Читать книгу ПростиТурция, или Восток – дело темное - Ирина Пушкарева - Страница 10

Глава 10

Оглавление

– Ксюх. Я, по-моему, влюбилась. Представляешь себе этот бред? Он такой лапочка! – Элка позвонила подружке сразу же, как только влетела домой. Ее просто распирало от эмоций! – Слушай, мне так хорошо с ним было!

– Это хорошо, что ты про бред понимаешь. Небось очередной оборванец, охотящийся за твоими бабками под легендой хорошего парня? Который он у нас по счету-то за последние пару месяцев?

Элка тяжко вздохнула. Блин, вот права же Оксанка! Первое, о чем должна была подумать Ёлка, так это об опасности нарваться на очередного проходимца. Они ж ведь, эти типы сомнительной наружности, регулярно раз в неделю в ее, Ёлкиной, жизни появляются.

В первый раз, нарвавшись на охотников за баблосом, Элка расстроилась ужасно. Ведь какой же милый был молодой человек – умница, образованный и до кучи красавчик откровенный!

Он с Элкой «случайно» на гламурной вечеринке столкнулся. Глазами ее неземной красоты заинтересовался. И видом, неприлично для такой вечеринки скромным. Вот прям так подошел, в глаза ей заглянул, от любви неземной покачался и предложил руку и сердце.

А сам мускулами под смокингом поигрывает и зубы красивые, но ненатуральные скалит. И хаер весь, как у Николая Баскова, золотистой волной переливается. Красотища, одним словом. Прям неземная!

Элка в тот раз в объятия прекрасного принца незамедлительно падать не стала, решила присмотреться к жениху расчудесному. Присмотрелась минут пятнадцать и заприметила, что принц очень ловко промеж незамужних обеспеченных барышень шныряет и едва ли не каждой в вечной любви признается. Две из шести (что постарше) в замужестве отказали, но за ночь любви обещали приплатить, а одна (что помоложе, но пострашнее) о супружестве подумать обещала и с папой захотела посоветоваться.

При слове «папа» принц сделал лицо приличное и согласился идти с будущим родственником знакомиться, но и про любовь за корысть не забыл – как бы незаметно продолжил с потенциальными спонсоршами перемигиваться.

В тот вечер алчный принц уехал на красном Porsche 911 GT2 Bi-Turbo с переподтянутой мадам «да, я уже не так свежа, как десять лет назад, но у меня есть охрененно много бабок», любить за деньги хозяйку машины. А Элка в первый раз поразилась: на что, оказывается, некоторые мужчины за подарки и финансовую поддержку готовы!

Кстати, она потом довольно близко познакомилась с тем своим первым жиголо – они в солярии столкнулись. Парень оказался в принципе очень неглупым и даже где-то милым, но очень уж на деньгах повернутым.

Они потом не раз пивали кислородные коктейли опосля всяких там СПА-процедур в дорогущих салонах (парень по этим салонам значительно регулярней Элки ходил – форму поддерживал), болтали о моде и сплетничали о «новых тенденциях нынешнего сезона» и «ну Люська и дура!», но интимно-близких отношений у них, естественно, не получилось. Они скорее подружками стали. Паша (так звали этого продажного потаскуна) Элку, что называется, в «люди вывел», особенности существования богатых людей объяснил и посвятил во все подробности бомондовой московской жизни: кто-куда-кого-за-сколько и прочие мелочи.

Поняв, что с этой птичкой (с Ёлкой то есть) ему ловить нечего, Паша раскрыл девушке по дружбе все тонкости съема богатых невест, чтобы она на эти фокусы не велась. Всех своих потенциальных соперников обозначил, чтоб Элка в их корыстные лапы не попала. И вообще – чтобы, дремучая, в светских нравах и обычаях стала хоть чуть-чуть разбираться, а то «Ведешь себя как дура деревенская, ничего о жизни не знаешь!».

Элка к советам прислушивалась, периодически подсовывала Паше приглашалки на закрытые вечеринки и даже пару раз пользовала парня в качестве «блин, давай я как бы с тобой сюда пришла, а то проходу просто не дают!». Юноше такая дружба нравилась, и с Элки за услуги эскорта он брал подешевле, чем с остальных барышень.

