Читать книгу Иллюзион. Сказки оживают в полночь - Irina Muravskaya - Страница 5

Глава 4. Лес невест

Оглавление

Огненно-рыжие волосы были убраны под платок, завязанный на манер тюрбана, правда узелком вперед. Понять цвет волос можно было только по бровям и выпавшей на лицо пряди. Белое платье-рубаха спущено дальше некуда, оголяя плечи и декольте, что под угрозой позора не позволили бы себе местные барышни. На талии красовался узорчатый цыганский платок. Под ним шелестела понева до щиколоток. На сгибе локтя висела плетёная корзинка.

Красавица всем красавицам красавица. Девушку уродовал лишь шрам, проходящий через бровь с глазом и рассекающий половину лица.

– Ты Баба-Яга? ― на всякий случай переспросил Василий. Вдруг за маской молодой девицы прячется трехсотлетняя старуха с единственно целым зубом?

Девица обиделась.

– Сам урод. Припёрся, ещё и обзывается. Чего надо?

Василий уже сомневался, но решил перестраховаться. Учитель хорошо его натаскал.

– Ты меня, бабка, сначала накорми, напои, в баньку своди, спать уложи, а наутро расспрашивать будешь, ― чувствуя себя полным идиотом пробормотал он. Делать нечего, пароль, проверенный веками, было необходимо произнести, иначе нравная ведьма сожрала бы гостя до косточек. Так уж повелось.

Разорванная бровь девушки выгнулась мохнатым червяком в такой дуге, что и радуга бы позавидовала.

– Ты больной, да? Умственно отсталый? А ж**у тебе не поцеловать? Тут тебе не спа-салон.

Нет. Здесь явно что-то не так.

– Так ты не Баба-Яга?

– Дошло, наконец? Слава варёным яйцам.

– Но здесь ведь она раньше жила? ― не унимался Вася. ― Старая ведьма. В ступе летала с метёлкой.

– Понятия не имею, кто тут жил, ― выковыряв что-то из зубов, прицыкнула девица. ― Когда я пришла, хата пустовала. Но ступа валяется где-то, да. Видала.

– А где курьи ножки? ― богатырь бросил задумчивый взгляд на покосившуюся избушку.

– А. Эти бройлерные окорочка? Гниют на заднем дворе. Вонищи от них первое время было, жуть. Ну чё, яхонтовый? ― девица смерила гостя подозрительным взором. ― Баню и ужин не обещаю, а чаем, так и быть, напою. Хотя ты такой здоровый, голодный небось… ладно, что-нибудь приготовлю. Ну так что? В дом рискнёшь зайти?

– Чего же не рискнуть, ― воодушевился Василий, услышав про еду. Его котомка за спиной давно истощилась. ― Охотно.

Скрипнула кривая дверь с зазорами между досок. Внутри избушки было чуть более уютно, чем снаружи. На потолке в углах висела паутина, что привело Васю, как жуткого арахнофоба в ужас, но в целом было цивилизованно, хоть и скромно обставлено.

Всякую гадость типа дохлых мышей, консервированных змей и чьих-то внутренностей Лукерья, а это, конечно же, была она, утопила в болоте ещё в первый день. Спать, когда на тебя пялятся мёртвые глаза из-за стекла она не смогла. Всему есть предел.

Печка гостеприимно потрескивала поленьями, над входом висели вязанки сушёной мяты ― попытка отбить запашок с болота. Стол, скамья, да расстеленная постель на печке ― вот и всё скромное убранство. Ну ещё люк в полу, ведущий в подвал.

Лукерья поставила на стол корзинку с грибами. Какими-то странными. Вася таких и не видел ни разу.

– А их того… вообще можно есть? ― спросил он.

– В душе не чаю. Но я ж до сих пор жива, значит можно, ― резонно заметила та.

И не поспоришь. Больше богатырь с расспросами не лез, присев за стол, чем занял едва ни не половину крошечного дома, и покорно сложил ручки на коленках. Лукерья колдовала у печи, ощипывая дикую утку, которую добыл ей к порогу лесной волк в зубах. Начистила притащенных ондатрой клубней стрелолиста, что неплохо заменяли картошку, и приправила всё душистыми травами, что принесла ей в окошко сова.

