Читать книгу Крестик солнца - Ирина Словцова - Страница 2

«Железными караванами» назывались флотилии барж (барок) и каменок, на которых с уральских – частных и казенных заводов доставлялась продукция в центральную Россию. Они получили своё название еще в первой четверти XVIII века. Именно тогда перед Демидовыми встал вопрос о транспортировке железа, меди, оружия в Москву и Петербург. Водный путь, самый распространенный в те времена, был наиболее быстрым, экономичным, но опасным. В самом начале маршрута – по горной реке Чусовой – нужно было справиться с её бурным нравом.

Российская газета «Ведомости» 18 июля 1703 года сообщала: «…привезли к Москве из Сибири в 42 стругах 323 пушки великих, 12 мартиров, 14 гаубиц из того железа зделанных; да с теми же пушками привезено железо, стали, уклады немалое число, и еще ожидаем другого каравана вскоре. А в Сибири вельми умножается железный завод и такова добраго железа в Свейской земле нет». (Урал тогда назывался тоже Сибирью).

С того времени за более чем столетнюю историю сложилось несколько поколений уральских сплавщиков: лоцманов, штурманов, смотрителей караванов, которые знали все опасности Чусовой. Почти все, – так как горная река – не таблица умножения, всегда может преподнести сюрпризы.* (См. Приложение)

Дело в том, что в русло реки врезались огромные скалы, иногда нависая над ней, а иногда и вовсе стояли прямо посередине, мешая судам. Сплавщики называли эти скалы бойцами. Искусство лоцманов и сплавщиков заключалось в том, чтобы избежать аварии и провести свои барки, не посадив их на мели, не разбив о камни и сохранив груз. Бывали годы, когда за одну весну о скалы разбивалось несколько десятков барок и гибло более сотни людей.

В очерке «По Чусовой» Д.Н.Мамин-Сибиряк пишет: «Чусовские сплавщики – одно из самых интересных явлений жизни чусовского побережья. Достаточно указать на то, что совсем безграмотные мужики дорабатываются до высших соображений математики и решают на практике такие вопросы техники плавания, какие неизвестны даже в теории. Чтобы быть заправским, настоящим сплавщиком, необходимо иметь колоссальную память, быстроту и энергию мысли и, что всего важнее, нужно обладать известными душевными качествами. Прежде всего, сплавщик должен до малейших подробностей изучить всё течение Чусовой на расстоянии четырехсот-пятисот верст, где река на каждом шагу создает и громоздит тысячи новых препятствий; затем он должен основательно усвоить в высшей степени сложные представления о движении воды в реке при всевозможных уровнях, об образовании суводей, струй и водоворотов, а главное – досконально изучить законы движения барки по реке и те исключительные условия сочетания скоростей движения воды и барки, какие встречаются только на Чусовой. …каждый вершок вершок лишней воды в реке вносит с собой коренные изменения в условиях: при одной воде существуют такие-то опасности, при другой – другие… Но одного знания и науки здесь мало: необходимо уметь практически приложить их в каждом данном случае, особенно в тех страшных боевых местах, где от одного движения руки зависит участь всего дела. Хладнокровие, выдержка, смелость – самые необходимые качества для сплавщика; бывали случаи, когда знающие сплавщики отказывались от своего ремесла, потому что в критические моменты у них «не хватает духу», то есть они теряются в случае опасности. Кроме того, с одного взгляда сплавщик должен понять свою барку и внушить бурлакам полное уважение и доверие к себе.

…Тип чусовского сплавщика вырабатывался в течение многих поколений, путем самой упорной борьбы с бешеной горной рекой, причем ремесло сплавщика переходило вместе с кровью от отца к сыну…»

Чусовая была мелководна, но люди придумали, как сделать её пригодной для судоходства.

Весной на Ревдинском заводе (на реке Ревда), стоявшем в верховьях Чусовой, спускали воду из заводских прудов. За счет этого уровень воды в реке значительно увеличивался. Получалась огромная волна, которая позволяла гнать суда вниз по реке. Вал этот достигал высоты двух – двух с половиной метров. Но прежде, чем начиналась такая весенняя навигация, приказчики всех близлежащих заводов собирались в Ревде и договаривались о сроках спуска воды. Ведь спускалась вода из прудов и других заводов, увеличивая скорость течения реки. Говорят, что мирными переговоры никогда не были – все кричали до хрипоты. Ревдинцы, как хозяева положения, прежде всего, учитывали свои интересы.

Как только дата и время начала спуска назывались, приказчики, сломя голову скакали на лошадях к своим заводским пристаням, так как времени всегда было в обрез. О начале спуска предупреждали выстрелы пушек: сначала на Ревдинской пристани, затем на следующей, когда караван уходил от неё, затем на третьей – и так до самой последней – семнадцатой[6].

