Читать книгу Под блюз опадающей листвы - Ирина Паатова - Страница 3

Настроение часто зависит от погоды, времени года или суток. Весна, ровно, как и утро, – пора надежд, вдохновенного поиска новых ощущений и событий. Осень же, подобно бессонной от тревог ночи, – пора грусти, хандры, печальных или мудрых размышлений о смысле жизни. Независимо от того, где она наступает: в большом городе, деревушке или морском побережье – её приход всегда навевает печаль. Но особенно тоскливо провожать уходящий осенний день в зале аэропорта, где всё полно движения и звуков, но где нет ни одного близкого лица.

Ночь. Гул взлетающих самолетов. Голос диспетчера. Бесшумно скользящие потоки дождя по стеклу… Человек в чёрном кожаном френче стоит у стеклянной стены здания аэропорта и смотрит на отражающую огни прожекторов взлетную полосу. Мокрый асфальт мерцает тусклыми огнями. Это далеко не первый полет в его жизни. По роду своей деятельности ему часто приходилось отрываться от земли, перелетая из одного города в другой. Многие часы ожидания провёл он в шумных терминалах аэропортов. Вот и сейчас рейс Москва – N задерживался на несколько часов из-за погодных условий.

Пусть не осудит меня читатель за эту географическую неопределённость. Этот маленький провинциальный городок, куда летит этот ещё совсем незнакомый вам человек, подобный многим другим уютным городкам, разбросанным по всей России, мог находиться вблизи любого большого города как центральной части страны, так и на её юге или севере. Пусть каждый представит свой.

Но вернёмся к нашему попутчику. Этот, казалось бы, ничем не примечательный человек стоял и смотрел через мокрое стекло, вглядываясь куда-то вдаль, уже минут тридцать в полном отчуждении от внешнего хаоса. Здесь, в зале ожидания, среди толпы он чувствовал себя один на один с собой. Так часто бывает: в кругу людей легко быть одиноким. Вглядитесь в лица ожидающих – сколько из них отчужденных! И это нормально. Гораздо печальней, когда бываешь одиноким рядом с близкими людьми. А в аэропорту, на вокзалах подобные минуты как будто специально созданы для людей, которым, в силу своей занятости, в круговороте повседневной суеты, в гонке за насущным днём, некогда подумать о прожитом дне и о том, что делать дальше.

Однако этот, как могло показаться с первого взгляда, ничем не приметный мужчина, был довольно известным человеком. И оставаться неузнанным порой было для него важнее его популярности. А сегодня ему особенно не хотелось давать автографы, отвечать на скучные вопросы. Войдя в зал аэропорта, он машинально поднял ворот чёрного кожаного френча, как будто тот должен был укрыть его от любопытных взглядов.

Как необходимо порой переосмыслить то, что было, особенно, когда жизнь уже на середине. Чего достиг? К чему пришёл? Что дальше? Именно такие мысли владели Алексеем в минуты вынужденного ожидания. Сегодня ему исполнилось сорок пять…

«Вот твоя жизнь и началась, – думал он. – Это и есть настоящий праздник, момент истины. Сорок пять. Последний паспорт, последняя фотография в нём. Лучше ты уже не будешь… Отсчет пошёл…»

Алексей не был сентиментален, напротив, он был вполне прагматичным человеком. В своих желаниях и целях всегда шел до конца. Таким людям обычно дают прозвище «железный человек». И сегодняшние размышления были скорее исключением, нежели правилом. Статус знаменитого режиссера и актёра, по совместительству успешного бизнесмена и вообще человека, желающего достичь в этой жизни очень многого, не позволял отвлекаться на лирику. Но сегодня ему отчего-то стало грустно. Грустно было от того, что любимая женщина не хочет больше принимать таким, какой он есть. «Было же хорошо раньше. Не было необходимости что-то объяснять, оправдываться. Понимала же она, что я фанатик своего дела? Понимала. Понимала и принимала. Мирилась? А теперь? Надоело? Устала? Или разлюбила? Ух! Голова кругом. Выпить бы. День рождения всё-таки. Или… уже, – он посмотрел на часы, – ночь… Ночь моего дня рождения. Весело, ничего не скажешь! Всё! К чёрту!» – он раздражённо провёл рукой по голове от затылка ко лбу, как будто этим движением хотел стряхнуть, словно пыль, тревожные мысли.

