свадьбу, разве что из вежливости. По крайней мере, на свою третью свадьбу невеста пригласила ее уже исключительно из вежливости, они уже совсем почти не общались к этому времени, слишком далеко разбросала жизнь, но все-таки решила пригласить. И потом, показалось как-то глупо – на те две приглашала, а на эту нет, почему бы и нет, в конце концов, на самом-то деле.