Читать книгу Остров инвалидов - Ирина Тузова - Страница 4

Вениамин Павлович сидел за рабочим столом в кабинете и пытался разобраться в настройках своего нового дорогого телефона. Он вдруг вспомнил, как когда-то давно купил свой самый первый мобильный телефон. К тому времени у всех его коллег такие игрушки уже были, у кого-то даже модные тогда «раскладушки». А он все почему-то тянул, полагая, что эта вещь не стоит таких огромных трат. Зарабатывал в те годы он очень мало, и ему едва удавалось сводить концы с концами, как говорится, от зарплаты до зарплаты. Да и те кутарки постоянно задерживали. Как-то раз выплатили все задолженности, и он купил себе кнопочную «Нокиа». Надежный аппарат прослужил ему до тех времен, когда он начал подниматься по карьерной лестнице, а потом осознал, что пользоваться таким старьем просто несолидно. Кстати именно из-за того первого телефона он так и не женился. Ему тогда нравилась одна молоденькая женщина, тоже врач. Очень сильно нравилась, но он никак не решался с ней завязать отношения. А когда купил «Нокиа», вдруг сразу осмелел и пригласил ее на свидание, поигрывая в руке, будто невзначай, своей новинкой. Конечно, он выглядел тогда глупо. И, разумеется, не его неуместная гордость не самым крутым телефоном послужила тому, что женщина ему отказала. Но у него с тех пор четко засело в голове, что все женщины меркантильны, поэтому он не заводил серьезных отношений, перебиваясь случайными связями да мимолетными романами.

В дверь постучали.

– Входите, – сообщил Вениамин Павлович, откладывая телефон и вопрос с его настройками в сторону.

Вошла моложавая женщина, и Вениамин Павлович вмиг сменил маску занятого руководителя на гостеприимного хозяина, расплылся в радушной улыбке и распростер в стороны руки, выйдя из-за стола навстречу посетительнице.

– Тамара Николаевна, дорогая моя, я вас заждался, – запричитал Вениамин Павлович, беря ее холеную ручку в свои ладони.

Продолжая излучать флюиды обаятельности и добродушия, он пригласил даму присаживаться в кресло.

– Я свою малютку припарковала у входа, на инвалидном месте, это ничего? – спросила Тамара Николаевна, снимая шубку из рыси и вручая ее на попечение Вениамина Павловича.

Вениамин Павлович повесил шубку на плечики и выглянул в окно – красный «Мерседес» его посетительницы занял два парковочных места, безусловно опровергая слова своей хозяйки о собственных размерах.

– Ничего-ничего, – Вениамин Павлович отмахнулся от такого пустяка руками. – Это совсем ничего. Вам можно, – улыбнувшись, добавил он. – И потом, уже совсем скоро вы будете пользоваться такими парковочными местами абсолютно на законных основаниях. И многим еще чем другим. – Вениамин Павлович опустился в рабочее кресло и уставился на нее с деликатной улыбкой.

Тамара Николаевна оценила момент верно и точеными пальчиками с наманикюренными ноготками открыла свою лакированную сумочку, достала оттуда пухлый конверт и положила его на стол перед Вениамином Павловичем. На секунду она оторопела – конверт молниеносно исчез со стола, оставив комплименты проворности Вениамина Павловича да замешательство своей бывшей владелице.

– Документы готовы, все сделано в лучшем виде. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь, – Вениамин Павлович протянул выписной эпикриз реабилитационного центра.

Тамара Николаевна, наморщив носик, углубилась в чтение, а Вениамин Павлович наблюдал за ее довольным выражением лица, будто ожидая похвалы.

– Вы просто волшебник! – воскликнула Тамара Николаевна, не обманув чаяний Вениамина Павловича, и убрала заветные документы в свою сумочку.

– Ну что вы, – заскромничал Вениамин Павлович, – я просто очень хорошо знаю свое дело. Ни больше, ни меньше. Видите ли, дорогая моя Тамара Николаевна, организм каждого человека настолько индивидуален, что одно и то же заболевание может дать совершенно разные последствия. Кто-то отряхнется и побежит работать дальше. А кого-то это может привести к инвалидности, как, например, в вашем случае.

– Тьфу-тьфу-тьфу, не дай Бог! – засуетилась Тамара Николаевна и постучала по дереву.

– Я понимаю, понимаю, ничего плохого я вам ни в коем случае не желаю, но документально все сделано на высшем уровне, можете мне поверить. Здесь и заключения экспертных врачей, и результаты функциональной диагностики, и нужные значения по всем необходимым шкалам и тестам. Ни у одной комиссии медико-социальной экспертизы не возникнет никаких вопросов. Вы внимательно прочитаете все еще раз и будете вести себя как надо. Ну да не мне вас учить, – расплывшись в обворожительной улыбке он поднялся из-за стола, протянул ей шубку и помог одеться.

