Читать книгу Работа с фигурными картами таро в психотерапии: мужские и женские архетипические образы - Ирина Соловьева - Страница 10

При всем современном многообразии колод таро, от классической «Колоды Уайта» до колоды «Пиратов Карибского моря», каждая из них состоит из 78 карт и делится на Старшие Арканы (22 карты) и Младшие Арканы (56 карт).

Старшие Арканы таро несут архетипическую символику, соотносятся с тем или иным архетипом. К.Г.Юнг, основатель аналитической психологии, заложивший теорию о Коллективном Бессознательном и архетипах, предложил использовать таро в психологической работе. Эту идею про архетипическую символику Старших Арканов и возможность ее использования в психологической практике, впоследствии развили последователи К.Г.Юнга. Пожалуй, в нашей стране наиболее известен германский таролог Хайо Банцхаф и его книга «Таро и путешествие героя».

А вот Младшие Арканы долгое время, по мнению специалистов, внимания как возможный инструментарий психолога не заслуживали. Мы предлагаем такую возможность все же рассмотреть. Фигурные карты таро несут архетипические мужские и женские образы. И оказывает на нас сильное бессознательное воздействие, хотим мы этого или нет, пытаемся контролировать этот процесс осознанно или пускаем на самотек…

Фигурные карты – часть Младших Арканов, карты, на которых изображен конкретный персонаж – мужская или женская фигура. Иногда их называют «придворными картами».

Фигурные карты колоды: пажи, рыцари, королевы (дамы), короли. Они представлены в каждой масти: кубков, жезлов, монет (пентаклей), мечей. Таким образом, всего в колоде 16 фигурных карт.

Сразу же обращает на себя внимание то, что мужских фигурных карт (с изображением персонажа мужского пола) – 12, тогда как женских фигурных карт (изображена женщина) – всего 4. Так сложилось исторически, и эта традиция сохраняется до сих пор. Подобное «неравенство» не случайно. Мужские образы в искусстве более разнообразные, полные и объемные, чем женские. На то есть две основные причины: культуральная и архетипическая.

1 ) Культуральная причина.

Культуральный уровень символики более поверхностный, чем архетипический, но он все же неимоверно силен, т.к. древнее какого бы то ни было индивидуального опыта отдельно взятой человеческой жизни. Это – опыт поколений, передаваемый столетиями через правила и традиции. Мы словно пропитываемся им насквозь с колыбели.

В патриархальных культурах в искусстве мужские образы представлены разнообразнее и полнее, чем женские. Женские образы – более ограниченные, плоские, примитивные.

О феномене патриархата замечательно пишет аналитический психолог Луиджи Зойя в своей книге «Отец», уже знакомой российским читателям. Страх мужчины перед женщиной как объектом собственных влечений заставляет психологически защищаться путем доминирования над женщиной, контроля и обесценивания. Мужчина боится потерять себя в контакте с женщиной, быть символически поглощенным ей: отсюда частый мифологический, сказочный мотив заманивания мужчины в ловушку прекрасной коварной женщиной, будь то русалка, владычица колдовского замка и т.д. Этот механизм базируется на архетипическом мужском страхе: страхе поглощения. Ведь во время полового акта мужчина входит в женщину, в это сокрытое неизвестное пространство: мало ли что там?.. Сможет ли он выйти обратно?.. Репродуктивные органы женщины скрыты, женщина изначально загадочна и неизведанна, а все неизвестное пугает, начинает обрастать фантазиями и иллюзиями. «Ничто не пугает так, как закрытая дверь», – говорил «король фильмов ужасов» А.Хичкок. Для сравнения: мужская репродуктивная система была досконально изучена еще в Античности, женская… только в XIX веке!

