Читать книгу Свет во тьме - Ирина Ролич - Страница 3

Папа Римский, Иннокентий III, устало сидел за письменным столом и знакомился с бумагами, присланными накануне, когда в дверь осторожно постучали:

– Ваше Высокопреосвященство, некий монах Доминик просит вашей аудиенции, он ждет уже несколько часов, – осторожно напомнил камерарий.

– Ах да, монах Доминик… Я надеюсь, у него ко мне действительно важное дело. Ты же знаешь, как я не люблю, когда меня беспокоят по пустякам.

– Монах Доминик только что из Лангедока, вопрос касаемо еретиков…

– Зови, – сразу ответил папа Иннокентий III, убирая бумаги и письма со стола.

Тема еретиков давно не давала покоя Папе Римскому. Еще несколько лет назад, когда Иннокентий III только был избран Папой, еретики не представляли из себя большой угрозы. Катары, как в дальнейшем их стали называть в народе, были весьма уважаемы всеми слоями общества. Они вели праведный образ жизни, проповедовали свое учение, перемещаясь от города к городу. Многие оседали в городах, продавали все свое имущество, а на вырученные деньги строили школы, приюты для бездомных, лечили людей, обучали грамоте бедных. В городах проводились даже открытые дискуссии и ассамблеи, где в дебатах участвовали как епископы Католической церкви, так и представители катар. Но со временем эта «ересь» стала распространяться и среди знатных, образованных людей, в то время как авторитет Католической церкви стал резко падать. Церковники погрязли в грехах, проповедуя свои учения, сами не следовали им. И вот теперь один из богатейших краев – Лангедок – мог выйти из-под контроля Римской католической церкви. Некоторые сеньоры уже отказывались платить церковную десятину, а этого допустить было никак нельзя.

В кабинет Римского Папы вело две двери. Одна из них была предназначена для важных особ, другая – для незваных или не желанных посетителей. Свод арки над этой дверью был спроектирован и построен под таким уклоном, что каждый входивший сюда заходил в полный рост, а выходил из арки и представал перед взорами Святейшего Папы не иначе, как согнувшись в вынужденном поклоне и склонив свою голову. Это невольное преклонение давало Иннокентию III некоторое преимущество в начале разговора, когда требовалось охладить пыл некоторых горячих и несговорчивых посетителей.

Монах Доминик, преклонившись под сводами арки, вошел в комнату. Он был высок, поэтому наклониться ему пришлось изрядно, отчего его поклон выглядел особенно впечатляющим. Во взгляде его болезненных черных глаз читалось особое религиозное рвение и готовность к беспрекословному подчинению, так свойственного всем фанатикам. Монах Доминик, испанец по происхождению, получивший образование в духовной семинарии в Валенсии, был мрачным фанатиком, пламенным и энергичным. Его переполняло жестокое религиозное рвение, беспощадная злоба ко всему, что враждебно церкви. Страстный формалист-церковник, он глубоко ненавидел любое проявление ума или характера, нарушавшее традиционные учения. Доминик был готов истреблять врагов церкви не только словом, но и огнем и мечом, были бы даны на это высочайшие полномочия.

– О, Ваше Высокопреосвященство! Благодарю, что уделили мне немного своего драгоценного времени, – сказал монах, припадая к руке Папы.

– Садитесь, сын мой, – сказал Иннокентий III, указывая рукой на стул, предназначенный для незваных посетителей. Стул был жесткий, с неудобной спинкой, поэтому, предлагая его, Папа Римский рассчитывал, что разговор не займет много времени. Для более важных персон, приходивших в этот кабинет, у Папы имелось весьма просторное и удобное кресло. Но монах послушно сел на указанный ему стул.

– Что привело вас ко мне?

– Ваше Высокопреосвященство, меня привело к вам исключительно радение за нашу Святую церковь. Я только вчера вернулся из земель Окситании, где мы с моими братьями-монахами пытались вразумить народ и наставить на путь истинный. Ересь там приобрела немыслимые масштабы. Мы ходили и слушали проповеди этих «добрых людей», как называют в народе катар, чтобы понять, чем они привлекают к себе.

