Читать книгу Ехидна - Ирина Прис - Страница 2

Я отложила кисть в сторону и размяла затёкшие пальцы. В комнате заметно похолодало. К краске я принюхалась, но она разъедала глаза, пришлось часом раньше приоткрыть форточку. Баночки с открученными крышечками стояли на столе рядком. Я любила, когда все цвета находились под рукой, не отвлекая меня на поиски нужного оттенка. Маска вопросительно взирала на меня пустыми глазницами. Я критично осмотрела своё творение со всех сторон, и, убедившись, что бронза легла ровно, закрепила её на специальной подставке. Пальцы предательски ныли. Я аккуратно убрала маску на полку для просушки, вытерла кисти растворителем и закрыла баночки, чтобы не засохла краска.

Всего готовых работ было девять. Я ими заслуженно гордилась. На одну маску уходило примерно три-четыре месяца кропотливой работы. Я старалась передать не просто черты, но и эмоции, которые вызывал человек. Одна из масок получилась чересчур реалистичной. Я убрала её на верхнюю полку и накрыла непроницаемой тканью, от греха подальше.

Время за работой пролетело незаметно, а на дворе зачиналась ночь. До наступления кромешной темноты у меня в запасе оставалась пара часов, которые я решила посвятить сну. Мама мне всегда говорила, если ложиться спать на закате, то будет болеть голова. Да, незадача. Прости, мамочка, но мне сегодня выпала ночная смена.

Закрыв форточку и задёрнув шторы, побрела в спальню. Кровать стояла посреди комнаты. От окна тянуло холодом, около стен слишком темно, а возле двери – не разумно. У меня в доме не было люстр, лампочек под потолком. Я предпочитала торшеры и напольные светильники. Из-за этого по дому бродили тени.

Я завела будильник на половину десятого, а затем, укрывшись одеялом, блаженно заснула. Мне сны не снились, и на том спасибо. Разум просто проваливался в бездонную пустоту. Правда, порой, при пробуждении я испытывала тоскливое щемящее сердце чувство. Таблетки по такому случаю ждали на тумбочке. Я старалась ими не злоупотреблять, сохраняя свою независимость.

Будильник вырвал меня из пустоты. Я открыла глаза, окунувшись во тьму. Через пару минут, когда смогла различить контуры предметов, поднялась с кровати. Вот и пришло время зажигать фонари. Фонари, дарившие свет и надежду.

Я облачилась в спецкостюм грязно-зёленого цвета, взяла спортивную тёмно-синюю сумку, собранную с утра и стоявшую в коридоре, немного поразмыслив, прихватила с собой монтировку. Как говорит моя мама, бережённого бог бережёт. Спустившись в подвал, защёлкнула замок и для надёжности подёргала дверь. Прислушавшись к тишине, спустилась по ступенькам вниз. Нашарив на стене тумблер, зажгла свет. На полу, натужно гудя, вспыхнула лампочка. Полностью она не смогла осветить пустой просторный подвал, но бледно-жёлтым светом разогнала темноту по углам. С усилием я повернула ручку люка в полу и открыла крышку.

В подземный тоннель вела вертикальная лестница около пяти метров в высоту. Я осторожно спустилась по ней вниз. Стоило мне ступить на цементный пол, как лампочки, нанизанные, словно гирлянды, вдоль труб и перекрученных между собой кабелей, мигнули. Я насторожилась. Перезагрузка компрессоров осуществляется ровно в полночь, к этому времени дежурный должен совершить обход по юго-западному кругу. Лампочки игриво подмигнули мне.

Никаких предчувствий, знаков свыше, даже видений на яву – лишь отрешённая пустота в сердце. Мама в таких случаях любила говорить: «Ни что не предвещало беды». Да, незадача. Ведь моя мамочка никогда не ошибается. Монтировка в руке придала толику уверенности. На развилке подземного тоннеля я впервые за последние три года сменила маршрут.

В правом коридоре приходилось при ходьбе пригибать голову из-за низко нависавшей водопроводной трубы. У меня всё никак не доходили руки, чтобы поднять повыше подпорки, поэтому всегда ходила по второму тоннелю, где по стенам тянулись только электрические кабели, и ничто не капало на голову. Запах плесени зловонным ароматом облепил меня со всех сторон. Нужно не забыть продезинфицировать, чтобы зараза не доползла до моего дома.

Ослепительная вспышка света прокатилась по тоннелю. Я инстинктивно пригнулась, накрыв голову руками. Лёгкий удар монтировки по затылку привёл меня в чувство. Лампочки лихорадочно замигали, задергались на проводах. Да что же такое творится сегодня в подземельях? Выяснять лично, да еще и в гордом одиночестве я не горела желанием. В голову прилила кровь. Страх. Я рванула вперёд, придерживая левой рукой сумку, чтобы она не колотила по бёдрам.

За мной кто-то бежал, тяжело дыша в спину. Воздух с трудом поступал в лёгкие. Я напрочь забыла про больные артритом коленки и астму, с небывалой скоростью несясь по тоннелю. Горячее дыхание преследователя, другим оно просто не могло быть по определению, настигало меня. Я не была готова умереть в подземелье, поэтому прибавила ходу. Вскоре на стенах тоннеля стали появляться фосфоресцирующие указатели развилок. Я свернула по одному из них и попала в широкий коридор. Бежать на подъём стало труднее. Сумка оттягивала шею назад. Чёрт, надо же ключ достать из кармана, иначе как я попаду в дежурку?

По спине пробежал холодок. А вдруг в комнате никого нет? Ведь неспроста мигают лампочки в тоннеле. Остановиться и всё рационально взвесить мешал страх. Дыхание с хрипом вырывалось из моего горла. Глаза заслезились от перенапряжения. Ладно, добегу до спасительной двери, развернусь и стукну преследователя со всей дури по башке, а потом спокойненько достану ключ из кармана. «А если их там двое?» – услужливо подсказал внутренний голос. Вот только мне его сейчас до полного счастья не хватало.