Алексея пригласили в Михеев, что под N, посмотреть места, где могли бы проходить съёмки его нового фильма, сюжет которого он вынашивал долгие семь лет. По различным причинам работа над этим фильмом постоянно откладывалась. И вот теперь, когда всё заладилось, когда почти все павильонные съёмки были окончены, он, не задумываясь, согласился лететь в Михеев посмотреть «натуру». Такие решения всегда принимались им скоро, без долгих мытарств и раздумий. Вот и в этот раз он принял решение лететь, не посоветовавшись со Светланой, которая собралась с размахом отпраздновать его сорокапятилетие. Накануне вечером он сообщил ей о своём решении. В результате – ссора. Но отменять принятые решения, особенно, если они касаются работы, не в правилах Алексея Володина!

Светлана – вторая жена Алексея. Они вместе уже почти пять лет. Официально заключили брак после двух лет совместной жизни. Это была безудержная страсть, большое чувство, в которое их затянуло, как в водоворот. Они были счастливы по-настоящему. Но в последние полгода что-то пошло не так. Постоянная занятость Алексея, заграничные командировки Светланы вносили в их семейную жизнь всё большую разобщённость. Светлана, так же как и Алексей, была человеком целеустремлённым. У неё своя интересная работа в шоу-бизнесе, которая приносит ей хороший доход, широкую известность и, соответственно, большую занятость. Бывать вместе приходилось всё реже. И если раньше редкие встречи раздували только разгорающийся огонь любви, то с годами они стали привычны и уже не так тревожили устоявшиеся чувства. Наоборот, для развития серьёзных отношений этих встреч оказалось недостаточно. Эта причина или какая другая послужила тому холоду, который всё чаще стал пробегать между ними, Алексей не мог понять. Но ему очень неприятно было осознавать, что, когда-то такие близкие, они теперь словно говорят на разных языках, живут в параллельных измерениях. Ему было искренне жаль их отношений, но всё чаще приходило осознание, что это конец. В глубине души ему хотелось всё вернуть. Алексей ловил себя на мысли, что готов попробовать поговорить, даже извиниться. Хотя как раз этого он не умел вовсе. Он не мог извиниться перед своей первой женой за нередкие измены. С ней Алексей прожил восемь лет, последние три года он часто изменял. Она терпела, сколько могла, но даже общая дочь не смогла спасти давший такую громадную трещину брак. Тогда, в молодости, было как-то легче расстаться, чем постоянно чувствовать свою вину при невозможности прощения. И не потому, что его не простили бы. Нет. Оттого, что не умел он этого – виниться.

И теперь он вроде бы готов… Алексей уже минут пятнадцать крутил в руках телефон, всё не решаясь набрать её номер. Он, всегда твердо и быстро принимающий решения, терзался сомнениями. И всё же… Гудки в телефонной трубке, полуминутное ожидание ответа… Сухое «алло» напрочь отбило желание извиняться. Чего он ждал? Ласковое: «Привет, родной! Рада, что ты позвонил!» – или что-то подобное?

– Алло! – сдерживая раздражение, повторил женский голос. – Чего молчишь?

– Хотел услышать твой голос, – всё же попытался настроить разговор на нужную волну Алексей.

– Мило. И что дальше? – Она явно чувствовала себя правой и ждала извинений, но в голосе её чувствовалось, что прощать она не намерена.

– Услышал.

Алексею стало всё ясно. Разговаривать дольше он не хотел. Он понимал, что его вина перед Светланой бесспорна, но всё же надеялся на мудрость женщины, умеющей распознать в этом звонке мольбу о прощении. На большее признание и выражение осознания своей вины Алексей просто не был способен.

– Всё в порядке? – Спросил он, чтобы как-то завершить никому, как оказалось, ненужный разговор.

– В порядке… У тебя?

– Тоже. Рейс задерживают. Жду.

– Понятно… Прилетишь – позвони.

– Зачем?.. Ты будешь спать… Не переживай, всё будет, как всегда, хорошо.

– Пока.

– Пока.

Тишина. Разговор был напряжённо-тяжёлым, но сейчас, когда он закончился, Алексею стало легче. Словно проблема, что довлела над ним, взяла и сама собой разрешилась. Он всё для себя решил. И, главное, понял, что и она решила.

– Так тому и быть, – проговорил он вслух.

– Простите? – женский голос вдруг вывел его из размышлений. – Вы что-то сказали?

Очнувшись, он понял, что стоит возле незнакомой женщины. Видимо, в раздумье он не заметил, как остановился рядом с ней. Дама подумала, что он обратился к ней, вернее сделала вид, что так подумала. Она узнала в нём знаменитость, обрадовалась случаю заговорить с ним и незамедлительно воспользовалась ситуацией.

