Читать книгу Дети Деточкина, или Заговор бывших мужей - Ирина Потанина - Страница 7

– Катерина Кроль, если не ошибаюсь? – повторил он уже с явной угрозой в голосе.

– Ошибаетесь, – холодно ответила я, пятясь и просчитывая, как лучше натравить на незваного гостя неожиданный сюрприз в виде запертого в комнате голодного пса.

– И все-таки я настаиваю, что вы – это вы, – спокойно продолжал блондин. – Пройдите на кухню, будьте добры. Господин Ожигов сейчас приедет. Он хочет переговорить с вами.

Он слегка отвернул полу пиджака, как бы невзначай показав, что вооружен. В груди у меня неприятно защемило. «Нет, собачку такому риску подвергать нельзя. Парень еще выстрелит с перепугу…» Оставалось лишь спокойно подчиниться.

Размеренный стук моих каблуков по плитке заглушал бешеное биение сердца. Блондин следовал за мной по пятам.

– У меня что-то не так с лицом? – поинтересовалась я, оборачиваясь и натыкаясь на его пристальный взгляд.

– Приказано глаз с вас не спускать, вот и наблюдаю, – вполне дружелюбно ответил крепыш.

– Никогда не думала, что доживу до времени, когда мужчины будут заглядываться на меня только по приказу, – нервно произнесла я и полезла в сумочку.

Та молниеносно перекочевала в руки к блондину. Я даже не вполне осознала, что произошло. Просто блондин вдруг оказался в миллиметре от меня и, ловко надавив на запястье, изъял мою последнюю надежду на спасение.

– Вы что? Я просто пудреницу хотела достать, – соврала я, мысленно обвиняя себя в крайней степени глупости. Неужели нельзя было не выпускать из рук телефон после звонка Жорику?

– Попросите меня, я вам достану. Откуда мне знать, может, у вас оружие там хранится…

Я нелепо захлопала ресницами и молча отвернулась, демонстрируя свое яростное возмущение. Честно говоря, я даже не знала, наличествует ли пудреница в моей сумочке на самом деле.

– Всем привет! А вот и я! – через секунду после того, как в замке заворочался ключ, к нам влетел благоухающий какими-то восточными ароматами румяный и сверкающий глазами Павел Александрович Ожигов. Несмотря на короткую стрижку и квадратную челюсть, в жизни он производил совершенно другое впечатление, чем на фото. Я моментально успокоилась. Этот коренастый человек с постоянно меняющимися выражениями причудливо гротескного лица попросту не мог быть злодеем. Он стоял в торце длиннющего кухонного стола и всем своим видом пытался выразить бурное негодование.

– Значит, так, девушка, – громко начал он, шевеля каждой мышцей лица, – я человек занятой, поэтому буду краток! Мне не нравится столь повышенный интерес к моей персоне! – Он грозно свел мохнатые брови к не менее волосатой переносице. – Не успели мои люди отреагировать на сообщение банковской операционистки о том, что мною интересуются какие-то загадочные журналюги, как тут же домработница звонит и жалуется, что собиравшая подписи соседка бесследно испарилась. Причем из всех квартир нашего подъезда она заходила только в нашу, а остальные жители дома знать ничего не знают о будущем консьерже. Хорошо еще у меня в охране ребята толковые – сразу смекнули, куда могла запропаститься эта пронырливая особа, к тому же они и номера посторонней машины со стоянки пробить успели. В общем, не отнекивайся, мы все про тебя знаем. Будь добра, объяснись и приведи хотя бы один аргумент, почему мне не следует немедленно сдать тебя в полицию.

Я поежилась, успев, однако, мысленно отметить, что, раз личность мою устанавливали по номеру машины, значит, тетя Юля, хоть и вынуждена была признаться, что говорила с журналистами, все же не выдала моего имени. Значит, она хоть немножко на моей стороне. То есть, если мой хладный труп найдут где-нибудь за городом, наверняка расскажет Жорику, что я перебегала дорогу Ожигову. Вот же! Как я могла так сглупить и полагаться на тетю Юлю, вместо того, чтобы самой оставить сообщение для Георгия на крайний случай? Ведь знала же, что «рыбалка» может оказаться опасной.