Два намертво ввинченных в стену фонаря на уровне человеческого роста представили передо мной вожделенную дверь дежурной комнаты. Закрытой двери. Открывающейся мне навстречу двери.

Я влетела в дежурку как балерина, раскинув ноги в прыжке, и, не сумев красиво приземлиться, впечаталась в стол. Валёк, захлопнув дверь, ошарашенно на меня уставился. Опустив поднятую вверх ногу, я, хрипло дыша, села на стул. Вид у меня был заправский: перекошенная красная рожа, всклоченные волосы, а в завершении картины – перепачканный мерцающей плесенью спецкостюм. Неловкое молчание первым нарушил Валёк:

– Меня еще ни разу так никто не сменял с поста.

Я отмахнулась от него рукой, мол, лиха беда начало, дай только отдышаться. Валёк как-то странно обошёл меня стороной. Я на всякий случай скосила глаза за спину, не увязался ли кто за мной. В дежурке кроме нас двоих никого не было.

– За мной гнались, – пояснила я ему, рукавом вытирая пот со лба.

– А это зачем? – поинтересовался Валёк, вытягивая по-гусиному шею и пальцем указывая на монтировку.

– Чтобы от врагов отбиваться, – не слишком уверенно ответила я, пряча её в сумку.

– А…а, – многозначительно протянул Валёк.

– Что с компрессорами? В тоннеле мигает освещение.

– Ничего, – недоумённо пожал плечами Валёк.

Пришла моя очередь удивлённо на него уставиться. Я подошла к мониторам и сверилась с показаниями индикаторов. Всё в норме, никаких сообщений о неисправностях системы. Я отмотала видеозапись к моменту, когда спустилась в тоннель. Никого. Вот я в нерешительности замерла перед развилкой двух коридоров, вот пригнулась, закрыв руками голову, вот побежала, вот выпучила глаза от ужаса – никого, кроме меня, в тоннелях не было.

Валёк сопел над ухом как паровоз.

– Чё, домой не идёшь? – злобно прошипела я, резко поворачиваясь к нему лицом.

Вадек отпрянул от неожиданности. Я разозлилась не на шутку. Ну не могло же мне всё привидеться?! Валёк отошёл от меня подальше, видать, проникнувшись до самых печёнок моим шипением. Надо будет по возвращении домой пересчитать таблетки во флакончике.

В последний момент Валёк решил сохранить своё лицо, и, выпятив грудь колесом, попёр на меня танком.

– Галлюники? – завёлся он, распыляясь всё больше и больше. – Что курим перед сменой? А может, и не только курим, но и попиваем?

Я на долю секунды пожалела, что убрала монтировку в сумку. В дежурке определённо попахивало истерикой. На самом деле Валёк был безобидным соседским мальчишкой, в меру хулиганистым, но обладающим чуткостью к людям, если не считать дурного влияния отца, пытающегося всем доказать, что агрессия – единственный выход в наше довольно непростое время. Высокий, худощавый, но жилистый блондинчик. Чистые серые глаза. Несмотря на некоторые особенности дурного характера, я считала его надёжным сменщиком, потому что только у него хватило ума в нарушении всех протоколов и элементарных мер безопасности, открыть дверь человеку, испуганно бегущему по коридору.

– Прости, – извинилась я перед ним и уже примирительным тоном добавила. – Валь, в последнее время мне что-то мерещится в подземелье. Ты сам понимаешь, к чему приводит стресс.

Валёк виновато опустил глаза. Две недели назад он буквально съехал с катушек.

Пришёл сменить меня по графику. Я устала, поэтому не обратила на его заторможенные движения внимания. И глаза Валька были широко распахнутыми. Лишь дойдя до дома, почувствовала неладное. Во время перезагрузки контейнеров скачет напряжение, и провода издают более низкое гудение. Стукнув себя кулаком по лбу, я поспешила обратно в дежурку. Успела вовремя. Валёк сидел в кресле и тупо пялился в монитор, хихикая. Я включила перезагрузку, а потом сползла по стеночке на пол. Мне пришлось остаться с ним на дежурство. В принципе смена прошла тихо, мы патрулировали юго-западный круг, ловили несуществующих кузнечиков и бабочек, пропололи грядку в ботаническом саду. Валёк устал и заснул на диване в дежурке, а я смотрела в мониторы, хихикая, пока не замигали лампочки.

– Да, стресс, – подтвердил он, удручённо кивая головой.

Мне захотелось его по-дружески обнять, но я сдержала душевный порыв, чтобы не подорвать авторитет сильной и уверенной в себе женщины.

– Прости, – повторила я. – В последнее время я стала какой-то раздражительной и мнительной. Только не вздумай никому проболтаться.

Валёк оценил, как я вежливо его попросила, выразительно поглядывая на сумку с монтировкой, и примирительно сказал:

– Лады. Смену сдал.

– Смену приняла, – ответила я, согласно протоколу.

Валёк собрал свои вещи и замялся перед дверью. Он явно не решался покинуть дежурку в одиночестве. Если честно, то и я боялась остаться одной на всю ночь, но мне не хотелось его ни к чему обязывать. А в своей трусости признаваться тем более.

– Валь, обожди, – остановила я парня. – Дай мне пару минут. Сейчас быстренько проверю оборудование, а потом вместе сходим на обход. А?

Валёк облегченно вздохнул. Ничья гордость не пострадала. Предложенное мною решение устроило обоих. Возможно, что скоро мир всё-таки обрушится нам на голову, заставив встать на колени, поэтому сейчас была благодарна Вальку за маленькую передышку. Мы вышли из дежурки за час до полуночи. Валёк, почувствовав себя мужчиной, предложил пойти в обход после перезагрузки компрессоров и включения фонарей, но мне требовалось побыть одной.