Женщина изначально ближе к природе, т.к. несет большую часть нагрузки по деторождению. Мужчина – более социален. Женщина выстраивает функционирование семьи, мужчина – социума. Не случайно образ Родины для нас является материнской фигурой: «Родина-мать зовет!» А вот государство, закон ассоциируются с мужским миром, отцовской фигурой. Любая цивилизация начинается с правил, с появления закона и его неукоснительного соблюдения. Поведение перестает быть инстинктивным – человек начинает им управлять… и нести ответственность за свое поведение. Это – плата за блага цивилизации, которыми мы пользуемся. О самоограничении своей инстинктивной природы как о плате за культуру, цивилизацию около 100 лет назад писал З.Фрейд в монографии "Недовольство культурой".

На определенном этапе западная цивилизация стала выстраивать с природой (женской стихией) отношения по модели не сотрудничества, а подчинения, власти, доминирования. «Человек – царь природы!» Возникает вопрос: если человек – «царь», то кто же тогда «природа»?.. Тогда «цивилизованный» мир мужчин начал покорение «природного» мира женщины. Страх отступить от закона, правил, потерять цивилизованность, потерять СЕБЯ, заставил мужчин бояться женщин.

И как психологическая защита, у мужчины возникают следующие механизмы:

Максимальный контроль за женщиной, ее поведением, ее судьбой. В патриархальном обществе мужчина все решает за женщину: замуж выдает отец (в случае его отсутствия – брат), далее контролирует муж, в случае вдовства – сын… В некоторых «цивилизованных» восточных странах женщина даже сейчас не может без разрешения мужа выйти из дома. Японская гейша Кихару Накамура в своих мемуарах рассказывает, как ее избивал сын, наказывая за «недостойное», на его взгляд, поведение: это было уже в послевоенное время, в США, куда японка эмигрировала.

В патриархальных обществах это неравенство отражено даже в речи: под «человеком» понимается мужчина, для женщин существует другое обозначение. Женщина не являет ценность сама по себе: пока она не замужем, она почти ничего не стоит. Лишь с момента замужества у женщины появляется какой-то статус в обществе, пускай минимальный, но контроль за своей жизнью: например, право краситься. Статус замужней позволяет женщине хоть в малой степени вернуть себе достоинство.

Но и этого мало, она должна родить сына, произвести на свет мужчину, только тогда она действительно будет признана обществом. Правда, только в статусе матери – матери сына. Поэтому в патриархальном обществе мать так сильно привязана к сыну: для нее это шанс вернуть себе достоинство, выйти из состояния постоянного обесценивания. Символически «обрести фаллос» как символ власти, самостоятельности, полноценности в патриархальном обществе. А родившаяся дочь с самого начала получает травму отвержения родителями: ей не рады так, как сыну. Особенно если это первенец… В некоторых современных патриархальных обществах государство директивно вводит запрет на определение пола будущего ребёнка: иначе девочек абортитруют.

Так возникает замкнутый круг: обесценивание женщины и сверх-значимость мужчины друг друга усугубляют.

Обеценивание, демонизирование (как вариант обесценивания) женщины. Страх женщины приводит к страху собственных проявлений женственности, а женские черты всегда присутствуют в мужчине, как и мужские в женщине. Боясь проявить женскую часть своей природы и тем самым поставить под угрозу свой статус в мужском мире, мужчина подавляет свою женственность и обесценивает женщин вовне. Образ женщины начинает принимать карикатурные черты, возникают уничижительные стереотипы: «Бабы – дуры», «Волос у бабы длинный, ум – короткий», «Курица – не птица, женщина – не человек» и т.д.

Подобное обесценивание для мужчины – неудачная форма самозащиты. Попытка вместо развития собственной мужественности обесценить женственность как таковую. При этом женщина остается объектом притяжения для мужчины, объектом инстинктивного сексуального влечения. Мужчина одновременно испытывает две противоречивые тенденции: влечение к женщине и непринятие женщины. И тогда, в качестве решения этого внутреннего противоречия, возникает так называемый «комплекс Мадонны и проститутки». Это расщепление и противопоставление подобно метафорам «белое-черное», «день-ночь», «добро-зло»… Мужчина начинает делить всех женщин на идеализированных "Мадонн" и обесцененных "проституток".

