Читать книгу Твои краски. Искусство требует жертв - Irina Smychkova - Страница 5

Я резко поднимаю голову с подушки. Сколько времени?! Я проспала?! Бросаю взгляд на будильник – 11:30. Вот черт! Полчаса до открытия моей выставки!

Вскакиваю с кровати и бегу в душ. За несколько минут я наскоро мою голову, чищу зубы и вытираю как можно суше волосы. Надеваю своё красное платье с огромнейшим вырезом сзади, оставляющим открытой спину. Смотрю в зеркало. Да. Именно в этом самом платье я в последний раз видела его.

Сегодня точно не буду о нем думать! Бью себя по щекам, чтобы отогнать нахлынувшие мысли. Крашу ресницы, на этот раз никаких теней. На губы наношу бордовую, ближе к сиреневому оттенку, помаду. В точности как мой закат. Расчесываю влажные волосы, из-за чего они становятся идеально гладкими.

Смотрю в отражение и понимаю, что не узнаю себя совсем. Белокурые длинные волосы, до поясницы, и карие, блестящие, как мед светящиеся глаза. Точеная фигура, маленькие черты лица. Все вроде идеально, но это далеко не так. Я никогда себя не считала красивой, никогда. Мама всегда настаивала, чтобы я участвовала в различных конкурсах красоты, подрабатывала моделью, или пошла в команду поддержки в школе. Слава богу, школу я закончила уже давно и теперь имею полное право заниматься тем, что действительно люблю.

Одергиваю себя от мыслей и вызываю такси. Беру клатч и запихиваю в него телефон, ключи и сотню долларов, ту самую, которая у меня осталась на месяц. Если я сегодня ничего не продам, я точно умру от голода. Может быть, поэтому все знакомые говорят, что я стройная и худенькая, весь секрет в том, чтобы поменьше есть, особенно когда нет денег?

Выбегаю из дома и, пока жду такси, набираю номер своего агента, которого наняла на один день.

– Джессика! Вы хоть в курсе, сколько времени? – чересчур недовольный голос Сары меня взбудоражил. – Вы должны быть здесь уже через пятнадцать минут! Почти все гости пришли, а вас нет! Что я должна сказать?! Что вы не…

– Успокойся, Сара, – одернула я ее. – Я буду через десять минут, а для гостей придумай, что сказать. В конце концов, я деньги плачу тебе за работу.

Я отключаю звонок. Зачем вообще позвонила? Чтобы накричали? Итак, нервы ни к черту. Подъезжает такси и водитель окидывает меня чересчур долгим взглядом. Плевать. Сажусь в машину и называю адрес.

Гостей и впрямь очень много. Возле трехэтажного здания, окрашенного в кремовый цвет, собрались люди. Женщины, все как одна, в вечерних платьях, мужчины – в черных смокингах, и им всем на первый взгляд больше пятидесяти лет. От сердца сразу отлегло – нет никого моего возраста, или же я плохо разглядела толпу.

Такси объезжает здание и останавливается возле задней двери. Сую сотню таксисту, терпеливо жду сдачи и выбегаю из машины. Смотрю на телефон, время 12:05. Это нехорошо. Не люблю опаздывать.

Бегу мимо выставочного зала, где на стенах развешаны мои работы. Людей нет. Все ждут в другой части здания. Милые официанты около входа переминаются с ноги на ногу, рассматривая шампанское на своих подносах, но при виде меня оживают и улыбаются. Одариваю их в ответ мимолетной улыбкой и останавливаюсь перед красным занавесом, который отгораживает выставочную часть зала от главного холла.

Слышу, как Сара оживленно рассказывает про жизнь Моне. Придумала же, чем отвлечь. Я улыбаюсь про себя и набираю в легкие воздуха.

Я ждала этого два года. Мне все равно. Но я готова.

Аккуратно, чтобы не открыть больше, чем положено, я отодвигаю занавес и уверенно иду к своему впечатлительному ассистенту. Улыбаюсь толпе людей и ловлю себя на мысли что ищу… его? Может быть, хватит? Уже полгода как расстались, зачем бередить рану? Отбрасываю прочь мысли о нем и подхожу к агенту. Легонько толкаю в плечо Сару, и от моего вида девушка обрывает речь и смотрит на меня так, будто у меня рога выросли. Взглядом показываю ей, чтобы объявляла меня.