Тишина вздрагивала, нарушаемая нашими шагами. Освещение горело ровным светом. Мы обошли с Вальком коридоры, напрямую примыкающие к подземной электростанции, минуя тёмные и дальние тоннели. Проверили нашу грибную делянку, честно разделив между собой созревший урожай. Монтировка осталась лежать в сумке. Я отгоняла от себя панические мысли, подозревая, что Валёк может ими заразиться от меня. Через четверть малого круга мы добрались до его подвала. Валёк на прощание обнял меня, а потом вскарабкался по лестнице. Я улыбнулась ему, прежде чем он задвинул крышку люка, а потом продолжила обход.

Малый круг закончился, вынудив меня повернуть назад. Через пятнадцать минут я дошла до своего дома. В тоннеле было спокойно. Немного постояв около лестницы, я повторила путь на смену, внимательно осматривая пол коридора. Дойдя до развилки, замешкалась. Поскольку камеры зафиксировали меня одну, я пошла по выверенному маршруту. Никаких признаков чужого присутствия. Впору посыпать голову пеплом и каяться в собственном слабоумии. Я прошла коридор до дежурки, но так ничего и не нашла.

В полночь в городе зажглись фонари.

Мы были небольшим портовым городом, с железнодорожным вокзалом, автостанцией и маленьким аэродромом. Небольшое уточнение, до апокалипсиса. После него мы превратились в неприступную крепость, спрятав основные сооружения, электростанции и прочие объекты под землю. На поверхности остались жилые помещения, поскольку люди не смогли отказаться от солнца, да фонари, отпугивающие разномастных чудищ. Постепенно жизнь наладилась, подземелья расширили и укрепили. Город разделился на круги – огороженные месторасположением районы со своими местными правилами и выборными органами. Удалось восстановить железнодорожное сообщение со столицей и смежными территориями, пустив по рельсам бронепоезд. А вскоре в порт зашёл первый корабль со времён начала апокалипсиса. Мир продолжал жить, не собираясь умирать ни при каких обстоятельствах.

Я вскипятила чай. Размышлять об апокалипсисе на пустой желудок было некомфортно. Достав из сумки бутерброды, приступила к ужину. Часам к трём ночи меня потянуло в сон. Монотонное жужжание техники умиротворяло. Чтобы не заснуть, позвонила сестре, благо в столице удалось сохранить цивилизацию в полном объёме.

– Алло, – раздался низкий хрипловатый голос в трубке.

– Привет, солнышко, это я.

– Что-то стряслось?

– А что, я не могу позвонить тебе просто так? – раздражённо ответила я.

– Ты – нет, – спокойно сказала сестра.

Я немного помолчала в трубку, боясь выпустить тревогу наружу.

– Сегодня испугалась. В тоннеле замигали лампочки, и мне показалось, что за мной кто-то гонится.

– Ты пьёшь таблетки? – перебила меня сестра.

Я не хотела её огорчать и соврала, но мой голос, как всегда, выдал меня с потрохами.

– Тебе ни в коем случае нельзя прерывать лечение, – расстроилась сестра. – Ты хочешь повторения истории? Хочешь расстроить маму? Ведь у тебя всё только наладилось.

– Успокойся сестра, я снова начну их пить. Приедешь на новогодние праздники?

– Ты в своём уме? На дворе апокалипсис, а ты мне предлагаешь ехать к чёрту на кулички?

Да, как-то неудачно вышло. Упоминание апокалипсиса в беседе в последние годы считалось дурным тоном. Конечно же, во всём виноват стресс.

– Ладно, уж и пошутить нельзя, – примирительно сказала я. – Мне пора на обход. Послезавтра буду дежурить днём, созвонимся?

– Поживём, увидим. У нас участились налёты, могут вызвать на сверхурочку. Маме привет передавай.

– Ага. Спокойной ночи.

– Спокойной.

Я положила трубку на рычаг. Тоннели безмолвствовали. Юго-западный круг слыл самым безопасным. На северо-западном участке постоянно происходили инциденты: то с поверхности какое-нибудь чудище провалится в незакрытый люк, то водопроводные трубы взорвутся из-за слишком большого напора, то ещё какая гадость приключится. Про центральный вообще ходили небылицы, будто там все рогатые монстры тусуются, а водка рекой льётся. Восточный круг был окутан непроницаемой тайной. Думаю, что юго-запад отличался от других тем, что на проверку мы оказались дружнее, пусть каждый со своими тараканами в голове, но жители стремились помогать друг другу. С другой стороны, мы не терпели чужаков. Наш круг их просто не пускал к себе. Мы бережно охраняли свои секреты от любопытных.

Я вышла на последний обход в смене. Шаги эхом раскатывались по подземелью. В пять утра только призраков пугать. Я дошла до ботанического сада, когда на поясе сработал дистанционный передатчик, предупреждающий о нарушении периметра. Твою дивизию, ну почему в мою смену случаются все неприятности? На всякий случай я достала из сумки щупы и проверила показания. Кто-то действительно ходил в ботаническом саду. Ехидно представляя, как у всех вытянутся рожи, я с удовольствием врубила боевую тревогу.

Сирена взорвала подземелье оглушительным рёвом. В наземной части города сработала автоматическая система защиты, перекрывающая улицы железными решётками. В фонари из подземелья начал нагнетаться напалм. Порой за раскрашиванием масок я прихожу к мысли, что жители юго-западного круга, если бы не ленились, то могли остановить апокалипсис.

Сирена надрывалась, освещение приблизилось к отметке дневного света. У меня заложило уши, и, чтобы совсем не оглохнуть, пришлось срочно подниматься по лестнице в ботанический сад. Люк поддался мне с усилием. Наверняка Валёк закручивал, чтобы я его добрым словом поминала. Жалобно скрипнув, люк всё-таки съехал в сторону, открыв лаз. Поднявшись наверх, я извлекла из сумки монтировку.

Ботанический сад мы отстроили на месте разрушенной котельной. Оставшиеся целыми котлы и трубы переделали под обогрев теплиц, навезли земли, хорошенько её удобрили, разбили грядки. Ботанический сад функционировал круглогодично. Выращивали всё подряд: овощи, фрукты, у кого-то нашлись семена фиников, а одна притащила кустик ананаса, имелась тепличка и с цветами, которые привносили красоту в наши серые будни. Я любила сад, могла в нём ходить с закрытыми глазами, так как большая его часть была выстроена и посажена моими руками. Мама на мои занятия садоводством говорила, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось.