Образ «Мадонны» не является здоровой моделью женственности. Само название – «Мадонна» – подразумевает лишь материнский аспект. Парадокс образа Мадонны в христианстве – мать-девственница. Женщина полноценна лишь как мать, вынашивающая для мужа детей, вернее даже – сына. До сих пор в некоторых олбществах муж может прогнать жену с младенцем, если та родила ему первенцем дочь, а не сына. Женщина воспринимается как своего рода «инкубатор», и этот инкубатор должен быть идеальным. Сексуальность женщины закрыта, неразвита, ведь сексуальность раскрытая может привлечь к женщине других партнеров, и тогда нет точности в определении отцовства. «Непорочность», ценность девственности характерна именно для патриархальных культур. Сексуальная свобода женщины характерна лишь для социума с равенством полов или матриархальным устройством.

На женщину-«Мадонну» сексуальность мужчины не может быть направлена в полной степени, ведь это – материнский образ, а инцест запрещен. Но сексуальность нуждается в выражении, и тогда как теневая сторона проявления сексуальности возникает образ обесцененной демонизированной женщины – «проститутки». При этом «проституткой» становится любая женщина, не вписавшаяся в образ «Мадонны»: даже просто потому, что она курит и т.д. Возникает парадокс: мужчина в таком обществе стремится соблазнить женщину, а когда она откликается на его чувства и страсть ответными чувствами и страстью, он сразу же ее обесценивает.

Подобное расщепление «Мадонна-проститутка» формируется и у женщин как у «детей» той же культуры. Возникает вопрос – с кем идентифицирует себя сама женщина, с "Мадонной" или с "проституткой"? Мы смотрим на себя чужими глазами, бессознательно оправдываем ожидания окружающих. Мир – зеркало, в котором мы отражаемся, и порой это зеркало бывает кривым. Если общество воспринимает женщину расщепленно, как "чёрную" или "белую", то сама она тоже начинает расщепляться.

Женщина, идентифицировавшаяся с «Мадонной», имеет идеализированное ложное представление о себе, пускай и очень приятное. Она не знает – какая она на самом деле. Ее можно сравнить со средневековой китаянкой с забинтованными ножками: китаянкам перетягивали стопу в детстве, чтобы нога оставалась умилительно маленькой. Они не могли даже ходить – стопа взрослой женщины не превышала 7 см в длину. Последствия такого насилия, физиологические и психологические, можно представить. Точно так же «бинтуют», ограничивают женщину и лишают самостоятельности жесткие социальные запреты. Невозможно стать собой даже в одиночестве… У женщин-«Мадонн» зажата сексуальность, часты проблемы с оргазмом или даже просто с удовольствием от секса, т.к. бессознательно секс воспринимается ими как нечто грязное и опошляющее любовь. Нередки менструальные боли, гинекологические проблемы… Иллюстрацией психологического «бинтования» может служить анекдот о брачной ночи английского лорда:

– Дорогая, я сделал вам больно?

– Нет, дорогой.

– Тогда почему вы вскрикнули?

Жена, идентифицированная с «Мадонной», не может быть сексуальной даже наедине с законным мужем. И, что страшнее, даже наедине с собой… Бессознательно для нее всегда рядом присутствует некая осуждающая «невидимая аудитория» – надзиратели за ее нравственностью. Выйти за пределы образа «Мадонны» безмерно страшно: тогда ты сразу же станешь «проституткой», других вариантов нет.