– Рад был встрече, дорогая Тамара Николаевна. Буду признателен за рекомендации. Ну, только аккуратно очень, вы же понимаете.

Садясь в свой роскошный автомобиль, Тамара Николаевна размышляла, уж не переплатила ли она, раз он трижды назвал ее «дорогой». «Дорогая. Да уж не дешевая! Он что думает, что мне просто так деньги на голову сыплются? Неужели я бы стала выбивать себе инвалидность, если бы не знала, где и как можно сэкономить? Богат не тот, у кого много денег, а тот, кто ими правильно распоряжается. В любом случае, дело почти сделано, осталось за малым – пройти комиссию и получить доступ ко всем полагающимся льготам». А льготы открывались неплохие. Одна парковка обходилась ей в кругленькую ежемесячную сумму, ведь Тамара Николаевна жила и вела все свои дела в центре города, где практически не осталось ни одной бесплатной парковки. И потом, санатории и материальная поддержка от организации, в которой она работала, тоже были не лишними. «Нужное дело сделала. Все равно я за счет пенсии по инвалидности эту сумму отобью рано или поздно. Нинке его посоветовать надо, она тоже хотела давно», – Тамара Николаевна подвела итог своих размышлений и, развернувшись через двойную сплошную, покатила в салон красоты.

А в это время оставшийся в своем кабинете Вениамин Павлович изучал выписные эпикризы пациентов, которым в ближайшие дни предстояло покинуть эту обитель. Несмотря на свою занятость организационными и административными вопросами, он всегда следил за ходом лечения пациентов с самыми серьезными осложнениями и, разумеется, сравнивал их фактическое состояние при выписке с тем, что написали их лечащие врачи. Читая сейчас заключение по Ефимовой, он хмурился все больше и больше. Женщина средних лет и такого же достатка перенесла сложную операцию на головном мозге с последующим частичным параличом тела, и все говорило о том, что работать дальше она уже не сможет. Однако ее лечащий врач уверенно описывал ее состояние при выписке, как удовлетворительное, щедро наставив средних баллов по необходимым шкалам и тестам, вместо значений от минимальных до ниже среднего.

– Совсем что ли обалдел, – ворчал про себя Вениамин Павлович, набирая номер этого врача. – Ты читаешь, что сам же и пишешь в выписных эпикризах? – продолжил он недовольным голосом, когда в трубке ответили «алло». – А похоже, что не читаешь. К Ефимовой почему так безответственно подошел? Если верить твоим каракулям, то она в меру здоровой покидает наш реабилитационный центр. Ты совсем спятил? Ну и что, что в бюро медико-социальной экспертизы принимают решение об инвалидности, они же на твою писанину в том числе будут опираться. Хорошо еще, если просто подумают, что балбес и разгильдяй какой-то составлял все это. А если и они спустя рукава к ней отнесутся и не присвоят группу инвалидности? Считай, женщина совсем без помощи останется. Немедленно переписать! А впредь думай головой своей немного.

***

Тряпка швабры ходила из стороны в сторону, волоча за собой длинный черный волос, однако, уборщица Люба, казалось, не замечала этого. Стоя на одном месте и задумавшись, она буквально оцепенела, и только ее руки, будто на автомате, продолжали нехитрые движения, заставляющие швабру двигаться. Пожилая сухонькая женщина невысокого роста, Люба, в обычном своем состоянии была бойкой и веселой. Но сейчас она о чем-то размышляла, глубоко погрузившись в свои мысли. Иногда она что-то бормотала, слегка встрепенувшись, но потом снова уходила в себя.

– Странно, очень странно… Не мое дело, конечно… Суешь свой нос вечно, потом неловкости всякие случаются… Опозоришься еще, чего доброго… Странно это все равно… Так ведь не бывает…

– Что – странно? – Елена Николаевна проходила по коридору и еще издалека заметила застывшую на одном месте уборщицу, а когда подошла, Люба ее даже не сразу заметила, продолжая бормотать себе под нос что-то.

– А?.. Чего?.. – Люба вышла из оцепенения и уставилась на Елену Николаевну, явно ничего не понимая.

– Вы сейчас говорили про какие-то странности.

– Я? Дык… это я так, про себя, – Люба вдруг засуетилась и стала выжимать тряпку над ведром.

Проницательный взгляд Елены Николаевны не отрывался от уборщицы, и Люба, заметив это, смутилась еще больше. Это не ускользнуло от внимания главной медицинской сестры, поэтому она спросила:

– У вас все в порядке?

– Все в полном порядке. Задумалась немножко.

– А странно что?

– Ну в мире полно странностей. Сейчас брякну невпопад, потом в дураках останусь.