Посторонний запах резко выделялся на общем фоне. Освещение еще не включилось, поскольку основная энергия уходила сейчас на железные решётки и подземные тоннели. Я встала на коленки, спрятавшись за кустом помидора. Через два прохода от моего убежища воровато проскользнули две тени. Я последовала за ними, сдерживая шумное сопение. Мою охоту испортил дядя Саша, отец Валька, влетевший через главный вход с перекошенным лицом и вертящий топор над головой, как будто накрыли его полянку с марихуаной. Одна из теней от неожиданности попятилась назад, споткнувшись, приземлилась головой на мою монтировку. Я нажала на кнопку передатчика и выключила сигнал тревоги, после чего стало слышно, как надрывно кричит дядя Саша. Вслед за ним в сад влетел Петро с двустволкой наперевес. Кто-то догадался включить рубильник, и под потолком вспыхнули прожекторы, заставившие всех на секунду зажмуриться.

В ярком свете тёмные силуэты оказались полицейскими с центрального круга. Возникла неловкая пауза. Народ продолжал прибывать, окружая непрошеных гостей кольцом злых, перепуганных лиц. Один из полицейских лежал неподвижно, второй удивленно озирался. Дядя Саша перестал размахивать топором, Петро подошёл поближе, повесив ружьё на плечо. Я, пока никто не стал выяснять причины, по которой полицейский оставался лежачим, вытащила из-под него монтировку и благоразумно прикопала её в земле.

– Мы заблудились, – нарушил тягостное молчание мужчина, нервно дёрнув кадыком.

Его рука лежала на рукоятке пистолета, который он так и не решился вытащить из кобуры.

– А чаво в тихоря крались? – бесхитростно спросил Петро.

Сквозь толпу прорвался Глава юго-западного круга Пухляш.

– Так, расходимся, – скомандовал он, размахивая коротенькими ручонками. – Ложная тревога. По домам! Давайте, быстренько, расходимся по домам. Время раннее, можно ещё разок вздремнуть. Шевелитесь! Эй, там, прекратите обрывать помидоры, они зелёные! Осторожно, не затопчите морковку! Ну, смотрите же под ноги!

Через пять минут ботанический сад опустел, благодаря титаническим усилиям Пухляша. Дядя Саша никуда уходить не собирался, опасаясь, что недруги сдадут его заветную полянку чужакам. Мне по уставу нельзя было уходить с места происшествия. Петро, решив, что я сама дальше справлюсь, пошёл к выходу.

– Документики имеются? – обратился Глава к полицейскому, потирая потные ладошки.

Тот достал из нагрудного кармана удостоверение в красной корочке и протянул его Пухляшу. Я порылась в карманах у лежащего мужчины, нащупала что-то похожее и вытащила на свет. Пухляш почесал затылок. В глазах дяди Саши промелькнул коварный план. Судя по сопению Главы, тот его поддерживал целиком и полностью. Моего мнения они не пожелали спросить, в пору думать о дискриминации женщин. На повестке дня оставался крохотный вопросик с жалом осы: успели ли доблестные стражи правопорядка кому-нибудь сообщить о ночном рейде?

Полиция полностью курировала центр города, а также железнодорожный вокзал, клином врезающийся в восточный круг. На более дальние районы у них не хватало ни техники, ни людей. Они и центральный круг не могли полностью обезопасить, что и про другие говорить.

Когда апокалипсис докатился до нашего тихого портового города, началась свара и делёжка ресурсов. Юго-западный круг оказался отрезанным от основных линий жизнеобеспечения. За спинами зияло море, ощетинившееся пустынными причалами, а с боков подпирали скалы. С остальным городом соединяла единственная двухполосная дорога, вырубленная посреди гранита. Нас бросили умирать. Дорогу перекрыли грузовиками, отрезав нас от внешнего мира. Последний корабль посетил наш порт в начале апокалипсиса, а потом они исчезли в морских просторах, а до нас добрались полчища кровожадных чудищ. Я чудом успела до перекрытия дороги попасть домой. Успела и попала в самую передрягу.

Я думала, что мы не переживём те страшные времена. Даже мама по этому поводу предпочитала отмалчиваться. Но не так-то просто оказалось нас сломить. Мы выжили наперекор всему миру. Создание обороны взял в свои руки Пухляш, невысокого роста коротыш, чуть полноватый для сорокалетнего мужчины, с пухлыми щёчками и рыжиной в волосах. Несмотря на комичный вид, он довольно умело управлялся с огнестрельным оружием. Пухляш организовал патрули из уцелевших, спрятав часть людей в доках и в подземных тоннелях. Слесари из портовых ремонтных мастерских дали юго-западному кругу напалм, который стал самым эффективным орудием против чудищ. Зрелище было жутким. Слесаря в кожаных фартуках с закатанными рукавами, в огнезащитных очках, плотно прилегающих к лицу, в чёрной копоти и с огнемётами наперевес, а вокруг обугленные тушки поверженных врагов.

Димка, сын подруги моей мамы, нарисовал такую картинку. Его мать, тётя Лена, куда-то её припрятала, чтобы не бередить старые раны. Сама я картинку не видела, но мама сказала, якобы рисунок, раскрашенный цветными карандашами, производил жуткое впечатление. У меня закралось подозрение, что Димка нарисовал кого-то из наших общих знакомых не совсем удачно с художественной точки зрения, поэтому тётя Лена и припрятала шедевр во избежание критики молодого неокрепшего таланта.

За два месяца, показавшихся мне тогда годами, мы очистили юго-западный круг от чудищ и заселили наземную часть. Ещё через несколько недель Пухляш восстановил сообщение с центральным кругом, а затем и с другими частями города. На собрании мы единогласно (напившийся сторож дядя Лёня не в счёт) выбрали его Главой нашего круга.