– Ну так расскажите мне об этих еретиках! Что они такое? – произнес Папа, удобно устраиваясь в кресле.

– Прошу простить меня, Ваше Высокопреосвященство, если слова мои оскорбят Ваш слух, но я только передаю то, что услышал.

Иннокентий III согласно кивнул.

– Они утверждают, что являются носителями истинного учения, данного Иисусом Христом, не искаженного последующими домыслами и выдуманными ритуалами. Они не поклоняются иконам и статуям, а тем более кресту, поскольку считают его орудием пытки Спасителя. Катары не имеют своих храмов, а проповеди свои читают под открытым небом и не на латыни, а на своем же провансальском наречии. Старый Завет они не признают, почитают лишь Евангелие от Иоанна. Более того, они утверждают, что не просто верят в Бога, но знают его, поскольку могут лично напрямую общаться с ним, входя в определенное состояние. Поэтому им не нужны посредники в виде епископов и священников.

В глазах Папы Иннокентия III мелькнул злобный огонек.

– А что же мы – Католическая церковь – в их понимании? – сощурив глаза, спросил он.

– Католическую церковь, церковь Рима, они называют синагогой Антихриста, – монах поспешно перекрестился при упоминании имени Дьявола, – которая свернула с истинного пути, простите меня, Ваше Святейшество. Они говорят, что папство стремится к богатству и политической власти, а это является доказательством приверженности нашей церкви к князю мира сего, Сатане. Мне пришлось быть свидетелем дискуссии, состоявшейся в Памье, между цистерианскими легатами Вашего Высокопреосвященства и духовными лидерами катар. Нужно сказать, что пылкая речь этих еретиков и приводимые аргументы многих на том диспуте сподвигнули принять сторону катар. К тому же легаты приехали на диспут в великолепных экипажах, роскошных, расшитых золотом одеждах, в то время как катарские лидеры были в простых скромных туниках. Народ освистал легатов, а за спиной их говорили, что эти слуги Господа приехали в своих золоченых каретах защищать своего Бога, в то время как Иисус Христос ступал по дорогам Галлии босыми ногами.

Папа Иннокентий III глубоко задумался. Будучи здравомыслящим человеком и умеющим слушать разумные доводы, он был намерен отозвать своих миссионеров-эпикурейцев, любителей роскоши и великолепных экипажей, поскольку с миссией своей они не справились.

– Насколько уже распространилась эта ересь? – спросил Папа Римский.

– Полагаю, Ваше Святейшество, что эта ересь охватила уже многие христианские семьи. Почти в каждом доме есть если не сам представитель катар, принявший их веру, то хотя бы сочувствующий им или последователь. Боюсь, Ваше Высокопреосвященство, что эту ересь просто словом уже не искоренить, настолько глубоко она проросла в Окситании.

– Эти катары хуже сарацин! Ну не устраивать же мне Крестовый поход против них! Впрочем… – призадумался Папа Иннокентий III. – А что же граф Раймунд Тулузский, никак не может искоренить в своих землях эту ересь?

– Граф Тулузский и сам замечен в симпатиях к этой вере, так же, как многие его вассалы.

– Что-то в этом духе я и предполагал… Ну что ж, придется напомнить графу о его священном долге!

– Ваше Святейшество, граф Тулузский – полновластный хозяин в своих владениях, и ему могут не понравиться требования, которые будут предъявлены ему.

– Полновластный хозяин в любых владениях только Господь Бог! А Мы являемся его наместником на Земле. Поэтому я дам самые широкие полномочия, вплоть до отлучения графа от церкви. Я предам его анафеме! Перед этим никто не устоит! Или вы так не считаете, сын мой?

Монах немного помолчал.

– С Вашего разрешения, Ваше Высокопреосвященство, могу я высказать одну мысль, которую вынашиваю в своей голове уже несколько дней?

– Извольте, сын мой! – благосклонно ответил тот.