Еще более вредоносным для идентификации является сценарий «проститутки». Патриархальное общество традиционно и живет по жестко регламентированным правилам. В случае их нарушения девушка сразу же становится проституткой в глазах общества… и в своих собственных. И, раз нарушив правила, девушка перестает ценить и уважать себя и свое тело, ее половая жизнь может стать беспорядочной. Это печальное следствие того, как женщина не смогла себя защитить от стереотипов… При этом значительная часть актов дефлорации (потери девственности) связана не с желанием девушки вступить в сексуальную связь, а со страхом быть брошенной в случае отказа. Но патриархальный мужчина, сумевший соблазнить девушку, тут же обесценивает ее, идентифицирует с «проституткой», теряет уважение и, конечно же, бросает…

Яркое представление о патриархальном устройстве женско-мужских отношений дает страшная, печальная и трогательная автобиография палестинской девушки по имени Суад «Суад. Сожженная заживо». Наша современница, она описывает жизнь в палестинской деревне. Из страха отвержения она уступила мужчине, в которого была влюблена, и забеременела. Он сбежал, зная, что за «преступление чести» ее убьют собственные родственники. Те и правда облили бензином девушку (находившуюся на последнем сроке беременности) и подожгли, но попытка покушения чудом не удалась до конца. Со множественными ожогами беременная Суад была вывезена в Европу международной благотворительной организацией. Уже в эмиграции, годы спустя, Суад написала автобиографию. К счастью, ребенка удалось спасти, а сама женщина находится сейчас в успешном браке с итальянцем. Но вынуждена скрывать свои ожоги закрытой одеждой – есть шрамы, которые не заживают. И на теле, и в душе…

Расщепление женского образа на «Мадонну и проститутку» приводит к любовным треугольникам и изменам, которые так часты в патриархальном обществе:

1. – мужчина,

2. – идеализированная дама сердца, жена – «Мадонна»,

3 – обесцененная любовница – «проститутка».

Таким образом, измены, любовные треугольники, постоянная сексуальная неудовлетворенность, сексуальная дисгармония в браке – плата за подавление женщины в патриархальном обществе, но – не вся. Есть и другая, менее очевидная.

Образ женщины обесценен, даже женщина-«Мадонна» – всего лишь подходящая мать для детей. А любить можно только равного. Гетеросексуальные отношения обесцениваются, и тогда возникают… гомосексуальные. Во многих патриархальных обществах распространен мужской (именно мужской!) гомосексуализм. Он может быть явным: в Античности самой прекрасной формой отношений считалась любовь между зрелым мужчиной и мальчиком. Воинов в походах сопровождали мальчики, которые были не просто оруженосцами, но и объектами для сексуального удовлетворения. А дома оставалась жена – присматривать за детьми… Платон, Аристотель и многие другие ученые мужи, заложившие философские основы западного общества, были гомосексуалистами. Позднее в западном обществе мужской гомосексуализм становится скрытым: с приходом в Европу христианства с его многочисленными сексуальными табу. Но мужеложество процветало в католических монастырях средневековой Европы – цивилизации, зародившейся на осколках Античного мира. Охоту на ведьм нередко связывают именно с женоненавистничеством. Не имея полноценного контакта с женскими энергиями в своем обществе, не понимая и не уважая их, мужчины демонизировали женщин – защищаясь от собственных желаний и неудовлетворенных потребностей. Это отражает циничный анекдот:

– Почему инквизиторы сжигали ведьм на кострах? Они не любили женщин?

– Нет, любили, но им не хватало женского тепла.

Дисгармония между двумя сторонами всегда симметрична. И если женские энергии в культуре подавлены, мужские тоже страдают.

Мужские образы в патриархальной культуре вариативны, разнообразны, интересны: начиная с античных авторов, далее европейская средневековая литература и Просвещение. А вот женские образы упрощены и однозначны. К примеру, Луиджи Зойя делит женские литературные образы античности на 2 типа:

Демонизированные образы. Женщины-соблазнительницы, предательницы, вредоносные для мужчин (например, Елена Прекрасная, из-за которой вспыхнула Троянская война).

Женщины, помогающие мужчинам, обслуживающие их интересы, полезные для мужчин (богиня Афина, помогающая героям, и др.).

В основе формирования женских литературных образов лежит мужецентристская позиция: женщина или полезна мужчине, или опасна для него.