Восстанавливать инфраструктуру было тяжело. Но Пухляш и здесь проявил смекалку и организаторские способности. Первым мы совместными усилиями выстроили ботанический сад. Овощи оказались как нельзя, кстати. Продуктами с нами добровольно город не собирался делиться. Вторым этапом в порту наладили производство моторных лодок. Работа нашлась для каждого. В итоге мы стали обеспечивать город продуктами. Через полгода наши умельцы смастерили рыбоперерабатывающий заводик. По истечении полугода мирной жизни с начала апокалипсиса в порт зашёл первый корабль. Мир приспособился к чудищам и продолжил существовать дальше.

Дядя Саша чересчур ласково поглаживал топор. Пухляш, изображая недотёпу, бочком обходил полицейского. Второй мужчина зашевелился на земле. Может быть, произошедшее сегодня в тоннеле было знаком свыше, а возможно мне не захотелось стать соучастником очередного злодеяния, или навалилось всё вместе, но я грубо вмешалась в происходящие события.

– Уважаемый, – обратилась я к полицейскому, вставая между ним и дядей Сашей, втайне надеясь, что по-соседски он не приложит меня сверху топором. – А давайте-ка, я покажу вам дорожку домой, к центру? Ась?

Пухляш прекратил маневрировать, смерив меня многозначительным взглядом. Дядя Саша метал мне молнии в спину. Полицейский обрадовался, что идиотская ситуация разрешилась, помог подняться напарнику с земли, и мы поспешили спуститься в подземный тоннель. Пухяш сообразил, что я задумала, в знак согласия кивнул головой и, взяв под локоток разгневанного дядю Сашу, потащил его к выходу.

– Чайку хотите? – спросила я у гостей, присаживающихся на диван в дежурке.

– Не помешало бы, – отозвался контуженный моей монтировкой мужчина. – Что у вас земля такая тяжёлая?

Я не стала прояснять причины его травмы. Моё дежурство грозило затянуться на неопределённый срок. Как говорила моя мама в таких случаях, добро должно быть наказано с особой жестокостью. Да, незадача. Прости мамочка, у меня сегодня не самая лучшая ночь.

Вскипятив чай, разлила кипяток по кружкам, нехотя достала последний бутерброд из сумки и разделила его пополам между мужчинами. Они вежливо поблагодарили меня.

– Зачем к нам пожаловали? – задала я вопрос, мучавший весь юго-западный круг этой ночью.

– Встреча у нас тут должна была состояться, – отозвался контуженный, прихлёбывая чай из кружки. Второй полицейский зашикал на него, но он продолжил. – Пополз слушок, будто ваши умельцы изобрели чудодейственный прибор, с помощью которого можно управлять мутантами. Мы условились со связным о передаче чертежей и инструкции по изготовлению, но он так и не появился. Мы уже уходили, когда сработала тревога.

Да, незадача. Ситуация складывалась неоднозначная. А приборчик действительно существовал. Не так давно, как на прошлой неделе, я вместе с боевой подругой Алёнушкой испытывала его чудодейственные свойства на чудищах по другую сторону скал.

Мы тайно, под покровом ночи пересекли перевал, заночевав у дяди Сени, распили с гостеприимным хозяином бутыль самогона, чуть не провалив задание на утро. Профессор Степашкин Семён Семёнович был настоящим гением. Прибор и вправду оказался чудодейственным. Миновав пролесок, мы выбрались на каменистые пустоши и испробовали его на чудищах. Эффект был неожиданным для всех. Чудища позорно бежали от нас, издыхая на ходу, мы с Алёнушкой бежали в другую сторону, не в силах совладать с обрушившимся на нас ужасом. Но мутировавшие отделались достаточно легко, просто умерев. Нас с Алёнушкой ждала чудесная ночь, полная причудливых видений. Утром я не обнаружила рядом с собой боевую подругу. Два дня искала эту дуру в лесу и по каменистой пустоши. В конце концов, надо мной сжалился Рогатый, вдоволь насмеявшись, сказал, где её отыскать. Алёнушка нашлась на берегу обмелевшего ручья, вымазанная в пыли, без ботинок. До сих пор непонятно, где она их сняла, а главное, какого чёрта. Если бы мне снились кошмары, то, наверное, я бы в них видела карие остекленевшие глаза подруги. По возвращении пришлось объясняться с её мамой, которая меня чуть не задушила скакалкой, приперев к стене.

Как пояснил Степашкин, налегая телом на дверь, чтобы пресечь мои попытки ворваться с топориком внутрь лаборатории, у изобретения выявился побочный эффект и от него никто не застрахован, даже такой гений, как он. Спас профессора вездесущий Пухляш, зашедший попить чайку да поразмышлять о смысле жизни.

– Ехидна, – взывал он к моей человечности, отбирая у меня топорик. – У всех случаются проколы. И ты не без греха. Семён Семёныч принёс себя в жертву науке! Подумаешь чуток напартачил. Самое главное, что все живы и здоровы. Немедленно прекрати самосуд!

После того, как Пухляш умудрился отобрать у меня топорик, я сменила гнев на милость. Ну не голыми же руками мне убивать профессора. Степашкин без особой радости открыл дверь гостям, пропуская внутрь лаборатории. Ему пришлось поделиться с нами бутылкой коньяка, распитой тут же на мировую, после чего каждый разошёлся по своим делам.

– И кто же связной? – не надеясь на ответ, спросила я полицейских.

Они опустили глаза вниз. Мама в таких случаях говорила лишь одно неприличное слово. Да, незадача. Прости, мамочка, но я бы к нему добавила парочку других и неприличный жест.

– Ты нас выпустишь? – удручённо поинтересовался контуженный.

Можно подумать у меня был выбор. Закопай мы их по-тихому в саду, так сразу бы нагрянули другие. Нам только разборок с центральным кругом сейчас не хватало. С другой стороны, нашу общину ждала охота на ведьм. Кто-то из своих сдал нас чужакам. Хуже не придумаешь.

– Это вы в тоннеле баловались световой гранатой?