– Нет, ничего. Извините… – Смутился Алексей и хотел, было, отойти.

– Вы – Алексей Володин! – восторженно заявила дама. – Я вас сразу узнала!

– Да, это я, – сухо улыбнувшись, ответил Алексей. Ему меньше всего сейчас хотелось общаться с назойливыми поклонницами. – Извините.

Алексей стремительно пошёл к выходу. Дождь припустил с новой силой, сияя в огнях аэропорта, казалось, это потоки света льются с тёмных небес. Алексей искал одиночества. Но не одному ему надоел шумный терминал. Молодая женщина стояла, прислонившись спиной к опорному столбу. Она смотрела на дрожащие от дождя лужи, отражающие свет фонаря. Увидев её, Алексей почувствовал нарастающее негодование – нигде не найти покоя! Однако появление Алексея не произвело на девушку никакого впечатления. Казалось, она вовсе не заметила, что тут кто-то появился. На её лице было запечатлено такое спокойствие, такое умиротворение, что Алексей невольно стал наблюдать за ней. Он закурил. Отошёл немного, чтобы остаться незамеченным и дальше. Женщина чему-то улыбалась, но не казалась весёлой.

«О чём она думает? – вдруг поймал себя на мысли Алексей. – С такой улыбкой можно думать только о чём-то… вечном что ли? Или ни о чём… Возможно ли ни о чём не думать? Не знаю. С таким выражением лица, можно не думать о мирском, только о вечном».

Он не мог отвести взгляда. То умиротворение, которое излучало лицо незнакомки, невольно передавалось измученному сегодняшними переживаниями Алексею. Ему вдруг стало спокойно и хорошо. Ничего не хотелось менять. «Вот оно, заветное: „остановись, мгновенье!“ Я, кажется, всю жизнь бы вот так смотрел на неё, как на Мону Лизу. Господи! Только не шевелись, не разрушай этого волшебного обаяния».

Алексей не пытался понять свои ощущения. Его беспокоило только то, что вот сейчас, в следующую секунду, она повернётся, увидит его и… всё исчезнет. «Что за образ! Чудо… Нет. Надо уйти. Самому. Сейчас!» – взволнованно думал Алексей. Однако продолжал стоять как вкопанный.

В этот момент незнакомка так плавно отошла, отделилась от своей опоры, словно Кариатида, решившаяся покинуть свой постамент, и медленно пошла вниз по ступеням. Алексей зашёл в тень. Остановившись через несколько шагов, девушка подняла лицо к небу. Дождь уже стих и лишь слегка моросил…

Неожиданно раздавшийся голос диспетчера заставил Алексея вздрогнуть. Незнакомка лёгкими шагами, пробежала мимо скрытого тенью Алексея и исчезла в дверях аэропорта.

Алексей ещё минуту стоял в тени, ошеломлённый, потом вошёл в терминал. Здесь шла суета: пассажиры после полуторачасового ожидания ринулись на регистрацию. Машинально он ещё пытался найти в толпе знакомый плащ, но тщетно. Увлекаемый людским потоком, он пошел дальше.

– Здравствуйте, – улыбаясь, сказала девушка на регистрационном пункте. – Очень рады, что вы снова пользуетесь нашей авиакомпанией.

– Я тоже очень рад. Ведь только здесь работают такие симпатичные девушки.

– Приятного полёта, господин Володин.

– Спасибо, милая.

Алексей зашёл на борт. Он, как всегда, летел первым классом. Здесь были люди весьма искушённые жизнью, которых мало удивляло соседство со знаменитостями. Наудачу лететь ему предстояло в одиночестве.

Симпатичная стюардесса объявила о взлёте. Машина завелась и медленно начала двигаться. Алексей смотрел в иллюминатор. Огни аэродрома постепенно превращались в светящуюся линию. Вот самолёт оторвался от земли и начал устремляться ввысь. Алексею казалось, что вместе с высотой он набирает силы. В его душе словно что-то рождалось. Он не знал, что это, и даже не думал об этом. Ему просто было хорошо. Он словно путник, долго ходивший по пескам пустыни и наконец увидевший в дрожащих от зноя небесах что-то напоминающее птицу. И это что-то, неясное и призрачное, вселяло надежду, что где-то там, пусть ещё очень далеко, но есть оазис, а значит, – жизнь. Это что-то для него реального, находящегося здесь, на высоте семь тысяч километров над землёй, и есть смысл жизни.