Потом, конечно, были еще охотники за деньгами, и немало, но, в том числе благодаря Пашиным политинформациям, Ёлка внимания на них уже не обращала и отшивать научилась быстро и необидно. Она даже смогла привыкнуть к существованию в природе продажных мужчин.

А вот про Валерия ничего такого она почему-то не подумала. То ли на малой родине почувствовала себя в безопасности, то ли не похож он был на профессионального жиголо. Мда, расслабилась наша девушка и частично утратила бдительность. И даже почти влюбилась! Обидно будет, если этот милый тренер окажется огрызком богемной жизни.

– Да не, Ксюш, не похож он на такого… – Элка даже приуныла от мысли про потенциальную продажность кавалера. – Он такой замечательный!

– Значит, профессионал, раз даже в твою циничную душу смог влезть. Теперь ты понимаешь, почему у меня с мужиками ничего серьезного не получается? Я-то с шестнадцати лет к таким типам привыкла, а тебе, считай, с нуля все изучать приходится! Осторожней надо быть в вопросах вечной любви, подруженька!

Элка от этих ее слов совсем расстроилась. Блин, но ведь права Оксанка! У Элки год уже как никаких «сурьезных» отношений не было, потому как в мире богатых, оказывается, искренние чувства – вещь почти инопланетная.

– Слышь, а чего ты паришься? – это Ксюха так подбодрить подружку попыталась. – Твои же архаровцы наверняка уже пробили чувачка-то? Вот пущай тебе теперь доложат, с кем ты там сегодня по парку разгуливала.

А ведь действительно, чего это она подтупливает?

– Вот пойду сейчас и спрошу. Не, сначала тебя спрошу: ты завтра со мной летишь? Или у тебя на родине дела срочные образовались и ты в Москву ехать передумала?

– Образовались и передумала. Папа попросил остаться. Так что лети одна, я к тебе через пару недель нагряну. Опять же смена коллекций как раз к тому времени предвидится – вот мы с тобой и поразвлечемся. Ты не обижаешься?

– А чего мне обижаться? Ежели Борис Семеныч велел сидеть дома, то будь любезна папеньку слушаться, а во-вторых, когда захочешь, тогда и прилетишь. Кстати, моим любимым твоим родственникам привет большой передавай! Я ж, как поросенок, в этот раз даже не заскочила к вам ни разу. Все как-то не до гостей было.

– Ага, ты ж по свиданиям ходила! Тебе ж не до нас было! – заржала в телефоне подружка и быстренько повесила трубку, чтобы на Элкин праведный гнев не нарваться.

Ну ничего, они еще завтра перед отлетом поговорят – всяко ж созвонятся чтобы «пока-пока» друг дружке сказать. А пока займемся сбором разведданных. Зря, что ли, Женя с Сашей зарплату получают?


– А потом во все это счастье твои бабушка с дедушкой, царство им обоим небесное, вмешались. И сломали они все к чертовой матери.

Тут Элка опять себе позволила министерский рассказ перебить:

– Зря вы, гражданин, на моих родственников наговариваете. Ничего они вам испортить не могли, потому как померли куда как задолго до моего рождения. Мама моя сиротой была, детдомовской. Ее родители погибли, когда маме три года было. Так что, будьте любезны, прах моих пращуров наветами не оскорбляйте!

Министр вздохнул, откинулся на спинку дивана и ухмыльнулся:

– Видишь ли, у детей обычно по две пары дедушков-бабушков бывает. С маминой и папиной стороны по комплекту. Это мои оба постарались. От души.

Они, когда узнали, что я, перспективный профессорско-правительственный сынок, в сироту свердловскую без роду без племени влюбился, чуть с ума не посходили. Мама рыдала трое суток, не прекращая, папенька горстями ел валерьянку и вызывал врача из кремлевской больницы каждый день в определенное время – когда я в институт уходил. Чтоб, значит, покидая по утрам родительский дом, я был в курсе, что папа при смерти. По моей вине, естественно!

Я ж, сволочь такая, внимания на все эти представления не обращал. Я к ним с детства привык… И продолжал каждый день до поздней ночи с Маринкой гулять. Как только у нее лекции заканчивались, я забирал ее из института и мы все время вместе проводили. Я больше никогда в жизни так счастлив не был, как тогда. Правда…

И тут министра снова перебили – дверь библиотеки с жутким грохотом распахнулась, и в царство интеллекта и познаний влетела премиленькая жгучая брюнетка в вечернем платье и на каблуках:

– Папуль, Патрик сказал, что готов подавать обед!