– Нет, – усмехнулся контуженный. – Мы шли по наземке. Связной сказал, что в подземельях сейчас не безопасно.

Я скривилась на его словах. Появилось желание неприлично выругаться, пришлось его подавить в себе усилием воли. Полицейские вытаращили на меня глаза. Наверное, волевое усилие перекосило моё лицо. Я ехидно улыбнулась. Когда найду гадину, продавшую нас чужакам, то даже Пухляш не сможет мне помешать.

– Ты нас выпустишь? – повторил вопрос контуженный, слегка дрогнувшим голосом, видать представивший по моей лучезарной улыбке, что я удумала их расчленить.

Я присмотрелась к полицейским. Контуженный был симпатичным высоким шатеном, чуть за тридцать. Под камуфляжной формой угадывались бугры мышц. Серо-зелёные глаза подкупали искренностью. А при улыбке на щеках появлялись ямочки. Второй полицейский был чуть ниже ростом своего напарника, более худощавый, светловолосый. Я бы добавила безликий. Черты его лица расплывались перед глазами.

– Наша встреча не случайна, – проникновенно заговорил контуженный, так и не получив ответ на свой вопрос. – Мы встретились глазами, и….

Я даже приоткрыла рот, заслушавшись:

– И?..

– И мы влюбились друг в друга с первого взгляда! – радостно воскликнул контуженный, порядком напугав напарника и меня.

– Ну, вот ещё, удумал чего! – опешила я от такого наглого заявления, хотя идея показалась мне привлекательной. Мама была бы на седьмом небе от счастья.

Контуженный засмеялся, наблюдая за нашей реакцией. Его заразительный смех перекинулся и на нас. Мы дружно смеялись, позабыв обо всём на свете.

Через час меня сменил Дениска, брат моей закадычной подруги Анюты. Я проводила полицейских до большой дороги, вырубленной в скалах. Над морем раскинулся рассвет, переливаясь алыми отсветами. Фонари, мигнув на прощание, погасли. Вслед за нами по улицам ползли тени. Контуженный, а в миру Максим, наклонился ко мне и заговорщицки прошептал: «Если передумаешь, то найди меня на Советской, дом 18, квартира 85.», не дав мне ответить, бодро зашагал по дороге к центральному кругу.

Стоило полицейским превратиться в точки на горизонте, как рядом со мной материализовался Пухляш. Солнце поднялось за нашими спинами, разогнав мрак. Город просыпался, в порту взвыли сирены, призывая к началу нового дня. Пухляш терпеливо ждал, этим он владел в совершенстве. Я не хотела его огорчать, но выбора не было ни у него, ни у меня. Затягивать с плохими новостями больше не стоило.

– Среди нас крыса, – как можно спокойнее известила я Главу. – Они знают про наши испытания отпугивателя.

Пухляш сжался в комок, воздух вокруг него завибрировал от негодования. Я продолжала смотреть вслед полицейским, пока точки не исчезли с горизонта. Пухляш оставил меня одну, бесшумно растворившись в подворотнях. Наша тихая мирная жизнь с редкими набегами чудищ резко оборвалась, оставив в воздухе звук порванной струны. Скоро к нам зачастят чужаки по поводу и без него, начнут разнюхивать наши маленькие секреты, вытаскивать наружу грязное бельё. Грядёт смута.

Пока я отсыпалась, после бурной ночной смены, Пухляш зря времени не терял. Жил в нём какой-то чёртик, толкавший его на приключения. Мама говорила, что это бесы. Щекотливые дела Глава предпочитал решать в одиночку.

Пухляш начал расследование со Степашкина. Никто в здравом смысле профессора не стал бы подозревать. Он постоянно что-то изобретал, мастерил, взрывал в своей лаборатории. Жена бросила его через год после замужества во времена старого мира, детей у них не было, о родителях история умалчивала. С внешним миром контакты Степашкина ограничивались посещением супермаркета один раз в месяц. Он и об апокалипсисе узнал, когда об этом прискорбном факте его просветил Пухляш. Семён Семёнович отбил четыре атаки чудищ от лаборатории, используя взрывоопасные вещества и непонятного назначения приборы. В общем, профессор жил только наукой и проявлял интерес лишь к полевым испытаниям, для чего обращался к Пухляшу. Часть изобретений мы пристроили на нужды юго-западного круга, поэтому община оберегала Степашкина, всячески содействуя его экспериментам.

Пухляш, посетив лабораторию, справился о здоровье профессора и, убедившись, что тот переживёт их всех, принялся методично обходить близлежащие дома и строения. Степашкин жил в портовой зоне под тенью скалы. Лаборатория задней стеной плотно примыкала к граниту, не имела выхода к подземным тоннелям, поскольку Степашкин грешил паранойей. Одна из стен была с окнами в пол из армированного стекла, для пущей надёжности зарешеченная стальными прутьями. Дверь, обитая железом, запиралась на хитроумный замок, код которого менялся каждую неделю, что нисколько не мешало мне, путём хаотичного нажатия на кнопки, вскрывать неприступную крепость, как консервную банку.

Пухляш, словно ищейка, обошёл лабораторию вдоль наружных стен, обнюхал каждый кустик, ощупал каждый камешек. Покопался в мусорных баках. Облазил сараи и неприглядные подворотни. Зашёл в каждый дом, ласково улыбаясь, выспросил всех да обо всём.

Пухляш искал. Пухляш нашёл.

Я увидела это во сне, увидела его глазами, почувствовала его сердцем. А потом мне привиделось дерево, растущее на самом краю обрыва, корнями вспарывающее скалу. Я улыбнулась темному силуэту, выходящему на свет.

Звонок в дверь выдернул меня из сладких грёз. Я даже и забыла, что он у меня вообще есть. Мой дом стоял на пустыре, практически замыкая юго-западный круг. Из окон виднелось море. Связь с остатками цивилизации я поддерживала через подземный тоннель. Маме не нравилась отдаленность моего жилища, но устав спорить, она махнула на меня рукой.