– Кхм… прошу прощения, – Сара поворачивается к толпе. – Леди и джентльмены, с гордостью представляю вам автора выставки «Твои краски» – Джессику Уильямс!

Девушка передает микрофон и аплодирует. Неожиданно все большое пространство зала взрывается аплодисментами. Становится тепло на душе, и чувство, что я наконец-то закончила то, над чем работала долгое время, заполняет сердце. Это дорогого стоит.

Беру микрофон и улыбаюсь восторженной толпе гостей.

– Спасибо, Сара, – поправляю волосы и начинаю нервничать, – Спасибо всем, кто сегодня пришел, для меня огромная честь представлять уже третью свою официальную выставку!

Зал опять провожает мои слова аплодисментами, а я делаю паузу.

– Я готовилась к этому событию два года, за это время многое произошло, – ухмыляюсь при мимолетном воспоминании об этих двух годах. – Я попыталась выложиться по максимуму в каждой работе, очень надеюсь, вы это оцените. В работах так же…

Меня прерывает знакомый голос:

– Джессика! – София тянет руку, чтобы задать вопрос. – Почему название выставки «Твои краски»? Вы кому-то посвятили эту выставку?

– Э-э, да… Конечно. Она посвящена всем людям, которые были со мной на протяжении этого времени, – тут я не погрешила с истиной, вспомнив три работы, те, которые написала специально для него, после нашего разрыва.

– В первую очередь выставка посвящена моей маме, которая, к сожалению, не смогла прилететь из Ванкувера, но я очень надеюсь, что она ее увидит, – я улыбаюсь Софии и думаю, что нужно заканчивать мою неподготовленную речь. – Еще раз благодарю всех, кто пришел. Шампанское и закуски будут в зале, по всем вопросам о покупке работ обращаться к этой милой девушке, – я оборачиваюсь. – Моему агенту Саре. Спасибо.

Отдаю микрофон перепуганной девушке и выдыхаю. Самое сложное позади. По обеим сторонам от красного занавеса парни-официанты скидывают ткань и быстро сворачивают её. Повторными аплодисментами гостей заполняется холл, и я чувствую некоторую гордость за себя.

Третья выставка. Два года. Сколько усилий… Столько эмоций сейчас висит в этом выставочном зале, что страшно представить. В каждую работу я вкладывалась на все сто процентов, поэтому неудивительно, что вчера я чувствовала отрешенность и безразличие при одной только мысли о выставке. Я себя исчерпала.

Толпа людей медленно продвигалась все дальше и дальше, в глубь зала. Стоя сбоку от входа в зал, я приветствовала гостей, улыбаясь всем этим незнакомым людям. И все равно была надежда на то, что вот-вот именно из-за спины этого седого мужчины выйдет он и скажет о том, какой он дурак… Но его все не было, а приток гостей заканчивался. Когда уже все, наконец, зашли в зал, тогда я поняла, что он сегодня не придет.

Шампанское слишком терпкое, сделав один глоток, ставлю бокал на поднос официанту, тот учтиво кивает и исчезает.

– Тем более сильно стали распространены копии! Возьмем даже Париж, – еще минуту и я не выдержу этого нудного разговора с местным критиком. – Там сплошь и рядом везде копии! Просто возмутительно! – седой, внушительных размеров мужчина жестикулировал руками и, по-моему, допивал четвертый бокал шампанского. – Поэтому я вам говорю, Джессика, когда-нибудь и ваши работы будут копировать, поэтому труд художника совершенно напрасен!

– Спасибо, мистер Голдмен! Я вас услышала! – стараюсь оборвать этот пьяный бред, но в глубине души его слова меня задели.

Николас Голдмен – местный критик Портленда. В высших кругах его не особо жалуют, но посещать мелкие выставки, такие как мои, например, он очень любит. Мне грех на него жаловаться. Полгода назад была моя вторая выставка, на которой было намного меньше работ, нежели на этой. Тогда мистер Голдмен приобрел две моих самых дорогих картины, чем меня очень выручил. Я тогда копила на квартиру и деньги мне пришлись весьма кстати.

– Прошу прощения, мне придется вас оставить, мистер Голдмен.

– Ох, дорогая мисс Уильямс, запомните мои слова, – вкрадчиво, с иронией произнес критик и как-то странно посмотрел на меня.