Алексей закрыл глаза. Ему представилась улыбка незнакомки…

– Желаете что-нибудь выпить? – предложила бортпроводница.

– Будьте добры, немного коньяку.

– Одну минуту.

Ловкими движениями девушка налила коньяк и подала его Алексею.

– Благодарю.

– Что-то ещё?

– Нет. Пока всё. Спасибо.

Минуту он держал бокал в ладонях, потом не спеша потянул коньяк. Только теперь Алексей почувствовал, как были напряжены его мышцы, всё его тело. Он расслабился, приятная нега разлилась по венам, тело стало ватным. Сон потихоньку окутывал его сознание. Мысли путались.

Осень в Москве наступает ещё летом. Холодок приучает к себе с середины августа и к началу сентября чувствует полноправным хозяином. Сейчас был октябрь, но вместо золота осени Москва уже заливалась бесконечными слезами дождей. Сезон дождей располагает голову к раздумьям, а душу – к хандре. Приходит пора застеколья. Люди смотрят на мир сквозь стёкла окон домов и машин. Выйдут на улицу, прячась под зонты, глядя под ноги, чтобы не промокнуть, и всё бегут, бегут куда-то.

Авиалайнер уносил Алексея прочь из холодной, дождливой Москвы. Он улетал. Улетал не навсегда, на каких-нибудь десять дней. Улетал, не забывая о том, что возвращение неизбежно и даже необходимо. Но в эти минуты Алексей был счастлив тем, что холодные огни Москвы погасли где-то в ночном тумане. Засыпая в кресле авиалайнера, он с изумлением подумал, что ощущает какое-то необыкновенное, давно неведомое ему отдохновение, которого он не испытывал ни в люксах известных гостиниц мира, ни в собственной постели. Где-то уже в полусне Алексей понимал, что этим он обязан своей незнакомке, так удачно появившейся в трудную минуту его загнанной жизни. «Моя незнакомка. Моя? Моя». И сон овладел его сознанием.

Снилось Алексею огромное залитое закатным солнцем пшеничное поле. Такое огромное, что кроме него и золота, излучаемого им, ничего не было видно. Только поле и необыкновенное небо над ним, которое переливалось такими изумительными красками: от лилово-розового цвета к оранжево-жёлтому, от нежно голубого и даже белого к почти прозрачному… Оно светилось откуда-то из глубины, словно оно заслоняло собой нечто сияющее каким-то фантастическим светом.

Лёгкий вечерний ветерок то едва шевелил налитые колосья, то, усиливаясь, словно невидимой огромной ладонью клонил их к земле. Алексей стоял, раскинув руки, вдыхая полной грудью запах спелой пшеницы. Ветер раздувал его рубаху, касался нежно его лица. Он был счастлив, счастлив беспричинно, счастлив, как в детстве. Слёзы подступали к горлу и потоками стекали по щекам…

– Пожалуйста, пристегните ремни, – голос бортпроводницы прозвучал, как гром среди этого прекрасного неба. – Самолёт идёт на посадку.

Аэропорта в Михееве не было. Ближайший аэродром находился в N, километрах в ста двадцати от Михеева. Алексея встречал друг юности, ныне заместитель мэра города Михеев, Сергей Афанасьевич Подгородний.

– Здравствуй, дорогой! Ну, наконец-то!

– Здорово, брат! Рад видеть тебя.

Друзья обнялись.

– Да, уж! Сколько? Сколько не виделись? Шесть? Семь лет?

– Почти восемь! Сколько раз обещал приехать?!

– Прости, брат. Но ты тоже хорош. Сам сколько раз в Москве был за этот год? Хоть бы ррраз заехал, паразит! Всё набегу, всё по телефону!

– Ладно-ладно. Обменялись любезностями. Садись в машину, поехали. Кстати, я так и не понял, почему в гостиницу? Почему не к нам?

– Ну, чего я вас буду стеснять?

Сергей выразительно посмотрел на Алексея и с расстановкой сказал:

– Ты меня сейчас обидеть хотел?

Но тут же его взгляд снова сделался мягким, и он оживлённо добавил:

– Поехали! Настя на стол накроет. А? Лёх? Правда. Отметим и днюху, и встречу!

– Какой отметим? Третий час ночи! Давай в гостиницу. Устал. А завтра – к вам. Обещаю.

– Ну, старик, завтра не отвертишься. Поехали в гостиницу, – смирившись, скомандовал Сергей водителю.