– Так! Раз ты молчишь, – Ожигов, кажется, готов был вынести мне приговор, – значит, сказать тебе нечего и, следовательно, мы звоним в полицию.

– Не надо! – взмолилась я. – Я же ничего не украла. И собаку на вашего охранника не выпустила, чтобы он ее не пристрелил ненароком. И вообще, я хорошая.

– Собаку, говоришь? – Ожигов насторожился, сбегал в комнату, пообщался с псом – ей-богу, со стороны складывалось впечатление, будто он расспрашивает его обо мне. Потом вернулся и попросил охранника оставить нас наедине. – Значит, так, отвечай на вопросы немедленно и по порядку. Второго шанса я тебе уже не дам. Что плохого тебе сделали мои туфли? Какого черта ты пристаешь к моей операционистке с расспросами? И, главное, зачем ты вломилась ко мне в дом?

– Просто интересно было посмотреть, – смиренно ответила я. – Я репортаж пишу об историях успеха жителей нашего города. Вы – мой главный герой. Разумеется, я хотела и о делах ваших узнать, и личное пространство сфотографировать. Но не успела. Меня ваш песик в шкаф загнал, а потом, когда я его в комнату туфлей переманила, то про статью уже не думала, пыталась убежать поскорее. В общем, сплошные неудачи.

Ожигов, кажется, немного подостыл и даже развеселился.

– Сфотографировать? Ишь! Нашли себе музей! Бенечку испугалась? Ой, не могу, тоже мне – отважная журналистка! А вообще, плохо это все. Тут бандиты да воры кругом, машину вон подарочную угнали… А я должен силы на защиту от журналюг тратить.

– Мне нужна была история о героическом бизнесмене, – я скромно потупила глаза. – Ну, о том, как простой человек собственными усилиями сам всего добился.

– А чего не спросила напрямую? – Ожигов явно купился на лесть.

– Знаю я вас, бизнесменов… Ничего не расскажете, отправите к пиарщикам, а те готовые штампованные тексты дадут. Шаг влево, шаг вправо – запрет. Нет! Я хочу нарисовать образ, который сложился непосредственно у меня.

Я говорила первое, что взбредет в голову.

– Дорисовалась! – грозно нахмурился Ожигов, а потом вдруг улыбнулся. – А конкретнее – о чем ты писать хотела? Спрашивай!

– С чего начинался ваш бизнес? – голосом пэтэушницы, просящей автограф у знаменитости, пролепетала я.

– Я еще до перестройки коммерцией начал заниматься. Веселое было времечко, – он, кажется, и сам неожиданно понял, что ему есть что вспомнить.

– Расскажите! – взмолилась я.

– Ты сначала про напарника своего ответь. Где он прячется? Зачем мою операционистку запугивал?

Тут я совсем сбилась с толку. Получается, «некто» работал не на Ожигова. Но на кого же тогда?

– Чем запугивал? – Я решила, что в отсутствие у меня напарника мне все равно не поверят. – Тем, что вопросы задавал?

– Да нет, – Ожигов, явно намереваясь произвести сенсацию, потер ладони. – Он, лапочка моя, угрожал. Я тебе сейчас расскажу, как дело было.

Я вся обратилась в слух. Обожаю ситуации, когда мирно подсчитывающие где-то в отдалении деньги бизнесмены знают о происходящих событиях значительно больше непосредственных участников.

– Сначала ты ей про мои дела вопросы задавала. А потом он. – Ожигов был неимоверно доволен произведенным эффектом. – Думаю, ты ему знак подала, что не колется операционистка. Верный, надо сказать, расчет. Любой бы испугался. Одно дело – пигалица в короткой юбке интересуется, другое дело – серьезный мужик подходит и те же вопросы задает, еще и корочкой журналистской под нос тычет. А разговаривает так, будто ему чем-то обязаны. Только корочка-то эта – не аргумент. У меня у самого тридцать удостоверений будет, если захочу. Короче, ваша игра в плохого и хорошего полицейского провалилась. Как только понял твой дружок, что и перед ним Юлечка не расколется, тут же посулил женщине массу неприятностей. Обругал с головы до ног да сбежал. «Зря, – сказал напоследок, – еще наплачетесь из-за своего молчания». Как прикажешь это понимать?