Подобное неравенство сохраняется и до сих пор… Отсюда большая вариативность мужских литературных образов в сравнении с женскими. И, возможно, с той же причиной связана большая вариативность мужских образов в фигурных картах таро…

2) Архетипическая причина.

Можно предположить, что в большей вариативности мужских образов в фигурных картах таро кроется и архетипическая причина. Мужской путь инициации, становления, развития более сложный, чем женский. Это связано с естественными, природными механизмами.

Наши далекие предки, еще не женщины, а самки, как и самки других стайных животных, без оплодотворения не оставались – были «нарасхват». А вот между самцами велась жесткая конкуренция за право стать отцом. Поэтому изначально женщина является женщиной просто по праву рождения, а мужчина постоянно вынужден подтверждать свою мужественность. Для мужчины продемонстрировать не-мужественность страшнее, чем для женщины показать не-женственность. Неженственная женщина рискует просто остаться без мужчины – неоплодотворенной. А немужественный мужчина может быть уничтожен обществом, он подвергается не просто насмешкам, но и серьезному риску (пример: «опущенные» заключенные на зоне, потерявшие статус мужчины).

У примитивных народов в самых разных уголках планеты мы видим одну и ту же картину: ритуалы, знаменующие этап вступления в зрелость, для девочек значительно проще. Обычно знаковым моментом становилось начало менструации, за этим следовали небольшие ритуалы (например, нужно провести 3 дня в отдельном помещении, постясь). Далее она уже считалась женщиной, могла одеваться и украшать себя как взрослая. Для мужчин племени становилось очевидным: девочка вступила в возраст невесты, теперь за ней можно ухаживать.

А вот инициационные ритуалы для мальчиков гораздо сложнее, дольше и даже страшнее: это тяжелые испытания, которые выдерживал не всякий и не с первого раза. Мальчик должен был доказать свое право называться мужчиной и вести мужской образ жизни. В какой именно момент мальчик отважится на прохождение инициационного ритуала, зачастую он мог выбирать сам. Обычно был «желательный» возрастной диапазон, дольше которого затягивать инициацию считалось постыдным. И не прошедший инициацию юноша (отказавшийся от испытаний или не выдержавший их) не считался мужчиной – воином и охотником. Он был обречен заниматься женской работой и не мог жениться (в некоторых племенах даже надевал женскую одежду).

Есть еще одна гипотеза о том, почему мужчина вынужден доказывать свою мужественность чаще, чем женщина доказывает свою женственность. Уже не биологизаторская, а психоаналитическая.

Когда рождается младенец, вне зависимости от его пола, самым близким человеком для него становится мать. И именно с ней младенец бессознательно идентифицируется; это называется «первичной половой идентификацией». Для младенца-девочки такая идентификация совпадает с полом биологическим, и впоследствии она просто развивает свою женственность, переходя с одного возрастного этапа на другой. Естественно, для младенца-мальчика все не так просто: ведь изначально он идентифицирован с женской фигурой. И лишь затем меняет объект для идентификации: появляется фигура отца (или заменяющего его мужчины, в некоторых случаях это может быть дедушка, отчим, дядя, крестный…).

Если мужская фигура в жизни мальчика так и не появляется, бессознательно он остается идентифицированным с матерью, из материнского поля женских энергий так и не переходит в отцовское поле мужских энергий. В этом случае психологическим полом мальчика остается женский пол, во взрослости он проявляет женский тип поведения, его сексуальное влечение направлено на мужчин. Он или позволит себе пойти за своими желаниями и разовьет гомосексуальные отношения с мужчиной (для его психологического пола они будут гетеросексуальными). Или, отрицая и подавляя гомосексуальные импульсы, останется в сексуальной изоляции, рационализируя это социально приемлемым образом: «Не встретил ту единственную» и т.д. Также латентный гомосексуализм может перейти и в гомофобию.