Элка уставилась на брюнетку и присвистнула:

– Ого! Дочь? – это она у министра спросила.

– Анжела. Жена, – это министр Ёлке ответил. И уже в сторону брюнетки громким почти ором: – Я тебя сколько раз просил не вламываться ко мне, когда я занят? Освобожусь, будут накрывать! Вышла вон отсюда немедленно!

Элка на месте жены, наверное, за такую манеру общения не поленилась бы за сковородкой на кухню сгонять и этой сковородкой объяснить, как с девушками надо обращаться. Жена же за секунду успела Элку взглядом отсканировать, хмыкнуть недовольно и испарилась тут же безмолвно. Только большие дубовые двери за собой не закрыла.

– Анжела! – рявкнул министр.

Двери тут же закрылись.

– Анжела! – опять проорал министр. Двери закрылись плотно – исчезла малюсенькая щелочка.

– Когда двери закрыты, вообще ничего не слышно, как ни подслушивай. Я ее иногда за эти фокусы убить готов! Так вот, возвращаясь к родственникам…

Вот, блин, смотришь на него, бедолагу со счастливым детством, и прям сердце кровью обливается – как настрадался-то он, несчастненький! Всю жисть ему родственники своей заботой испоганили! Вона вздыхает как! Элке как-то вдруг нестерпимо захотелось пнуть этого козла со всей дури, чтобы у него действительный повод страдать появился! Это ж надо, несчастненький какой дядечка – ни одной проблемы в жизни не знал, все ему всегда на блюдечке приносили, вот какие родители негодяи-то, а! Сидит тут, распереживался!

Наверное, все эти мысли о вселенской несправедливости на Ёлкином лице очень уж явно читались, потому как министр вдруг стушевался и опустил взгляд в сияющий паркет:

– Ты меня тоже пойми. Я действительно привык к такой жизни – когда все у тебя есть и ни о чем думать не надо. И мне действительно до сих пор эту жизнь сравнить не с чем. Так что не делай, пожалуйста, таких лиц и постарайся меня дослушать. Пожалуйста. Мне и так обо всем этом говорить тяжело.

– Продолжайте! – благосклонно разрешила Ёлка. Хотя, честно говоря, этот странный человек и весь устраиваемый им фарс ее уже порядком подзадрали.

Ну ладно, ну был он с мамой в молодости знаком, так чего из этого? И при чем тут его родители и Элкины бабушки-дедушки?

Не, ну что там врать-то, в голове уже понятно все было, к чему весь этот разговор ведется, но сама только мысль о дальнейшем развитии сюжета в исполнении министра была настолько дикой, что Элка ее прочь из головы гнала и убеждала себя, что все это фигня полнейшая и быть этого не может. Бредит дяденька, бывает. У них, у ответственных чиновников, работа умственная, тяжелая, у них переутомления бывают. Вот, похоже, Ёлка как раз на такой перегруз мозга и попала. Надо посидеть немножко с умным видом, послушать невменяемого чела из телевизора, а потом смыться отсюда по-тихому.

Хотя нет. Сначала пообедать, а потом уже смываться. Должен же хоть какой-то гешефт со всей этой идиотской истории получиться – так хоть пообедаем в приличном доме на халяву.

Министр же продолжал повествовать о нечеловеческих страданиях и любви безграничной:

– А потом Маринка пропала. Она к тому времени только-только защитила диплом и, соответственно, из институтской общаги вынуждена была съехать. Я снял для нее квартиру. Небольшую недорогую квартирку на окраине Москвы – о том, чтобы переехать жить к моим родителям, и речи быть не могло, на свою жилплощадь я еще тогда не заработал. Вот мы с ней и договорились – я снимаю квартиру, где она будет жить, а я постепенно подготавливаю родителей к тому, что ухожу из родового гнезда к любимой женщине. Подготовил…

Одним непрекрасным днем я приехал в нашу с ней берложку – это Маринка так снятое жилье называла – и не застал там никого. И ничего. Ни Мариши, ни ее вещей – ничегошеньки не было. И ни малейшего намека, где и как ее искать! Она не оставила даже записки, почему и куда уехала! Я два дня в этой квартире один просидел – не знаю, чего ждал. Никуда не выходил, ничего не ел. Просто сидел и чего-то ждал.