– А что если Ваше Высокопреосвященство учредит особый монашеский орден, снабженный самыми широкими полномочиями, который будет устраивать особое судилище для искоренения ереси в назидание всем сочувствующим? Я полагаю, такие открытые судилища надолго отобьют охоту по-другому трактовать божественные постулаты и уменьшат количество желающих вступать в ряды еретиков. Я бы назвал это Sanctum Officium – святое дело искоренения ереси.

Папа Иннокентий III глубоко задумался.

– Но это весьма ответственное дело, нужно найти верных и преданных людей, которые… – папа Римский подбирал слова, – которые ни перед чем не остановятся и во имя Господа Бога пойдут до конца в борьбе искоренения ереси, в каком бы обличии ни скрывался дьявол – будь то женщина или даже ребенок, одержимый бесом.

– Не извольте беспокоиться, такие люди найдутся, – заверил его монах Доминик.

– Но возникает еще один вопрос, не менее важный, создание такой организации требует весьма значительных финансовых вливаний, хотя бы на первое время, – заметил Папа.

– На столь полезное для государства и церкви дело, я уверен, они найдутся. Некто господин Челани, богатый человек, тулузский гражданин, готов предоставить святейшей церкви обширный замок, так называемый Нарбоннский дом. Мы смогли бы сделать из него место главного Судилища, где будут проходить все процессы.

– Весьма похвально, что у нас есть такие преданные сыны церкви.

– А впоследствии, когда суды, а в крайних случаях и казни, станут массовыми, казна его Святейшества, я уверен, быстро наполнится, если вновь созданный монашеский орден наделить полномочиями конфисковывать имущество осужденных.

– Ну что ж, – Папа Римский довольно улыбнулся, – в таком случае я в самое ближайшее время особым указом создам орден… ну, скажем, Святого Доминика, и перепоручу его Вам, сын мой, наделив его самыми широкими полномочиями.

Монах Доминик поспешно поклонился, выражая свою благодарность, и от Святейшего Папы не укрылся алчный блеск в глазах этого фанатика.

– О деятельности вновь созданного ордена будете рапортовать лично мне, – распорядился Папа. – А теперь ступайте, сын мой, церковь не забудет ваше рвение!

С этими словами Святейший Папа поднялся со своего кресла и протянул руку для поцелуя, показывая этим, что аудиенция окончена. Монах приложился губами к руке его Высокопреосвященства и покинул кабинет. На губах его играла улыбка.

Папа Римский не забудет рвения этого фанатичного монаха и сделает его впоследствии одним из предводителей и правой рукой Симона де Монфора, возглавившего Крестовый поход в Окситанию. И нескончаемая река людей, осужденных в еретичестве, потечет в Нарбоннский дом, который станет самым ужасным местом во всей Окситании. А орден Доминиканцев ляжет в основу создания инквизиции.

Как только за монахом Домиником закрылась дверь, папа Иннокентий III подошел к письменному столу и еще раз прочел письмо, полученное от короля Франции Филиппа II в ответ на послание Папы с просьбой выступить единым фронтом и раздавить эту мерзкую ересь в землях графа Тулузского:

«…Осудите его как еретика, только тогда у вас будет право вынести приговор и приглашать меня, для того чтобы законно конфисковать домены моего вассала», – писал французский король.

Папа понимал, что король Франции не спешит окончательно испортить отношения с графом Раймундом VI Тулузским, тем более что тот приходился ему родственником. Мать Раймунда Тулузского была родной теткой короля Франции, то есть сеньоры приходились друг другу кузенами. Король сейчас был занят куда более важным делом, от которого зависело само существование французского королевства, войной с Англией. Поэтому не собирался дробить свои силы. Впрочем, король Филипп II в письме согласился не мешать вооружаться своим подданным для богоугодного дела, тем самым негласно давая свое согласие на Крестовый поход против своего вассала и ереси, наводнившей его земли.

– Ну что же, граф Тулузский, – вслух проговорил папа Иннокентий III, – если светская власть в лице короля не желает в открытую призвать тебя к ответу, придется это сделать Святейшей Церкви!