Накинув на себя зелёный махровый халат, я поплелась в коридор к наружной двери. В зеркале мелькнула сгорбленная фигура и нездоровый блеск чужих глаз. Я сделала шаг назад и остолбенела. Мои глаза полыхали чернотой. В дверь уже заколотили, а, возможно, и пнули пару раз ногой. Да кого это черти принесли на мою голову? Правая рука предательски задрожала. Не к добру, видать, гости ко мне пожаловали.

Я отступила вглубь дома. Паника схватила меня за горло, вызвав приступ астмы. Восстановив дыхание, я схватила трубку телефона и позвонила на дежурный пост.

– Аллё, дежурка, – ответил на вызов Дениска.

– Слушай, дорогой, проверь, пожалуйста, камеры на моей пустоши, – жалобно попросила я, сжавшись в комок.

– Тебе что, лень в окно выглянуть? – взъерепенился Дениска.

– Ну, вот еще чего, вставать с кровати и глазеть. Смотри быстрее, а то приду и надеру уши.

– Чисто.

– Около дома посмотрел?

– Чисто.

– Спасибо, – я положила трубку на рычаг.

В дверь настойчиво стучали. Я вернулась в спальню. Взяла с тумбочки таблетки и высыпала на ладонь две маленькие, продолговатые жёлтые пилюли. Глаза потухли, но стук в дверь не прекратился. Телефонный звонок заставил подскочить меня на кровати. Вот же кошмар какой! Я двумя прыжками добралась до телефона. Стук в дверь прекратился.

– Алло, – шёпотом сказала я, тяжело дыша в трубку.

– Ехидна, – заорал на другом конце провода Пухляш. – Я нашёл!

– Знаю, Виктор Степаныч.

– А что ты шепчешь? – удивился он, сменив тему разговора.

– За моей дверью кто-то стоит, – нехотя призналась я.

– Кто?

– Не знаю.

– Так, поди, и посмотри, – с нажимом посоветовал Пухляш, зная мою мнительность.

– Что самый умный, да? – съязвила я.

– Быстро подошла к двери, – не выдержал препирательств Пухляш. – Трубку только не клади, я подожду.

Собрав все свое мужество в кулак, я осторожно положила трубку на столик и на цыпочках подкралась к двери. Неожиданно резкий стук в нее заставил меня отпрянуть назад. Сжав кулачки, я все-таки выглянула в глазок. Мужчина среднего телосложения, с коротко остриженными волосами стоял ко мне спиной. Высоко поднятый воротник коричневой куртки защищал его шею от ветра. Я принюхалась к замочной скважине. Пахло свежим бризом. Я вновь заглянула в глазок. Мужчина закурил, продолжая стоять к двери спиной. Я втянула ноздрями воздух, ничего кроме солоноватого привкуса моря и обожжённых солнцем камней. Интересно, сколько мне ждать, пока подействуют таблетки?

Не выпуская из виду дверь, двигаясь задом наперёд, я вернулась в спальню.

– Виктор Степаныч?

– Да, да, слушаю, – ответил он мне.

– У меня, похоже, проблемы.

– Проблемы?! – взорвался Пухляш. – Это у меня (два непечатных слова) проблемы! Это я теперь не смогу спокойно спать по ночам!

– Вы хотите поговорить об этом?

– Нет, перехотел.

– Избавимся от крысы сразу или помучаемся?

– Помучаемся. Наш проект под угрозой. Всё отменяется. Я распорядился всем залечь на дно.

– Может мне стоит навестить сестру? – решила я воспользоваться ситуацией себе на благо.

– Только по-быстрому туда и обратно, – согласился со мной Пухляш. – Ты мне еще понадобишься, когда начнётся заварушка.

– Хорошо, – на том мы и закончили.

Я положила трубку. Стук в дверь прекратился. Я легла на кровать, с головой накрывшись одеялом, мелко дрожа от пережитого ужаса. Мама не раз предупреждала меня, чтобы от всего держалась подальше, но разве в наше время кто-то прислушивается к советам родителей!? Теперь поздно кусать локти. Я увязла по уши.

До того, как мир окончательно сошел с ума, мне хотелось стать художником. Я больше всего любила рисовать море. Мои рисунки завораживали. Казалось, что если присмотреться, то можно услышать шум волн. Я мечтала о своей студии, выставках и громкой славе. Мы с сестрой уехали учиться в столицу. Я была влюблена в молодого поэта, с которым гуляла ночи напролёт. Прекрасное время, пронизанное тёплыми солнечными лучами и счастьем.

Осенью, когда мир рухнул, я навещала маму. Мы с ней долго прощались на вокзале и плакали, обнявшись, словно в последний раз виделись. Я села в поезд, пообещав вернуться. Наш состав застрял на крохотной станции, и бездна разверзлась. Паника, крики людей, чудища, набрасывающиеся на них, выстрелы, а потом неестественная тишина. Мне пришлось сделать нелёгкий выбор: либо мама, либо сестра. Я сидела на опустевшем перроне и горько плакала, размазывая слёзы по лицу окровавленными руками. На коленях лежал пожарный топорик. Выбор стал тяжёлым бременем для меня. Я решила, что сестра сможет совсем справиться и в одиночку, а маму постоянно на рынке торговки обманывали. Выплакавшись, добила последнего мутировавшего на станции и пошла домой. Часть пути до родного города пришлось проделать пешком, потом меня подобрали добрые люди с бандитскими рожами. Мобильная связь умерла вместе с прежним миром. Моё сердце съедала тревога. Я боялась опоздать.

Боялась опоздать, но успела в самый последний момент. Чудища атаковали город посреди бела дня. Когти, острые зубы, рога. Я прокладывала путь домой красным пожарным топориком, с которым успела свыкнуться и натереть мозоли на ладонях. В тот день мне пришлось забыть о ранимой душе, астме и прочих глупостях. Ужас отступил, оставив место тупому безразличию. Единственное, что имело смысл – добраться до дома.

