Читать книгу Дремлющий демон Рида - Irina Tis - Страница 9

Сегодня я покажу людям их истинное лицо. Я покажу, что они не готовы к прощению и смирению. Сегодня я покажу им, что в душе каждого человека живет жажда мести. Сегодня я раскрою реакцию, которая выражается в недовольстве каким-либо действием или негодованием, возникающим у человека в результате действий «нашего» педофила. Праведного гнева с последующим стремлением устранить этот объект.

Но может ли быть гнев праведным? Иудеи считают, что если гнев возбужден чувством справедливости при виде совершающегося преступного действия, то он похвален, и это есть поступок праведных. Вы верите иудеям?

Сегодня будет жарко.

Времени осталось все меньше до рассвета, а именно до пятнадцати минут седьмого. Мне нужно провести все манипуляции, задержусь хоть на минуту – буду пойман с поличным. В моей голове уже давно сформировался план возмездия, я спланировал место, время и единственное, чего мне не хватало – это действующего лица. И сейчас появится звезда сегодняшнего зажигательного представления. В первый раз я решил изменить своим правилам, в первый раз я буду организовывать казнь.

Мне приходится выключить фонарик, он может привлечь лишнее внимание, я всерьез задумываюсь о приборе ночного видения для таких случаев. Аккуратно переступаю, стараясь не издать ни звука. Мне не нужно, чтобы господин Дункан* узнал, что сегодня у него нежданные гости. В правой руке зажат шприц с транквилизатором, я немного увеличил дозу, не зная точной массы, но при среднем телосложении объект будет в отключке три часа. Этого времени мне хватит, чтобы довести объект до нужного места и состояния. Затхлый воздух ударяет в нос.

Омерзительно.

В доме пахнет экскрементами, плесенью и спермой. Это не тот запах, который я люблю, тут нет запаха страха, тут нет запаха удовольствия. Тут лишь смрад. Вдыхая его в свои легкие, я в очередной раз удостоверился, что принял верное решение о возмездии. Небольшой дом с кухней-гостиной, в комнате темно, нет и намека на освещение. И сейчас меня ждет два развития: педофил занимается своим любимым делом или спит. Я, конечно, надеюсь на сон, не хотелось бы появляться в подвале и показывать свое лицо детям, это не входило в мои планы. Никто не должен меня видеть. Около лестницы на второй этаж неприметная дверь с двумя навесными замками. Процент того, что я нашел верный дом, стремительно приближается к ста. Обычно люди не вешают по два замка на подвал, если им не нужно никого удерживать. В доме полнейшая тишина, и раз замки на месте, значит господин Дункан точно отдыхает.

Быстро поднявшись на второй этаж и выбрав из двух дверей нужную, я чувствую, как волнительный трепет пробирается под кожу, я чувствую адреналин, который начинает обжигать мои вены, даже смрад, стоящий в доме, не может помешать мне наслаждаться охотой сейчас. Я уже представляю, как буду плавно и медленно отрезать веки тонким скальпелем. Я буду видеть страх в глазах, которые скоро сгорят в праведном огне.

Опьяняющее чувство.

Но приходится немного отложить эмоции, сейчас мне нужно переступить порог спальни, обнаружить мужчину и вогнать острую иглу под тонкую кожу на шее.

Дверь открывается беззвучно, несомненно, это удача, в таких домах, как правило, скрипит каждая петля. Легкий свет от луны освещает маленькую спальню. Небольшая кровать, а в центре не прикрытый одеялом на животе лежит мужчина. Из одежды на нем лишь белье и носки. Мне заранее неприятно к нему прикасаться, будто я буду трогать падаль. Но ведь так и есть? Его нельзя назвать человеком. Даже животные более гуманны к детям, чем он. У животных не встречается такого отклонения, у них нет возраста сексуального согласия и законов, по которым можно было бы отнести кого-либо к педофилам, совратителям и насильникам, соответственно, и педофилии как таковой не существует. До полового созревания детёныша трогать его никто не будет. Получается, животные адекватнее некоторых людей?