На той пристани, к которой подходил караван, барки уже были загружены и выстроены. Как только караван проходил мимо, барки начинали пристраиваться ему в хвост. Общее количество барок в рекордные годы доходило до 90 штук!

В деревне Усть-Утка находилась главная пристань Демидовских заводов. Она вступила в строй в начале 70-х годов XVIII столетия. Именно сюда свозилась продукция заводов: Выйского медного, Нижнетагильского железоделательного, Черноисточинского и Висимо-Уткинского передельных. В Усть-Утке были «заведены» пристань, верфь для постройки судов, плотина и пруд на речке Межевая Утка, «устроены» дамба и шлюзы.

К началу весенней навигации в Усть-Утку стекались огромные толпы людей. Крестьяне из соседних деревень – чтобы наняться бурлаками на барку; купцы – чтобы продать больше товаров отъезжающим; провожающие – родные караванщиков, а также представители заводской администрации и священнослужители. Открытие весенней навигации превращалось в праздник. За порядком следили исправник и три оренбургских казака.

Готовились к навигации и местные «пираты». Для караванов судов проблемой были не только камни-бойцы, но еще и разбой. Суда никогда не шли по реке ночью – останавливались на ночлег. В это время на отдыхавшую команду барки нападали разбойники, отнимали продуктовые припасы, одежду, обувь и дорогостоящую медь с барок.

Нападали и крестьяне береговых деревень – по маршруту следования барок. Иногда нарочно отвлекали команду барки от маршрута, чтобы загнать судно на мель. В литературе приводится пример, когда деревенские бабы и молодухи, нарядившись в яркие сарафаны, начинали свои хороводы на берегу Чусовой или прямо на камне, который сильно вдавался в реку. Естественно, кто-то из сплавщиков мог заглядеться, отвлечься, а поскольку сплавное дело – командное, то барка оказывалась на мели.

Тут на «сцену» выходили деревенские мужики: либо грабили, либо просили выкуп за то, чтобы снять судно с мели. Известны случаи, когда команда барки вступала в сговор с грабителями. Хозяева грузов часто давали старшинам барок деньги для откупа.

Тагильские заводы отправляли, в среднем, по 50-60 барок в одну навигацию, перевозя с Урала до миллиона пудов груза (в одном пуде – 16 килограммов). Но бывали случаи и более масштабных перевозок. Например, в 1860 году только на Усть-Уткинской пристани загрузили и отправили 90 барок.

Путь караванов, как мы уже знаем, начинался в верховьях Чусовой, затем шел по Каме и Волге до Нижнего Новгорода, а затем часть судов отправлялась по маршруту Муром-Рязань-Коломна – до Москвы, а другая группа двигалась в сторону Петербурга, минуя Кострому, Ярославль, Рыбинск и Великий Новгород. В Петербурге металлы (медь и железо) продавались через биржи – в Европу и Англию.

Стандартная барка – это грубо сколоченный трюм из сосновых или еловых досок. Она управляется двумя рулями, сделанными из огромных бревен. Их называли «поносными» или потесями. Под каждое из таких бревен вставала команда из 10-12 человек (бурлаков) и выполняла приказы сплавщика.

Когда нужно было пристать к берегу, пользовались специальным приспособлением: вертикально закрепленном на палубе бревном. На него был намотана снасть. Два человека садились в лодку и плыли к берегу со свободным концом снасти, находили дерево покрепче, обматывали вокруг него канат, который должен был в итоге «притормозить» барку и подтащить к берегу. Очень часто от трения бревно на барке могло загореться (поэтому его часто называли «огнивом»), а дерево на берегу – сломаться. Тогда всю процедуру торможения барки (её называли «хватка») нужно было начинать сначала.

Когда барки приходили в конечный пункт назначения и разгружались, их разбирали и продавали на дрова. А с началом новой навигации на пристанях строились новые барки.

Часто на «железных караванах» плыли и «штатские» – мелкие чиновники с семьями, дети священнослужителей на учебу в Пермскую духовную семинарию, подростки с заводов Демидова, выбранные для продолжения учебы в Петербурге и за границей. Это был самый дешевый способ передвижения для местного населения. В рассказе «Отрезанный ломоть» Д.Н.Мамин-Сибиряк вспоминает о том, что его отец, священник церкви Висимо-Шайтанского завода, сам доставлял старшего сына в шитике по Чусовой – до Перми. В другом рассказе описывает сцену крушения одной из барок, на которой плыл чиновник с семьей – для экономии бюджета. В итоге мужчина потерял жену и детей; вытащенный на берег, сошел с ума и был отправлен в психиатрическую лечебницу.

Еще раз обратимся к строкам замечательного очерка Д.Н. Мамина Сибиряка «По Чусовой». Еще молодым он совершил путешествие до Кына вместе с командой одной из барок.