Люба продолжала волноваться, стараясь не встречаться глазами с Еленой Николаевной и не зная, куда деть руки. Поэтому, отжав тряпку, она стала тщательно расправлять и складывать ее, будто полотенце, не замечая неуместность своих движений.

– Я же вижу, вас что-то беспокоит, – настаивала Елена Николаевна, продолжая сверлить уборщицу глазами.

«Не отстанет, ведь. Ай, скажу. Посмеется так посмеется, с меня не убудет. Что с уборщицы взять-то?» – подумала Люба, а вслух сказала:

– Давеча я замешкалась было с ведрами, напор слабый был, вода медленно шла. Дай, думаю, забегу в каморку свою за тряпкой. Пока вода набирается, успею. А каморка то у меня как раз рядом с палатой той дамочки известной… как же ее зовут-то забыла…

– Галины Сергеевны? – подсказала Елена Николаевна и вся обратилась в слух, слегка прищурив глаза.

– Да, да, она самая, Галина Сергеевна. Так вот, копошусь я у себя в каморке, а каморка эта раньше была второй комнатой при той самой ейной палате. А сейчас, значит, каморкой мне служит. Разделили их, комнаты эти, а дверь меж ними заперли. Но все равно слышно, к тому же шкафчик с тряпками как раз возле этой двери и находится. Вот если бы стена сплошная была, то не такая слышимость. А так, с дверью, немного слышно. Двери то они в любом случае тоньше стены…

Елена Николаевна старалась сдерживать себя и не торопить рассказ уборщицы, но, поняв, что на двери ту зациклило, решила аккуратно повернуть нить беседы в нужное русло.

– Насчет лучшей слышимости – согласна. И что же вас удивило?

– Так это, значит. Слышу я, как будто храпит кто. Я еще Генку своего покойного вспомнила, вот уж кто мастер храпеть был – соседи в стену лупили от его храпа! Потом думаю, что же – дамочка эта так храпит что ли? Вроде раньше за ней не водилось такого. Дай, думаю, гляну, может, на ее место мужика уже какого положили, а ее в другое место перевели или выписали, – Люба вдруг замолчала и задумалась, вероятно, погрузившись в воспоминания и стараясь уловить несостыковки, которые ей показались необычными.

Елена Николаевна терпеливо ждала.

– Выхожу я, значит, в калидор, – продолжила уборщица, – и только краем глаза успела заметить, как мушшина в белом халате с пакетом в руке удаляется за поворот. Я его и разглядеть-то толком не успела, мельком как-то зацепила, даже не поняла – кто это. В палату к этой заглянула, она спит ровненько, не храпит. Тут слышу, напор то прибавили. Мамушки, думаю, вода то перельется за край, убирай потом. Побежала, значит, я к ведрам своим. А потом вон как оно вышло, умерла она, Галина Сергеевна эта. Вот я сейчас и думаю, может она тогда уже мертвой была, когда я заглянула к ней? Или при смерти. Что, если бы я подошла поближе или позвала кого-нибудь, может, и спасли бы ее? А храп и не храп вовсе был?..

Елена Николаевна тихонько постучала в дверь и без приглашения вошла. Вениамин Павлович разговаривал с кем-то по телефону, поэтому главная медсестра села в кресло и по-домашнему подогнула под себя ноги, ожидая, пока он не закончит разговор.

Она хорошо помнила, как вошла в этот кабинет впервые, когда устраивалась сюда на работу старшей медицинской сестрой в отделение реабилитации спинальных патологий. Как же она волновалась тогда! В то время она развелась со своим мужем после десяти лет брака, который обвинял ее в бесплодии и ушел к другой. Ей срочно нужно было поменять что-то в своей жизни, чтобы в новой обстановке забыть об этой душевной ране. Она разменяла квартиру и решила поменять место работы. Знакомые замолвили за нее словечко в реабилитационном центре «Весна», и она пришла на собеседование к Вениамину Павловичу со страхом и опасением – вдруг не возьмет, несмотря на рекомендации? Тогда перемен не произойдет, и она останется вариться в своих старых проблемах. А сейчас, спустя несколько лет, она стала здесь главной медицинской сестрой, объединив в своем функционале контроль за деятельностью младшего и среднего медицинского персонала, обновление лекарственных средств и препаратов, отчетность, больничные листы и личные поручения директора. Она часто задавалась вопросом: стал бы Вениамин Павлович продвигать ее выше по должности, если бы не имел на нее виды личного плана? Однако спросить его напрямую об этом не решалась и всегда четко соблюдала дистанцию, оберегая личную независимость и не переходя определенную черту в их отношениях, чтобы не обжечься еще раз.

Директор, давно разрешивший входить ей в свой кабинет в любой момент, не дожидаясь ответа, сейчас старался поскорее закончить свой разговор и поглядывал на нее время от времени.