Василий смотрел на помощников с разинутым ртом, в который в какой-то момент залетела навозная муха. Богатырь, не заметив, проглотил её, отупело смотря себе под ноги, возле которых меланхолично проползал по своим делам уж.

Он не знал, вернее не помнил дара Лукерьи и её особой связи с миром животных. Дара, который, как и другие врождённые способности не смогла коснуться загребущая рука ростовщика. Сделку он заключал с Владом, а потому других выжать до капли, к собственному сожалению, не мог.

Получившееся жаркое в глиняном котелке было ловко вытащено из печи ухватом. От аромата текли слюнки. Вася, забыв обо всем на свете, в предвкушении потёр руки и схватился за ложку. Лукерья присоединиться к обеду-ужину, по времени было непонятно к чему конкретно его отнести, не торопилась. Пока богатырь уплетал исконно мужскими порциями еду, она меланхолично пожёвывала яблоко, ловя губами с ножа отрезанные кусочки.

Как бы там не ехидничал Орлов, стараясь уколоть побольнее Дениса, гости нечасто баловали её присутствием. Народ, в основе, обходил избушку стороной. Боялся. И теперь понятно от из-за чего. Вернее, кого. Значит, вот что за придурошная жила тут до неё? Хотя, по печальному состоянию хором и выбранному месту для житья и так понятно, что дамочка была с придурью.

Стоп, получается и она тоже того? Раз сюда перебралась. Хотя Лукерья-то сюда сбежала чисто подальше от людей. Они ей света белого не давали. Всё таращились и таращились на шрам. Шушукались за спиной. Обзывали за глаза. Вот она и психанула.

Василий, наконец, насытился и довольный отставил пустой котелок.

– Нифига себе, ― присвистнула Лукерья. ― Порцию на пятерых умял в одно рыло. Я бы неделю это ела. Троглодит. Ладно. Теперь выкладывай, чего там с этой ящерицей противопожарной? Нахрена она тебе сдалась?

Василий гордо выпрямился.

– Хочу подвиг совершить, чудовище убить!

– Зачем?

– Чтоб в истории остаться героем!

Лукерья невесело почесала острием ножа скулу.

– Ну… сочувствую, ― только и могла ответить она. ― Так это… как его там, Хрустальное ущелье вообще в другой стороне. Ты сюда-то как забрёл?

– Сбился с дороги.

– Я б сказала: затупил прям конкретно. Потому что свернуть с прямой дороги в эти дебри, куда нормальный человек бы и носа не сунул, я и не знаю, как можно умудриться. Ладно. Пошли. Думаю, у меня кое-что для тебя есть, ― Лукерья сползла на пол, нащупывая в полу кольцо. Люк со скрежетом открылся, дыхнув закисшим запашком. ― Фу, ― поморщилась она, собираясь прыгать вниз ласточкой. Лестницу в такой темноте тяжело было разглядеть. ― Воняет, будто кошка сдохла. Свечу захвати. Тут темно, как в заднице у петуха.

Василий выронил недоеденный ломоть хлеба. Даже для его мозга, поддёрнутого плёнкой внушения, подобные выражения были уж больно резки.

– Свет, говорю, дай, бестолочь! ― поторопило его сердитое бурчание из недр подвала.

Богатырь суетливо схватил со стола оплавившуюся свечу и заторопился к Лукерье, правда едва не застрял в узком проёме. Слишком широки оказались его плечи. Едва деревянный настил не проломил, но обошлось.

Сапоги снова потонули в чём-то мокром. Подсветив, стало понятно, что подвал по щиколотку утопал в воде, причём одной стороной, так как пол был наклонен. Он же сам видел, что избушка скособочена. Видимо, хрупкое строение медленно уходило под топь. И как эта девица не боится тут жить?