– Придурок, видимо, – честно заявила я. – Одно дело – опрашивать добровольцев-информаторов в поисках материалов для статьи. И совсем другое – пытаться людей принуждать к чему-то. Я за него прошу прощения. Это он переусердствовал.

– Ты не у меня прощения проси, а у нее! – Ожигов снова застучал по столу.

– Да, да, – я примирительно улыбнулась. – Так что там про начало вашей деятельности? Вы говорили, блаженные времена…

– Таки вытянула из меня! Вот журналюга! – лукаво прищурился Ожигов. Ему явно хотелось рассказывать. – Ладно, слушай. Только впредь, ежели тебе или твоим орлам что-то будет интересно… Честно подходите и спрашивайте. Может, отвечу. А твоими методами только на неприятности нарваться можно. Уяснила?

Я кивнула. Отчего-то от подобного торжества честных методов у меня на душе сразу посветлело. Эх, расскажу потом Жорику о пользе прямоты и открытости, он будет побежден навеки. Станет локти кусать, что не верил, когда я ему о таких простых истинах твердила. Он-то до сих пор считает, что в этом мире только хитростью да силой можно добиться результата.

– Так вот, – Ожигов мечтательно улыбнулся. – Первый свой серьезный заработок я получил, между прочим, вполне законно. А как ты хотела? Скажешь, что тогда законно можно было только сто рублей в месяц заработать? Э, нет, голубушка… Золотые были времена.

– Сколько вам было лет? – хладнокровный сборщик информации умер во мне, уступив место страстному почитателю интересных сюжетов.

– Аж двадцать. Я тогда только художественное училище окончил. Во времена Советского Союза люди другие были. Бюрократическая система лопалась от всевозможных маразмов, и никто уже странностям не удивлялся. Верили всему. Это сейчас никто ничему и никому не верит. За лишнюю копейку удавиться готовы. Раньше придавать деньгам первостепенное значение считалось постыдным. Скряг презирали…

Я не совсем понимала суть всей этой тирады. Процветающий Ожигов зачем-то корчил из себя стареющего брюзгу, живущего по принципу «лучше там, где нас нет». Ему-то тогда чем хорошо было?

– Раньше заработать было намного проще, – ответил на мой незаданный вопрос Ожигов. – Умеешь мыслить творчески – заработаешь. Мы с моим товарищем неплохо соображали. Ездили по глубинкам. Дивных, надо сказать, пейзажей насмотрелись. Массу историй наслушались. Тысячу судеб через собственные сердца пропустили.

С каждой минутой своего рассказа Ожигов становился мне все более симпатичен. Кто б мог подумать, что финансового воротилу могут интересовать судьбы и пейзажи?

– А главное, кучу денег заработали.

Ожигов сделал паузу и оценивающе глянул на меня – видимо, я слушала с достаточной степенью заинтересованности. Бизнесмен хитро усмехнулся и продолжал:

– Приходим мы, например, к председателю колхоза какой-нибудь богом забытой деревеньки, представляемся, как положено: «Ожигов Павел». – Для наглядности бизнесмен вскочил, вытянулся по стойке смирно и принялся рапортовать: – «Активист, комсомолец, спортсмен, а главное – вольный художник». Все сказанное мой товарищ, который у нас всегда играл роль человека практичного, подтверждал должными документами.