Я обхожу кровать и смотрю на него: черные усы виднеются из-под подушки, на голове темные кучерявые волосы. Белье, надетое на нем, возможно когда-то было белым, но точно не сейчас. В комнате пахнет дешевыми сигаретами и потом. Весь дом просто пропитан гадкими ароматами. Мужчина спит, и выглядит он совершенно невинно: густые усы подрагивают, будто ему снится хороший сон, и сам он улыбается.

Что же тебе снится, Дункан? Финал? До которого осталось меньше шести часов.

Рассматривать его у меня больше нет ни желания, ни времени, я быстро подношу острие иглы к шее и ввожу дозу транквилизатора M-99, который продается в любом профильном магазине для животных. А мужчина даже не шелохнулся и не проснулся.

Каково будет твое удивление, когда ты проснёшься на моем столе?

Я уже предвкушаю его пробуждение. Но до этого нужно слишком много сделать. Я не знаю, живы ли дети в подвале. С девяносто процентной вероятностью могу сказать, что да. Иначе господин Дункан уже искал бы новый дом для проживания, он часто менял место жительства. И часто после него оставался след из детских трупов. Но сегодня будет только один – его. Приходится закинуть мужчину на плечо и медленно спустить по лестнице на первый этаж. Я не предусмотрел момент, что мне нужно подогнать машину к двери гаража.

Не тащить же тело в отключке через двор и часть улицы?

Приходится бросить его на пол и, не включая фар, подогнать арендованное авто. Я предусмотрел, что в машине сегодня может оказаться тело, и тщательно застелил багажник универсала целлофаном.

Закинув мистера Дункана в автомобиль, я в последний раз смотрю на дом. Больше я его не увижу, как и этот район. Уже отъезжая от объекта, я собираюсь сделать небольшой крюк. Знали ли вы, что можно отследить ближайшую вышку, с которой был совершён звонок, даже с одноразового телефона? Отъехав на нужное расстояние, чтобы максимально отвести подозрения о своем маршруте, я достаю одноразовый сотовый телефон и набираю 911, немного прикрыв трубку рукой, я жду, когда на другом конце мне ответят.

– Авенида Ривадавия сорок четыре, нужна полиция и скорая. Скорее.

Звонок сброшен, а телефон отправляется в окно, когда я проезжаю по мосту. Это был первый и последний звонок, совершенный по нему, теперь он бесполезен и покоится на дне реки Сент-Джонс.

До того, как проснется господин Дункан, осталось около двух часов. За это время мне нужно добраться до своего укрытия, положить тело на стол, подготовить его и подготовиться самому.

Господин Дункан удобно устроился на столе, сегодня я отошел от своих правил, и мужчина не связан строительным скотчем. Мне не нужно, чтобы на теле остались даже намеки на липкую ленту, не смотря на то, что в конце не останется ничего. Но мне нужно быть аккуратнее. То, что я планирую провернуть, требует максимальной внимательности, нельзя оступиться даже на дюйм. Руки и ноги Джозефа сегодня удерживаются наручниками. Единственное место, которое я все же закрепил, это голова, я же не хочу поранить глазные яблоки, тогда он ничего не увидит. Я уже вижу, как подрагивают веки, которых мужчина скоро лишится. Я вижу, как он начинает чаще дышать. Я даю вам тридцать секунд, господин Дункан.

Этот прекрасный момент, как же я доволен, что смог найти его спящим, видеть сейчас эту реакцию подобно оргазму. Тело начинает дергаться и пытаться вернуть себе власть над ситуацией.

Но тут у тебя нет власти. Сегодня ты в моем мире, сегодня ты будешь эксклюзивным гостем на моей вечеринке возмездия.

Мужчина натягивает цепи наручников, ну нет, можешь даже не стараться, от этого стола можно освободиться, только если ты отгрызёшь себе руку. Но это невозможно. В истории есть только несколько подтверждённых фактов ампутации руки в полевых условиях, но даже устранив мягкие ткани, не будет же он перегрызать себе кость? Это физически невыполнимо.

А Джозеф все натягивает цепи, очень наивно. Хорошо, что я заклеил ему рот. Представляете, сколько сейчас было бы крика, а так лишь мычание. Сегодня я не буду лишать его голоса. Сегодня ему нужно кричать максимально громко. Его ждет один билет на горячий экспресс до ада, которой начнется уже на земле, но это немного позже.

– Доброе утро, господин Дункан.