Понятно, что раз Марина решила уйти, то обратно она точно не вернется. И позвонить она не могла – телефона в этой квартире не было. А мобильники в то время еще не изобрели. То есть я действительно никак не мог найти мою девочку. Никак!

По возвращении домой к родителям я попытался поговорить с отцом. У него были связи везде, где только можно, и я хотел попросить его поднять на уши всемогущее КГБ – должна же она быть где-то прописана, где-то работать. То есть при желании и содействии нужных людей у меня был шанс отыскать мою Маришку. Зачем? Да хотя бы затем, чтобы попрощаться по-человечески. Ну нельзя же вот так пропадать!

Я, грешным делом, сначала думал, что она мне замену нашла, ушла к другому. Но после разговора с отцом мне просто стало плохо. Оказалось, что мои замечательные родители встретились с Мариной. Поговорили с ней по душам. Сказали, что связь с ней портит мне карьеру. Что из-за нее я никогда ничего не достигну – мол, в наших кругах не любят, когда мальчик из хорошей семьи связывается со всяким отребьем. А еще они предложили ей денег. Кстати, приличную по тем временам сумму! И только после того, как разговор зашел о деньгах, моя невеста согласилась оставить меня в покое. Получив требуемую сумму, собрала вещи и уехала из Москвы. Вот так меня предала женщина, которую я любил.

Как мне потом объяснила мать, вся эта канитель была затеяна только для того, чтобы вытащить из моей семьи деньги. Кстати, я потом такие истории не раз от людей нашего круга слышал – когда безродная девица из провинции охмуряла сынка небедных родителей и оставляла его в покое только за кругленькую сумму…

– А теперь вы, дяденька, идете на хер. – Элка встала с манерного, «под старину», диванчика и, холодно улыбаясь, указала примерное направление этого самого «на хер» – куда-то в сторону окна.

Эпическое творение – дедушка Ленин у райсовета посылает министра на хер. И руку так это вперед, мол, туда вам, товарищ! А сама развернулась и пошла к выходу. Жаль, конечно, что обед в приличном доме обломился, да и как выбираться из этого «прекрасного далёка», Элка не знала, но валить отсюда пора было однозначно. Потому как если она еще хоть одно неуважительное слово про свою маму услышит, то случится ба-альшой политический скандал – она этому старому козлу морду набьет. А у нас в стране обычно как бывает: выстрелит какой-нибудь хулиган из рогатки по министру энергетики или кто в морду третьему человеку в стране сунет – сразу же скандал. Пресса, милиция и все такое. Помогите, покушение! Кровавые сопли по рыжей морде размазаны!

А у нас на сегодня в планах милиция не записана. У нас сегодня по плану найти какой-нибудь ларек с хот-догами и перекусить. Ну и домой в Свердловск за две тыщи километров от этого проклятого места. Вот и все наши планы на сегодня.

– Элла, подожди, пожалуйста! Да, я знаю, что все это неправда! Элла, твою мать-то! Стой!

– Это твою мать, понял, клоун старый! – Как-то до этого случая у Элки ни разу не было возможности поорать на хоть какого-нибудь завалящего министра, а тут такой шанс выпал! – Это твою гребаную мать! Это у тебя родители уроды, понял? Запомни раз и навсегда: никто нам никогда с мамой не нужен был! Ты мне тут чего хотел рассказать? Что моя мама на деньги твои вонючие позарилась? Да ее наверняка просто тошнить от тебя, козла, стало, вот она и сбежала! Ублюдок! Или нет, знаешь что, давай так договоримся! Сколько, говоришь, твоя мерзкая семейка ей заплатила? Я тебе все отдам – по курсу, в пересчете на сегодняшние деньги! И чтобы ты заткнулся раз и навсегда! Сука!!!

Хрупкая провинциальная девушка Ёлка стояла у высоких дубовых дверей средневековой библиотеки и страшно орала на министра Российской Федерации. И ей было глубоко фиолетово, кто он и кто она, – просто никогда ни одна скотина не смела открывать свой поганый рот на нее и на ее маму.