А Лукерья не боялась. Ей было глубоко фиолетово, что её хата скоро окажется по крышу под водой. Она жила по принципу: день простояло и на том спасибо, ещё, значит, поживём. Так что бассейн в подвале её не беспокоил. Она преспокойно плескалась в грязной воде обутыми в лёгкие лодочки ногами, высматривая что-то на полках. А таких тут было много. Даже не полок, а торчащих из стены досок, заставленных всякой ерундой мимо которой носились испугавшиеся света крысы.

– Посвети, ― потребовала она у Васи. ― Ага, так… Гусли-самоплясы не то, рубашка крапивная не то, горшок-кашевар нет, шапка-невидимка, гребешок, полотенце… Нет, нет… Ага, ― радостно воскликнула Лукерья. ― Клубок путеводный. Покажет дорогу. Лови, ― Василий с трудом поймал пущенный в него клубок. Внешне невзрачный. Обычные шерстяные нити. А Луша, тем временем, переместилась ниже, выискивая ещё что-то. ― Дальше поехали. Летающая дубинка, бочка Салтана, веник… Эй, а я тебя искала! Неделю подмести нормально не могу. Так… медовуха, медовуха… Класс, запасов ещё на недельку хватит… Вот, ― в полумраке сверкнул серебряный росчерк. Довольная Лукерья протянула гостю круглый щит. ― Самая крепкая сталь. Выдержит что угодно. Пригодится, когда дракончик захочет сделать из тебя шашлычок.

Трехглавую ящерицу, бывшую когда-то человеком, Луша не жалела. Людей в принципе она не любила и с удовольствием бы сидела с попкорном, наблюдая, как человечество друг дружку убивает. Никого нет хуже, чем человек. Он по натуре своей жестокий, корыстный, двуличный и жадный. В этом его главное отличие от животного. Мир зверей куда порядочней. У него есть честь и нерушимые законы.

С подарками наперевес Лукерья проводила Василия на задний двор и вежливо отправила гулять дальше. Оставлять с ночёвкой непонятных молодых людей, у которых желудок, как бездонное ведро, а лапища размером с её голову, в планы гостеприимной хозяйки не входило.

Луша помахала на прощание удаляющемуся богатырю, поспешившему за ожившим клубком, и хмуро поглядела на уже поддёрнутые нотками разложения огромные курьи ножки, вокруг которых кружили вороны.

Поглядела и поспешила обратно в дом. Надо завтра закопать эту дрянь, а то уже мерзко становится. Или в болото спихнуть, но как она такую тушку потащит в одиночку? Эх, надо было Васю попросить, для него это как одуванчик сорвать, но уже поздно. Могучая спина скрылась в тёмной чаще. Богатырь продолжил путешествие.

С путеводным клубком дело стряпалось в разы быстрее. Если обычному человеку пришлось бы вприпрыжку и с вытянутым языком бежать за шустрыми ожившими нитками, уговаривая магический артефакт делать привалы, Василию лишь требовалось сделать шаг пошире. Так что, понятное дело, оставшийся путь у него вышел в разы короче, чем мог бы занять.

Хрустальное ущелье расположилось на усыпанном галькой берегу, да так близко к воде, что накатывающие волны за многие годы натёрли горную возвышенность до сверкающего блеска, оттуда и название. Высокий сужающийся проход утопал по колено в море, но через шагов двадцать шёл на резкий спуск, отчего остатки спадали водопадом вниз. Удивительно, но внутри ущелья было светло за счёт покрывающей своды светящейся субстанции. Она переливалась бликами, мерцая и напоминая звёзды.

Десятки ответвлений, скользкая земля и полное отсутствие ориентиров ― Василий смело шагал вперёд, стискивая рукоять вверенного ему щита. Второй подарок прыгал где-то снаружи. Клубок не любил сырость. В какой-то момент проход начал расширяться. Тогда и появились первые консервы. Ну, в смысле остатки отважных храбрецов в проржавевших латах. Ни доспехи, ни мечи, ни копья им не помогли.

Что-то громко хрустнуло под громадным сапогом. Вася мысленно извинился перед беднягой, чей череп только что раздавал. Образовавшийся шум вместо того, чтобы затихнуть стал нарастать. Все громче и громче, эхом отскакивая от стен. Богатырь напрягся. Он уже понял, что выдал себя. Теперь оно знает, что к нему нагрянули гости. Чтобы оно не было.