Возникает закономерный вопрос: всегда ли в ситуации отсутствия рядом реальной мужской фигуры мальчик идентифицируется с матерью? Ведь в жизни бывают разные обстоятельства. Например, после Второй Мировой войны число взрослых мужчин сильно сократилось, были семьи, а то и целые деревни, в которых их не осталось вообще. Но военное и послевоенное поколение мальчиков выросло достаточно мужественным. Потому что ключевым моментом является следующее: символический образ, с которым мальчик идентифицируется, формируется в его внутренней психической реальности. Он символичен и необязательно должен иметь реальное воплощение вовне. То есть образ мужчины, подходящий для идентификации, может быть символическим, не требующим реального присутствия мужчины рядом. После войны живого отца могло рядом не быть, но символически он присутствовал в поле семьи, и этот образ был положительным. Женщины семьи вспоминали отца-героя, мальчик знал о нем, уважал, восхищался и хотел быть похожим на него. Идентификация происходила: даже после смерти отца его связь с сыном не нарушалась, осуществлялась преемственность мужественности.

А может происходить и наоборот: образ отца в семье обесценен и демонизирован. Например, в ситуации развода жена представляет сыну своего бывшего мужа как какое-то чудовище. Забывая, что это для нее он – «бывший муж», а для сына – раз и навсегда «отец»! – и отец предстает как негативный объект. Разве мальчик захочет быть похожим на него? С негативным объектом крайне сложно идентифицироваться. Проводилось исследование мужчин-гомосексуалистов, показавшее интересные результаты. У значительной части гомосексуалистов образ отца был негативным, в связи с чем идентификация с отцом нарушалась (Калина О.Г., Холмогорова А.Б. «Роль отца в психическом развитии ребенка»). Важно: какими бы ни были конфликты между родителями, ребенка нельзя в них включать, настраивать против кого бы то ни было из родителей.

Так что мужской путь начинается с идентификации с женщиной (с матерью), и лишь потом происходит идентификация с мужской фигурой (с отцом). Именно поэтому мужчина боится продемонстрировать женское поведение, потерять мужественность, и вынужден постоянно свою мужественность доказывать, словно не уверен в своей идентичности. Мы видим устоявшиеся выражения, например, «Докажи, что ты мужик». И множество анекдотов:

В роддоме лежат дети: несколько девочек, и среди них единственный мальчик.

– Я – мальчик! – гордо заявляет он.

Но все остальные не верят и смеются:

– Нет, мы все девочки, ты тоже – девочка!

Тогда мальчик откидывает свои пеленки и кричит:

– Я вам сейчас докажу, что я – настоящий мужчина! Вот, смотрите, все-все смотрите. Ползунки – голубые!!!

Женский путь инициации, развития: девочка-девушка-женщина-старуха.

Мужской путь инициации: мальчик-юноша-мужчина-старик.

Как мы видим, они симметричны, но при этом женщина и мужчина проходят свой путь по-разному. Мужчине сложнее, ему надо совершить больше «подвигов», тогда как основной женский «подвиг» – деторождение. Если мы обратимся к сказкам, то увидим, что в большинстве из них главный герой – мужчина. Он должен пройти через самые разные испытания, приобрести самый разносторонний опыт – и тогда его ждет невеста (право оставить потомство).

Возможно, именно по этим двум причинам, культуральной и архетипической, среди фигурных карт таро мужских образов в три раза больше, чем женских.

Некогда паж иногда считался и женской фигурой, в гадательной традиции обозначал юного мальчика или юную девочку. Но не случайно в символике зафиксировался все же мужской образ, а не женский.

Классические колоды таро, в отличие от совсем уж современных модификаций, имеют схожие изображения и символику. Самая известная колода – Уайта, также называемая «райдеровской». Мы предлагаем для психологической работы с фигурными картами таро использовать непосредственно ее, или такой ее современный вариант как «Универсальное таро Уайта», модернизированное итальянским художником Роберто де Анджелисом. В этом варианте персонажи прописаны более четко и реалистично.

Рассматривая изображения, мы будем исходить не из эзотерической, а из психологической символики. Поэтому некоторые трактовки могут не совпадать с гадательным толкованием.