После столь лихой церемонии представления мы переходили к сути вопроса. А она заключалась в том, что якобы наша комсомольская организация послала двух художников ездить по миру да в глубинках народ агитационными материалами и плакатами по технике безопасности поддерживать. И тут же мы принимались громкими названиями и именами сыпать: «Вот в вашем районном центре в комнате сбора комсомольцев видали транспаранты на стене? Это мы писали. Нас лично товарищ такой-то, председатель тамошний, просил». Надо заметить, такой комнаты в городе вполне могло и не существовать, но наш собеседник, конечно, об этом не догадывался. Фамилия председателя верная, так чего ж сомневаться? Фамилию комсомольского председателя в районном центре каждая собака знала, и любой алкоголик за чекушку был готов продиктовать. Покончив с саморекламой, мы приступали к рекламе правящей партии: «Хотите, мы вам кабинет портретом Ильича украсим? Уже есть? Это плохо. Точнее, хорошо. Что? А „Колхозник! Даешь победу в битве за урожай!“ на входе в сельсовет? А „Пальцами и яйцами в соль не лазить!“ или „Спасибо нашим поварам…“ для столовой? А плакат „Не стой под стрелой“? По новым правилам без такого плаката работать не положено. Вон в соседней деревне, слыхали, сколько голов полетело? Да, за вредительство! А вредительство это и состояло как раз в работе без плакатов по технике безопасности».

Бедный председатель, и так обалдевший, оттого что к нему в глухомань дремучую вдруг художники пожаловали, просто шелковым становился. В общем, оформляем заказ по всем правилам, наметанной рукой малюем, берем денежки да сваливаем. Солидные деньги, между прочим, таким образом зарабатывались. И вполне честным способом. Сечешь?

Я не секла, потому как при подобных сравнениях необходимо было учитывать еще и тот факт, что раньше люди государственными деньгами распоряжались, а теперь своими кровными. Но спорить с эмоциональным рассказчиком не хотелось.

– В общем, да, – ответила я. – А дальше?

– Что дальше?

– Позже вы чем занимались?

– Много чем, – суетливо отмахнулся Ожигов. – В перестроечные времена даже спекулянтом был.

– Кто ж им тогда не был? Но, если не хотите, я об этом писать не буду.

– Ой, да пиши на здоровье. Официально там все чисто было. И потом, кто нынче в былых делах рыться будет? Если копнуть, то за каждым вторым нечто подобное числится.

– Но все равно, – наивно улыбнулась я, – такой материал может привлечь нежелательное внимание…

– Я сейчас не боюсь привлекать внимание, – улыбнулся Ожигов. – Ко мне придраться не за что. У меня все законно, все стабильно, все благополучно. Так вот, дай уж дорасскажу. В то время в моду как раз вошли турецкие спортивные костюмы. С полосочками вдоль штанины такие…

– С лампасами?

– Мы с ребятами закупали байковое нижнее белье. Мужское, разумеется. Слегка переделывали покрой, нашивали полоски, красили тканевыми красителями и пристрачивали нарисованную турецкую этикетку.

– Это как? – зачарованно спросила я.

– Сложная система. Поначалу спичкой или иголкой наносили рисунок. Получалась настоящая турецкая этикетка. Потом уже для этих лейб клише вырезали. В общем, у нас был целый цех по пошиву «фирменной» турецкой продукции.

– А сейчас? Тоже творческий подход в делах применяете?

– Сейчас? Стар я уже азартными играми забавляться. Честным бизнесом надо заниматься. Вот пытаюсь… Благо стартовый капитал позволил свою типографию создать. Тьфу-тьфу, пока не жалуюсь. Дела вроде нормально продвигаются.

Интересно, можно ли из всего мною услышанного сделать вывод о том, что Ожигов – надежный деловой партнер? Ладно, анализировать и давать точные рекомендации заказчику – это уже дело Шурика. С меня и обычного сбора информации достаточно. Кстати, достоверность ее установить тоже будет весьма сложно. Но опять же, все, что могла, я уже совершила. С меня взятки гладки. И так, бедненькая, и сама перенервничала, и тетю Юлю нервничать заставила. Причем не одна, а на пару с каким-то злодеем, который, оказывается, не на Ожигова работал, а, видимо, просто ко мне личный антагонизм испытывал и мне работу из вредности портил. Ох, волновал меня этот «некто». Впрочем, сейчас надо было думать совсем о другом.

– Послушайте, – я решилась задать довольно нелепый вопрос: – Если вы ничего не боитесь, то зачем же вам нужна столь серьезная защита? Телохранители, видеокамеры у офиса…

– А как иначе? Если сам себя от всякой шпаны не защитишь, так никто не защитит. У меня офис три раза грабили. А теперь вот, сволочи, машину угнали. Я к своей тойоте как к живому существу привязан был. Уроды! Поймаю этих «Деточкиных» – им мало не покажется.