– Выходи, чудище на бой честный! ― грозно крикнул в темноту он.

Не успел его подхваченный эхом голос затеряться в сумрачном лабиринте, как светящиеся своды вдалеке заалели. Зарево начало стремительно приближаться. Кожу обладало сухим жаром. Трехглавый монстр решил атаковать. Подло: без предупреждения и переговоров. Ещё секунда и пламя настигнет цели. Коллекция отважных покойников вот-вот пополнится новым экспонатом.

Вася поспешно упал на землю, в последний момент вспомнив про подарок Лукерьи. Огненное одеяло с головой накрыло спрятавшегося за щитом богатыря.


Генри проснулся от щекотки в ухо. Он почему-то очень приглянулся лесному кролику. Едва тело пошевелилось, зверёк испугался и дал стрекоча. Атлас довольно потянулся. Порой очень приятно поспать на свежем воздухе. Солнце давно встало, но лиственный навес, под которым он приютился на ночлег, надёжно защищала от солнцепёка. Сытный завтрак и вот он уже снова пустился в дорогу.

Какой это уже был день? Двадцатый? Двадцать первый? Наверное, и неважно. Одно он точно знал ― Серебряное царство осталось позади. Начались нейтральные земли. То ещё местечко. Кого тут только не обитало. Об этих территориях ходили разные слухи. Именно сюда в основном стекалась ищущая приключений неугомонная молодёжь. Те, кто постарше обычно были поумнее и тихо сидели дома.

Вот и болотные топи остались в стороне. Генри, наслышанный о негостеприимной ведьме, живущей в избушке на курьих ножках, благоразумно решил не связываться с нравной старушкой. Решил обойти и угодил в лес невест ― кладезь заколдованных барышень. На любой вкус и цвет. Вот только почему и за что они были прокляты, никто не знал. Тут как рулетка. То реально милую и добрую встретишь, то на такую стерву напорешься, что сразу станет понятно, почему от неё избавились. За такими услугами частенько, кстати, к Баба-Яге и обращались.

– Эй, брат! ― окликнул проходящего мимо Генри высокий плечистый мужик, сидящий на пеньке возле подвешенного на цепях стеклянного гроба и точивший топор. ― Будь другом, поцелуй красавицу, а.

Генри осторожно приблизился. Уж больно интересно было посмотреть, что за красавица такая там лежит. Вот только вместо красавицы на атласных покрывалах сладко похрапывала далеко не миниатюрная девушка. Удивительно, как цепи выдерживали эту… пышку с тройным подбородком.

– Не, спасибо. Я жениться пока не тороплюсь, ― осторожно попятился Атлас, надеясь, что в отместку в него не прилетит топор.

– Ну поцелуй. Жалко тебе что ли? ― жалобно продолжал упрашивать его мужик. ― Уже пятый год тут по очереди с братьями дежурим, никто не хочет. А сестру всё разносит и разносит. Скоро новый гроб придётся делать. На этот раз не хрустальный, а то может не выдержать.

– Проклятье? ― посочувствовал Атлас.

– Гены. Вся в мать пошла. Та тоже в двери не пролазила.

Сдержав рвущийся смех, Генри мирно распрощался с беднягой и поспешил дальше.

– Эй, красавчик, поцелуй меня. Красоткой обернусь, ― квакала ему вслед лягушка в пруду.

– Врёт она всё. Уродина она. А вот я красавица. И готовить умею, ― проквакала другая.

– Рот свой жабий закрыла! ― осадила её первая. ― Я на очереди.

– Сама идиотка. И от тебя воняет тухлятиной. Опять дохлых мальков жрала? ― не осталась в долгу вторая.

Послышался всплеск. Лягушки поплыли устраивать женские разборки. Генри поспешил дальше.

– Не наступи! ― запищала под ногами проезжающая в крохотной карете невеста-мышь, когда он переходил мост.