«В последних числах апреля, когда на открытых местах снег уже стаял, и показалась первая бледная зелень, я подъезжал по самой ужасной дороге к одной из верхних чусовских пристаней. На Чусовой стоял еще лед, рыхлый и ржавый… В первую минуту я не узнал знакомой пристани, на которой бывал несколько раз летом и зимой. Обыкновенно тихая деревушка, с полсотней изб, облепивших крутой берег, теперь походила на живой муравейник, где копошились тысячи черных точек.

На время сплава на чусовские пристани народ набирается со всех сторон: из ближайших уездов Пермской губернии, из Вятской, Уфимской и даже Казанской.

…На другой день я ходил около барок, когда по всему берегу пронесся общий крик: «Вода на прибыль пошла…» Толпы народа бросились к реке. Где-то вдали слышался неясный, глухой шум.

…Вода быстро прибывала; лед отстал от берегов и дал несколько трещин. Шум усиливался, точно по реке ползло громадное животное, с подавленным шипеньем и свистом. Скоро весь лед зашевелился, и образовалось несколько свежих полыней, точно льдины были разорваны какой-то сильной рукой.

Это спустили воду из Ревдинского пруда. Чусовая иногда стоит долго, и вешняя вода может сбежать подо льдом. Тогда, чтобы взломать лед, спускают воду. Ревдинский завод стоит в верховьях Чусовой, и его громадный пруд служит главным запасом воды для сплава по реке. Обыкновенно выпускается громадный вал, который растягивается по реке верст на двести; это и есть тот паводок, по которому сплавляются весенние караваны.

…Через час картина пристани изменилась совершенно, точно все разом ожило кругом с громким говором и веселым весенним шумом. По реке длинной вереницей плыли льдины всевозможных форм. На заворотах они сталкивались и лезли одна на другую, образуя ледяные заторы; особенно сильно напирал лед на мысок, где стояли барки; льдины, как живые, вылезали на песок… Вместе с льдинами несло оторванные от берега молодые деревья, старые пни, какие доски и разный другой хлам…

… На другой день происходила «спишка» барок. До двух тысяч бурлаков собралось на мысу. От барок к воде проведены были «склизни», то есть толстые бревна, смазанные дегтем; по этим склизням барку и спихивали в воду. Крику и суеты при таком важном событии было много. Барку с одной стороны сталкивали «чегенями», то есть деревянными кольями, а с другой – удерживали толстыми канатами, снастью. В воздухе висела стоголосая «Дубинушка», все лица были оживлены, громкое эхо катилось далеко вниз по реке и гулко отдавалось на противоположном берегу. Нагрузка продолжалась в течение трех дней, причем работа кипела и по ночам, при свете громадных костров на берегу. Картина пристани в такую ночь была поразительная, точно это был разбойничий притон, где ночью старались захватить то, чего нельзя было взять днем».

Караваны по продолжительности маршрута были полугодовыми (май – октябрь) и годовыми, когда оставались на зимовку в Твери, а в следующую весеннюю навигацию доходили до Петербурга или Москвы.

Скорее всего, мальчиков, выпускников заводской школы, доставляли в Петербург весенним караваном. Вот что писал Н.Н.Демидов 8 июня 1800 года приказчикам: «…если прежде попутной оказии не окажется, то будущим летом отправить на однолетнем караване для обучения, как хорошему письмоводству, так и иностранным языкам, трех подростков от 10 до 12 лет, выбрав к тому способных и к наукам склонность имеющих из служительских детей или из сирот»[7].

После Чусовой караваны шли по Каме, затем по Волге, по Староладожскому каналу, через Волховские пороги и к началу осени достигали Рожковской пристани в Петербурге. В Перми, Нижнем Новгороде и Твери происходила смена «команд»: чусовские сплавщики возвращались домой из Перми, а их место занимали вятские лоцманы и бурлацкие артели. Постоянными оставались только водоливы и «коренные» сплавщики, которые были на судах в течение всего маршрута с Чусовской пристани до Невы.

Оказавшияь под присмотром суровых сплавщиков и бурлаков, в течение нескольких месяцев мальчики наблюдали их быт, труд, а может быть, и оказывали им посильную помощь. Они видели, как велика их Родина, проплывая на баржах по рекам, ночуя у костров, слушая легенды и сказки. Можно только догадываться об их чувствах во время опасного путешествия с Урала в Центральную Россию. Но и Северная столица не была окончанием маршрута.

Фотия вместе с другими подростками доставили в Главную петербургскую домовую контору Демидовых. Она находилась на Васильевском острове. Дали возможность отдохнуть от дороги, пока готовились документы и заграничные паспорта. А затем привезли в Кронштадт, посадили на один из кораблей, зафрахтованных Демидовыми для перевозок экспортируемого железа и меди, шедшего во французский порт Руан.

В Руане еще одна пересадка – теперь уже на сухопутный транспорт – дилижанс, и путешествие по чужой стране, в которой мальчикам предстояло повзрослеть, жить и учиться в течение нескольких лет.