Я не надеюсь, что он ответит, но я хочу, чтобы он понял, что тут главный я. Сегодня у него нет власти. И он успокаивается, больше не натягивая цепи наручников. Хороший мальчик, так-то лучше. Он что-то мычит, но конечно, ничего не понятно. Но мне и не нужно. Рывком я срываю серый скотч и смотрю, что лишил мужчину некоторой части усов. Ну что ж, бывает.

– Прошу вас, отпустите меня, я не хотел, я больше не буду, пожалуйста.

Я уже пожалел, что сорвал скотч. Но мне нужно было в последний раз убедиться. Мне нужно было, чтобы он признался.

– Давно ли ты этим занимаешься, Дункан?

Я думаю, что лет с пятнадцати. Это самый распространённый возраст, когда демоны выбираются наружу. Редко кто может удерживать их в себе. До пятнадцати лет эти демоны дремлют.

– Прошу вас, отпустите меня.

Не люблю эти бестолковые неконструктивные диалоги.

– Я повторюсь: давно ли ты этим занимаешься, Дункан? Отвечай.

Вот он этот момент. Он понял, что его тайна раскрыта. Сейчас он будет торговаться с самим собой. Рассказать или нет. Но если рассказать, это признаться в преступлении, а если молчать, не ответить на вопрос человека, который тебя раздел и приковал к металлическому столу. И что будет с тобой дальше?

– Первый раз в шестнадцать лет.

Молодец, хороший мальчик.

– Продолжай.

– Я украл пистолет своего отца, подкараулил соседского пацана, отвел его под предлогом пострелять по тарелочкам в тихое место за прудом, где насиловал несколько часов, наведя на него дуло незаряженного пистолета, – он замирает, а я вижу, как по его щекам стекают слезы. Вы думаете, он сожалеет сейчас? – Но за это преступление я не получил наказания, так как пригрозил мальчику, что если тот кому-то расскажет о случившемся, то очень пожалеет, и я найду его и его семью и вышибу им мозги. Теперь вы отпустите меня?

Он сожалеет лишь о том, что его поймали.

– Нет, Дункан, я не отпущу тебя.

Я не намерен лгать.

– Вы…вы убьёте меня?

– Нет, не я убью тебя.

– Я больше не буду, простите меня.

Это начинает утомлять, я уже не чувствую того азарта, который ощущал, стоя за дверью спальни в доме. Там я был охотник, а сейчас будто я поймал крысу.

Отвратительно.

Я отрезаю скотч и заклеиваю рот обратно, я больше не намерен слушать его оправдания, будто такие люди могут измениться. Завести детей и семью. От одной этой мысли становится смешно. Господин Дункан – болен. И его не излечит ничего, это просто невозможно. Его демоны уже давно не дремлют, он выпустил их и проиграл. Он не может контролировать эрекцию, когда видит объект своего вожделения.

Вы знаете, что такие как Джозеф, любят гулять в парках вблизи с детскими площадками. У них в кармане почти всегда есть конфетка. И смотря в невинные глаза ребенка, он чувствует это. Как его демоны выбираются наружу, разрывая его плоть изнутри, выжигая душу и заполняя горячую кровь желанием, и он сдается. Тогда, в пятнадцать лет, он наслаждался криками и страхом, он возбуждался от власти, которая была у него в руках вместе с оружием. А сейчас в его глазах страх, но все еще не принятие.

Ты еще надеешься выбраться?

Но сегодня у него будет шанс. Сегодня будет предоставлен выбор.

Он так неприятно визжит, будто передо мной не мужчина, а свинья. Это определенно отвлекает меня, но точно не сбивает с размеренных действий. Времени остается все меньше.

– Господин Дункан, вы знали, что усопшему, исходя из мифов, клали на глаза монеты, чтобы он смог заплатить паромщику Харону, который переплавлял его в Царство мертвых через реку Стикс?

Конечно, ты этого не знаешь. Откуда тебе это знать, если единственное, что ты знаешь – это запретная похоть. Я наклоняюсь к его лицу и смотрю в его карие глаза. А они полны страха и слез. Какой же ты слабый, Джозеф, я еще ничего не сделал, а ты уже плачешь. Но, как я и говорил, время поджимает, сегодня я не получу удовлетворения.

Сегодня его получу не я.