– Добрый молодец, не подходи мимо. Я царевна, дочь царя морского. Всего тридцать дней и тридцать ночей, и я буду твоей, ― грациозно выгнула шею белоснежный лебедь.

– Спасибо, но мне некогда, ― извинился тот, ускоряя шаг.

– Грубиян! ― сердито всплеснула на прощание крыльями лебедь, от чего во все стороны полетели брызги.

Генри от греха подальше поспешил покинуть филиал города Иваново. Иначе сидящая на камушке Алёнушка, умоляющая спасти своего братца, который по её же вине обернулся в козлёнка, точно утопила бы его в ближайшей луже. Или в ещё одного козла бы превратила, кто его знает, что там у этой дамочки на уме.

Наконец-то лес закончился, обрываясь так же резко, как и начался. С холма, на котором он стоял, открывался отличный вид. Слева вдалеке виднелись шпили готического особняка злого колдуна, укутанного диким лесом. По центру рыбацкая деревня с выходом на океан. Слева раскинувшееся по далеким просторам Медное царство.

У колдуна ему делать нечего, в рыбацкой деревне тоже особо нечем было заняться, так что выбор пал на город. В городе всегда есть на что посмотреть. И там он ничего ещё не крал. Значит, можно не бояться местной стражи. Решение принято. И как оказалось, роковое. То самое, судьбоносное.

Центр города галдел так, что пройти мимо было невозможно. Причина стала понятна сразу. Ежегодная ярмарка. А это он крайне удачно зашёл. Такие рынки были настоящим раем для ремесленников, которые целый год готовились, чтобы выставить на прилавки шедевры своего мастерства.

Сапожники чинили обувь, брадобреи брили бороды, портные чинили одежду. По рынку, завывая покупателей, ходили и смешили людей шутками-прибаутками скоморохи. В стороне развернулись балаганы и спектакли. Чуть дальше мужчины развились в кулачном бою.

Рычали живые медведи ― участники шоу. Играла музыка. Выступали актёры. Пелись песни. Атмосфера настоящего праздника. Потому и народу не протолкнуться. Люди обожали подобные мероприятия. Они помогали отвлечься от тяжелых рабочих будней. Сюда приходили всей семьей, наряжались в праздничные одежды, принимали участие в конкурсах, катались на каруселях, покупали различные товары, сладости и гостинцы.

Генри ходил по улице, с улыбкой наблюдая за происходящим. Ему нравилось смотреть на жизнь других. Как они вели себя, не догадываясь, что за ними наблюдают. Естественный смех, естественные улыбки. Горящие глаза здоровенного детины, что с детским восторгом уплетал карамельного петушка. Или вон та девушка с растрёпанной косой, что во всё горло орала на качелях, пряча лицо в ладонях.

Девичьи крики перекрыл другой. Гортанный. Повизгивающий. Генри пробился через образовавшуюся спинами стену, чтобы понять, что происходит. Очередное представление, но уже не запланированное. Разодетый в яркие одежды шут, звеня бубенчиками, хрипел и барахтал в воздухе мелкими ножками. Его за горло держала девушка. Мало того, что это было само по себе поразительно, так как ни одна хрупкая барышня не способна вот так кого-то удерживать на вытянутой руке, так ещё и внешний вид девушки смотрелся бельмом среди остальных.

Чёрный пиджак, застегнутый на пуговицу и едва прикрывающий пятую точку, короткие шорты и чулки ― наряд не столько закрывал наготу, сколько выставлял её. Длинные волосы растрепались, словно их долго не расчесывали. В прядях застряли веточки и листья.

Кто-то пытался вмешаться и помочь шуту, но девица зыркнула на них так, что те попадали на землю, словно их полоснули невидимым ударом хлыста. Генри тоже хотел поспешить на помощь, но не мог оторвать взгляда от девушки.

Она гипнотизировала. Задевала струны памяти, вызывая головную боль. Казалось, вот-вот дверца воспоминаний приоткроется и поток хлынет, но нет… Защита держалась. И всё же… Ему кажется, или он уже когда-то видел её?

Иллюзион. Сказки оживают в полночь

Подняться наверх