Я не задерживаю на нем взгляд и поспешно удаляюсь в ту часть зала, где меньше людей. Мне нужно пространство и уединение, но в помещении, где свыше ста человек, я этого не получу, поэтому делаю вид, что внимательно изучаю свой натюрморт с цветами, и углубляюсь в мысли.

На душе мерзко. Как он мог не прийти?! Он же знал, как я готовлюсь к этому дню. От этой мысли становится горько во рту. Еще этого не хватало! Плакать я точно не буду! Тем более на моем мероприятии. Чувствую себя брошенным щенком, от которого отказались хозяева. Брошенный и преданный.

Помню все, будто это было вчера. Его слова: «Я устал от нас. Больше так продолжаться не может…». Как продолжаться? У нас все было не просто хорошо, у нас были идеальные отношения, такие снимают в голливудских мелодрамах или пишут в слишком хороших романах.

Я – художник, он – фотограф. Мои снимки были везде в нашей съемной квартире. На стенах были в основном коллажи, попадались снимки, где мы были вдвоем, но в основном это была я. Спящая, радостная, грустная, веселая, злая. Снимки полностью отражали меня такой, какая я есть. Над кроватью висел мой портрет, огромный, черно-белый. Он никогда мне не нравился.

…Помню, как внезапно мы решили поехать на побережье, где стоит заброшенный маяк. Была пасмурная погода, и обещали шторм. Дул сильный холодный ветер и волны с силой разбивались о скалистый берег, превращаясь в пену. Он стал меня в очередной раз фотографировать, внезапно, без предупреждения, что всегда жутко раздражало меня. Отступив от него на несколько шагов назад, я начала смеяться, сама не зная почему… наверное, от счастья. Он опустил фотоаппарат и его голубые глаза светились нежностью, он с улыбкой произнес: «Я люблю тебя, Джесс…».

На меня небо упало в тот момент. Я осознавала, но не верила своим ушам, что он действительно сказал это мне в первый раз после года отношений. Тогда мне показалось, что за спиной выросли крылья, и я взлетела высоко в пасмурное небо, и оно озарилось светом на много тысяч миль. В тот момент он и сфотографировал меня.

Я сама до сих пор не понимаю, что же выразилось в тот момент на моем лице – видимо, поэтому снимок мне и не нравится, будто на нем не совсем я.

Я писала его.

Как он фотографировал меня, так я его рисовала, таким, каким видела. Внимательным, жизнерадостным и невозможно красивым русым красавцем, который улыбается доброй и завораживающей улыбкой. Определенно, я сначала влюбилась в эту улыбку, потом в него самого.

Серые кирпичные стены в квартире были также расписаны мной. Особенно нравился его графический портрет на всю стену в гостиной. Я писала везде, где можно было. Где-то это были просто брызги краски с потеками, где-то пейзаж, где-то причудливые узоры, которые непонятно что обозначали. Я просто писала.

В квартире всегда была добрая и творческая обстановка. Воздух был буквально пропитан любовью, красками и свежезаваренным кофе. Это было время безграничного счастья и спокойствия, но все это оборвалось.

Я до сих пор не могу вспомнить тот самый момент, ту грань, когда все пошло не так. Начались ссоры, крики и непонимание.

– Джессика, можно к вам присоединиться?

Вздрогнув от неожиданности, я заметила Софию, стоящую рядом, с бокалом шампанского в руке. Ее черные волосы до плеч были идеально уложены, а черное платье без рукавов придавало ей деловитость. Тонкие очки, карие глаза и вздернутый носик – она определенно рождена, чтобы быть чьим-то персональным секретарем.

– София, здравствуйте, да конечно. – Я искренне улыбаюсь и встаю чуть поодаль от нее.

– Прекрасная выставка, вы большая молодец, что смогли все это организовать. Официанты, закуски, шампанское… Кстати, шампанское просто восхитительное, – она отпивает немного горькой жидкости и смотрит на работу. – Очень красивый букет, все-таки мистер Руис не ошибался насчет вас. Вы и вправду можете из неживого сделать живое. Посмотрите на эти прекрасные бордовые розы и полевые ромашки. Они словно дополняют друг друга. Стеклянная ваза показывает, что стебли свежесрезанные, значит, бутоны только-только начинают раскрываться, в этом вся и прелесть, – она отпивает еще из бокала, а я ни капли не удивляюсь тому, что Софии удавалось увидеть то, что другие не всегда видят. – Да… – дальше рассуждала она, – определенно этот букет подарен с такой любовью, что я могу только позавидовать.