Дверь библиотеки распахнулась, и на пороге возникла жена АнДжела, весь внешний вид которой изображал из себя переживание и любопытство.

– Дорогой! В чем дело? Я услышала крики! – Брюнетка была похожа на крысу, спершую полкило «Дор-Блю». Типа попёрло, я в теме!

– Пошла отсюда! – хором проорали министр и Ёлка.

Брюнетку сдуло. Щель в прикрытой двери осталась.

– АнДжела у тебя, ёпт, не продажная! Дождался женщину своей мечты? Херачь к ней! – орала Ёлка.

– Это как надо было ушами прижиматься, чтобы из-за этих дверей хоть что-то услышать? Анжела, пошла вон, я сказал!!! – орал министр.

– Ты меня совсем не любишь! – театрально громко разрыдалась в щели Анжела и зацокали каблучки. Обиженная брюнетка убежала.

– Анжела, дверь закрой плотно! – хором заорали в сторону дверей министр и Ёлка – Быстро!

Кстати, от души так захлопнула. С грохотом. Этот-то грохот и отрезвил орущую друг на друга парочку. Как водой ледяной обоих окатило.

– Слушай, ну ты же сам понимаешь, что все это бред голимый. Никогда бы моя мама на деньги любимого человека не променяла, – совершенно спокойно, без эмоций «тыкнула» министру Ёлка.

– Сейчас понимаю. А тогда чуть не сдох от горя. Я ж действительно думал, что она меня продала, – так же спокойно ответил министр. И, видя, что Элка опять начинает заводиться, быстренько добавил: – Ты меня тоже пойми! Я был совсем молодой, естественно, маму с папой слушал, я же даже предположить не мог, что они мне врут! Пойми меня, пожалуйста!

А вот хрен его знает этого типа. Может, и прав. Вон, Элка когда с мужем разводилась, она же маму слушала, а не бывшего своего супруга. Другое дело, что мама, как всегда, права оказалась. Но ведь у кого-то могло быть и по-другому?

– А сейчас-то тебе чего от меня надо? Мама недавно умерла, ты, я так понимаю, в курсе. Так что делить вам с ней больше нечего. Я в этих ваших амурных делах ни при чем. Меня-то зачем было сюда вытаскивать? Тем более со всем этим дешевым антуражем?

– Я знаю, что Марина умерла. Я недавно письмо получил. Понятия не имею, как оно ко мне через всех секретарей попало, обычно такое отсеивается еще на уровне почтальона. Но это дошло. Даже не письмо, так, записулька. От бывшей соседки твоей мамы по комнате в общежитии. Они из одного детского дома, с Маринкой вместе из Свердловска приехали поступать, в одной группе учились и жили в Москве тоже вместе.

– Тетя Света? – У мамы была только одна подружка, с которой они с самого детства вместе были.

– Да, Светлана. Она написала, что Маринка умерла. И что у нее дочь осталась. И что дочь эту она из Москвы привезла. Что Маринка беременная была, когда из столицы сбежала. Если ей верить, то твоя мама о своем интересном положении только на четвертом месяце догадалась. Аборт делать было поздно, и ей пришлось рожать. И девочка эта, ну, дочь Маринкина, после смерти матери осталась круглой сиротой без копейки за душой.

– И че? Мало ли с кем она после тебя замутить успела? – Элке уже совсем было понятно, чем весь этот разговор закончится, но вот сознание почему-то, упорно искало отмазки.

– Да не было у нее никого. И по сроку все сходится. Ты ж понимаешь, что я все тысячу раз проверил. И что даже кровь твою, из поликлиники вашей районной добытую, на генетический анализ отвезли и с моей сравнили. Понятно же, что я бы тебя просто так не стал дергать и сюда ко мне тащить.

– И чего? – поинтересовалась Ёлка обреченно.

– Чего-чего… Элла Александровна, ты моя дочь! – так же обреченно пожал плечами министр.

– Люк, я твой отец… – отстраненно пробубнила себе под нос Ёлка. Все, главные слова сказаны, назад дороги нет. – И что?

– Да кто ж его знает, «что»… Пойдем пообедаем что ли. А там разберемся как-нибудь.

Вот такие у нас министры – случись что, они сразу пожрать бегут, а потом уже в делах разбираются…

ПростиТурция, или Восток – дело темное

Подняться наверх