Я подумала, что вполне понимаю Ожигова. Если он к своей машине относился так же, как я к форду, то такая его утрата могла вызвать у меня лишь сострадание. Я тут же выразила Ожигову искренние соболезнования. Минут пять мы поговорили о степени привязанности людей к машинам и машин к людям.

– Эти «Дети Деточкина», кстати, самозванцы! Об этом тоже обязательно напиши.

– Почему самозванцы? – удивилась я. – То есть я понимаю, конечно, что у настоящего Деточкина, может, и не было детей, но…

– Не в этом дело. Они, свиньи, подделываются под одну давно распавшуюся организацию. Еще во времена Союза, в восьмидесятых годах, существовала диссидентская группа, угонявшая машины из идейных побуждений. Между собой они в шутку называли себя детьми Деточкина. Всесоюзного, между прочим, масштаба была компания. Городов двадцать, географически разрозненных, точно охватывала. И действовала она в конечном счете во имя справедливости. У партийных гнид, которые только штаны в кабинетах просиживали и народу жить не давали, незаконно нажитое имущество отбирали. Материальную помощь детдомам и малообеспеченным оказывали.

– Не знала, что такое было. И в нашем городе?

– В нашем – главным образом.

– Не верится как-то, – пожала я плечами. – Наверняка себе все оставляли, прикрываясь только детдомами. И потом, кто позволил им судить, имеет ли эта самая партийная шишка право на материальные блага или не имеет?

– Нет! – Ожигов возмущенно подскочил. – Вы, молодежь, просто испорчены новым временем! Мы в вашем возрасте реально верили в идеи. Ни о какой корысти и речи быть не могло! А партийные шишки? – Ожигов побагровел. – Ты даже представить себе не можешь, девочка, сколько судеб сгубили эти скоты. Мы знали и мстили. И справедливость была на нашей стороне!

Ожигов снова стукнул по столу, и на этот раз в его жесте я не заметила ничего искусственного.

– А почему вы говорите «мы»? Откуда вы все это знаете? – как обычно, я сначала спрашивала, а потом начинала хватать себя за язык.

– Слышал. Знакомые рассказывали, – спокойно ответил Ожигов, глядя прямо мне в глаза. – А те, кто сейчас орудуют, – самозванцы и сволочи. Благими намерениями прикрываются, а сами у порядочных людей машины угоняют. Этим «детям» ноги пообрывать мало!

– А дальше? – похоже, это теперь стала моя любимая фраза.

– А дальше все они безногими попали бы в ад, где…

– Да нет! С теми, советскими «детьми» Деточкина, что стало?

– Вожаков посадили. Рядовых диссидентствующих рыцарей попугали немного и заставили приутихнуть.

Да, беседовать с Ожиговым было по-настоящему интересно. И неважно, что выясненная мною информация, скорее всего, окажется Шурику не нужной. Странно судить о порядочности человека по его собственным словам. Главное, что я узнала массу всего полезного.

«Лично мне этот человек кажется вполне честным. Я, конечно, отношусь предвзято. Не знаю, как вообще в таких делах можно быть объективным», – мысленно готовила я послание Шурику, когда блондин-секьюрити любезно провожал меня до машины. Несколькими минутами ранее я церемонно распрощалась с комиксоподобным Ожиговым, заверив, что без предварительного согласования с интервьюируемым статья не выйдет. Прощались мы вполне довольные друг другом и жизнью. Увы, уже через миг от моего жизнелюбия не осталось и следа.

– Срочно приезжай ко мне! – кричала в моем телефоне Виктория Силенская. – Мой муж пропал. Его телефон не отвечает. И я точно знаю, что это связано с вашими с ним треклятыми делами.

– Не драматизируй! – попыталась я отбрыкнуться от такого поворота событий. – Еще совсем не поздно. Он просто, наверное, случайно выключил телефон и засиделся где-то на работе…