Она полностью права. Этот букет с ромашками и розами я подарила маме на ее день рождения и в этот же день написала этот натюрморт.

Спасибо София, что увидели мою любовь в работе. – Я улыбаюсь ей как старой подруге, которая понимает с полуслова.

– Это несложно увидеть, Джессика. Вы столько вкладываете в них, что это сразу видно, по крайней мере мне, – она смеется и допивает шампанское. – Работы изумительны, кстати, о них, я по поводу очередного заказа. – Надеюсь, вы закончили свою работу по душе?

– Конечно.

– Прекрасно, завтра я подъеду к вам и заберу ее. Мистеру Руису в этом месяце нужно срочно три работы. Две будут приблизительно один на один метр, а третья работа большая, три метра в длину и два в ширину.

У меня в буквальном смысле «отваливается челюсть».

– Вы, должно быть, шутите? Три работы за месяц? В таких размерах? Я не смогу в такой короткий срок уложиться, я действительно вкладываюсь в каждую работу по максимуму, а делать на скорую руку не в моей привычке.

– Я подозревала, что вы так отреагируете, поэтому мистер Руис сразу предлагает вам сто пятьдесят тысяч долларов, чтобы вы уложились в срок, либо он разрывает все связи с вами. Решать вам. Часть аванса у меня уже с собой.

Я не знаю, что ответить, не люблю, когда меня ставят в неловкое положение. У меня были заказы на полгода, на год, самый короткий был четыре месяца, который также заказывал мистер Руис, но месяц?! Не знаю, смогу ли…

Но терять такого хорошего клиента тоже не хочется.

– Страшного ничего нет, Джессика. Две работы по фотографиям, а картина большого размера будет абстракцией, ее я вам вышлю на электронную почту.

Сто пятьдесят тысяч долларов. Стоит рискнуть.

– Хорошо, передайте мистеру Руису, что я приняла его заказ.

– Прекрасно! – София роется в своем маленьком, черном, в тон платью, клатче и достает белый конверт, и протягивает его мне. – Это аванс. Не подведите нас, Джессика.

Я улыбаюсь и беру конверт. Тяжеловатый. София улыбается в ответ и прощается. Она свое дело сделала. Уговорила меня на такой сложный заказ! Чем я только думала? Одно успокаивает, заказ стоит сто пятьдесят тысяч, значит, его нужно сделать.

Выставка проходит на удивление спокойно. Я перекинулась парой словечек с покупателями и местными художниками. Одних интересовала цена, других, какой материал был использован в работах, но все благосклонно хвалили работы, отчего в душе стало теплей и мысли о нем отошли на задний план. Я смотрела на гостей и понимала, что какие бы мысли меня не посещали, я добилась всего сама.

Ближе к концу выставки, десять работ из шестидесяти трех были проданы и это весьма не плохо, если считать, что сегодня только первый из тридцати дней выставки.

– Джессика, вы в это верите?! Десять проданных работ! – восклицает Сара, сидя за небольшим столом, который был ближе к выходу из зала. – Я вами горжусь! Все деньги за работы переведены на ваш счет. – Она затягивает свои светлые волосы в конский хвост и ее глаза светятся радостью.

– Спасибо, Сара. Ты отлично сегодня поработала, но не расслабляйся, еще час до закрытия выставки, а я, пожалуй, поеду домой, ноги невыносимо устали.

– Подождите, молодой человек интересовался по поводу вашей картины, – девушка оглядывается по сторонам. – Ушел, видимо, я его сейчас поищу и приведу к вам, только не уходите. Он был очень настойчив.

Сара встает из-за стола, и я взглядом провожаю ее вглубь зала. Переминаюсь с ноги на ногу, чтобы убрать напряжение с лодыжек. Слишком высокие шпильки. Пытаюсь поправить платье спереди, но в следующую секунду ноги, шпильки, дурацкое платье стали мне безразличны. Я буквально вросла туфлями в кафельный пол, когда знакомый голос сказал в спину:

– Привет, Джесс.

Меня обдало ледяным потом и по всему телу побежали мурашки. Обернувшись, я увидела русого голубоглазого красавца. Полгода…

– Привет, Сэм.