Мама успела спрятаться в подвале. От соседей остались огрызки рук да ног. Я влетела в дом, кроша всех на своем пути. В суматохе не смогла ее нигде найти. У меня опустились руки. Я познала всю горечь отчаяния и безысходности. А потом мама выбралась наружу и увидела меня, с затупившимся топором и головой чудища в руке. Она обняла меня и заплакала. А плакать ей пришлось за нас двоих. Через минуту к нам пробился с улицы Петро. Он помог выбраться из дома и на тракторе отвез нас в порт, где укрылись другие уцелевшие.

Бойня длилась целую неделю. Я перестала различать день и ночь. Но чем больше людей собиралось вместе, тем сильнее нам хотелось жить. Петро совершил несколько вылазок в город, привозя на тракторе выживших. К тому времени Пухляш организовал в доках лагерь для пострадавших. Я боялась оставлять маму одну, но она, неожиданно для нас обоих, отпустила меня на битву.

Пухляш скептически осмотрел меня с головы до ног, поцокал языком, мол, не вышла ни ростом, ни силушкой, повертел в руках топорик и махнул рукой, что с дуры взять.

– Пойдёшь во второе звено, – подвел он итог осмотра. – Там много молодёжи. Вместе не так страшно будет.

– В одиночный рейд, – упрямо сказала я ему.

Пухляш криво усмехнулся.

– Дура, пропадешь.

– Это мы еще поглядим, кто первый из нас в ящик сыграет.

– Наведайся к Степашкину, – дал он мне задание, втайне надеясь, что выбрал самое безопасное. – Знаешь, где он живет?

– Знаю, – ехидно ответила я.

С легкой руки Пухляша ко мне намертво приклеилось имя Ехидна. Маме оно особенно понравилось.

Когда совсем стемнело, я поднялась с кровати, отлежав все бока. Сборы дорожного рюкзака заняли от силы пятнадцать минут. Перед отъездом я наведалась к маме. Она напекла мне в дорогу пирожков с капустой и картошкой, собрала гостинец для сестры, нацарапав на клочке бумаги письмецо с наставлениями. Я обняла её, сдерживая слёзы. Мама, всхлипывая, быстро отвернулась от меня. У порога меня проводил Петро, сухо пожав на прощание руку. После зачистки юго-западного круга от чудищ они с мамой стали жить вместе. Он сунул мне в рюкзак гранату и выпроводил за дверь, пожелав удачи.

Я больше не боялась оставлять маму одну. Теперь о ней было кому позаботиться.

Я поднялась по вырубленным в скале ступенькам к дереву, одиноко растущему на самом краю обрыва. В спину дул ветер, норовя сбросить в пропасть. Дерево я нашла совершенно случайно, когда патрулировали скалы от набегов чудищ, и влюбилась в него с первого взгляда. Одна его часть иссохла и почернела, а другая продолжала жить. Две разные части переплелись друг с другом в змеином клубке, как единое целое. Мне чудилось, что мёртвая часть дерева похожа на женщину, заламывающую в приступе горя руки к небу. Живая половинка являлась олицетворением юноши, жаждущего жизни в любом ее проявлении.

Я приходила к дереву, садилась на краю обрыва, свесив ноги вниз, и часами смотрела на море. В такие моменты мерещилось, что апокалипсис лишь дурной сон, что в мире существует любовь, что можно надеяться на лучшее. Вскоре мое уединение было раскрыто Рогатым.

Во мраке дерево выглядело зловеще. Я спряталась в его корнях от пронизывающего холодного ветра. Мне сны не слились по ночам. Я видела их наяву. Они не поддавались контролю, внезапно накатывая волной, сбивая с ног. Рогатый наловчился связываться со мной через видения, выбирая местом встречи дерево у обрыва.

Тьма сгустилась, обволакивая массивную фигуру, будто плащ. В звёздном свете полумесяцами очертились полукружья рогов. Чудище бесшумно скользило в ночи. Он чувствовал мой запах.

– Пришла, – хрипловато пробасил Рогатый, растягивая рот в хищной улыбке.

Два ряда ровных белоснежных зубов вызывали у меня приступы зависти. Он был безупречно красив – ровный открытый лоб, высокие скулы, идеально прямой нос, чуть пухлые губы, высокого роста с косой саженью в плечах. Лишь рога портили все впечатление.

– Соскучился? – отозвалась я из-под дерева.

– Да, – Рогатый не стеснялся показывать свои чувства, порой ставя меня в тупик. – Ворона на хвосте принесла, что у вас были гости.

– Были, – не стала я отпираться.

– Главный ваш с утра вынюхивал.

– Вынюхивал, – согласилась я.

– Нашёл, что искал? – заговорщицки спросил Рогатый, прекрасно зная ответ и без меня, но явно пытаясь что-то выгадать. Чудище, одним словом.

– Нашёл, – подтвердила я. – И складик твой с левым товаром тоже нашёл.

– Долю хочет, да?

– А то, как же!

– Зачем ему золотишко, если скоро грызня между людьми начнётся? – не сдавался Рогатый.

– Всё-то ты знаешь. Всюду-то у тебя соглядатаи, – чудище довольно улыбнулось. – Да только золото никогда лишним не бывает.

– Уговорила, – сдался Рогатый. – Будет вам золотишко с моего складика.

А кому сейчас жить легко? На проверку не все чудища злобными оказались. Уродливые, страшные, конечно ничего не скажешь, но разумные твари. Кушать всем хочется. На юго-западных идейных собралось не так уж и много, в основном дельцы да ремесленники всех мастей. Пухляш не стал препятствовать развитию дружеских отношений с чудищами, а обложил сие непотребство мздой. Казна не скудела, кое-где и ему лично перепадало. Мы не афишировали такого рода деятельность. Мама говорила, что, чем меньше знаешь, тем лучше спишь. Потому мы и не пускали чужаков на свой круг.

– Мне в столицу надобно попасть, – обратилась я к Рогатому, когда мы утрясли размер процентов со складика.

– По общественному поручению? – промурлыкал он, давая понять, что я продешевила.