– Встретим, конечно! Чай оно не в первый раз… Это понятно все… Понятно… Сделаем… И это организуем, все на высшем уровне будет, как всегда, вы же знаете… Нет. Нет у нас никаких нехваток… Проверю лично… Спасибо… Спасибо… До свидания.

Вениамин Павлович положил трубку и несколько минут сидел задумавшись, прикрыв ладонью глаза. Потом встрепенулся, будто вспомнив о вошедшей.

– Так. Так-так-так. К нам едет ревизор.

Елена Николаевна удивленно подняла бровь, но предпочла промолчать, давая возможность своему руководителю собраться с мыслями и изложить все по порядку.

– Минздрав направляет к нам своих сотрудников с проверкой. Неофициально. Не совсем проверка, но… Но все-таки проверка, как ни крути. В преддверии резонанса, который может последовать в связи с кончиной Галины Сергеевны. Хотят убедиться лично, что у нас все в порядке, и ее смерть не наступила в результате нашего разгильдяйства. Как же она не вовремя все-таки… – Вениамин Павлович смолк.

Елена Николаевна поняла, что он имеет в виду. Сидя на высоком посту никогда не можешь быть уверенным, что твое насиженное местечко не приглянулось кому-то еще. Такие поползновения уже не раз случались в отношении Вениамина Павловича. Не изнутри их коллектива, конечно. Всех возможных конкурентов он грамотно расставил по хорошим должностям или выдворил вон. А вот извне такие атаки иной раз случались. Похоже, предстоящая проверка являлась для кого-то целью рассмотреть должность директора реабилитационного центра как следует, попробовать ее на вкус, так сказать, оценить, примерить – по плечу ли. Ну а если по плечу, то прикинуть на месте – с какого бока браться за Вениамина Павловича, где его слабые места. Смерть Галины Сергеевны потенциально могла стать таким слабым местом. Понимала Елена Николаевна и то, насколько обидно Вениамину Павловичу отдавать свое кресло, ведь он столько усилий вложил в развитие центра, превратив его из заштатного санатория в один из лучших реабилитационных центров в стране. Умел он, что называется, балансировать между личными и общественными интересами.

– Что мне нужно сделать? – по-деловому спросила Елена Николаевна и, поднявшись с кресла, подошла к стеллажу с папками.

– А сделать, Леночка, нужно одно, – ответил Вениамин Павлович и тоже вышел из-за своего стола. Подойдя к ней сзади, он обнял ее и продолжил уже жарким шепотом, нагнувшись к ее уху. – Нужно любить меня. Сильно-сильно. Так, как только ты одна умеешь.

– Давай не сейчас, – Елена Николаевна ловко вывернулась из его объятий и встала лицом к нему. – Нужно как следует подготовиться, чтобы у них ни малейшей зацепки не было. Где что усилить?

– Так. – Вениамин Павлович вмиг превратился из страстного возлюбленного в строгого руководителя. – Ты препараты из списков проверила? – Елена Николаевна кивнула в ответ. – Посмотри еще раз. С дежурствами как?

– Без перебоев, все на своих местах будут, незакрытых зон нет.

– Я еще вот что думаю. Проверяющих трое будет. Не организовать ли нам для них небольшую санаторно-курортную программу, а? Как думаешь?

– Думаю, отличная идея. Жемчужные и вихревые ванны, минеральные грязи, галокамера…

– Посмотри там по заполняемости, окошки найди для них и давай мне на утверждение. Что еще?

– Кормить их где будем?

– Ах, да, спасибо, что напомнила. Я распоряжусь по отдельному меню для них. Разместим в малом зале.

Разложенная по полочкам подготовка к встрече настраивала Вениамина Павловича на то, что все пройдет гладко, а многолетний опыт придавал уверенности в этом. Напряжение отпустило, и он снова потянулся к Елене Николаевне, попытавшись ее обнять и привлечь к себе.

– Подожди, – снова засопротивлялась она. – Я принесла папку с личными вещами Галины Сергеевны, их разобрать нужно. Посмотришь?

– Что там?

– Не знаю, бумаги какие-то. Я не смотрела, некогда было.

– Положи на стол, вон к ее медицинской карте, я позже все посмотрю. Ну, иди ко мне.

– И это еще не все.

– Да к черту все! Иди сюда, я соскучился.

– Там уборщица одна утверждает, что слышала храп или хрип из палаты Галины Сергеевны, а когда выглянула в коридор, увидела удаляющегося мужчину в белом халате. Через некоторое время Галину Сергеевну обнаружили мертвой, – выпалила на одном дыхании Елена Николаевна, опасаясь, что любвеобильный директор так и не даст ей рассказать.

– Это которая уборщица? – Вениамин Павлович тут же остыл и насторожился. – Ты сказала ей, чтобы держала язык за зубами?

– Люба Мещерякова. Разумеется, я провела с ней работу. Убедила, что мы все проверим. И строго-настрого запретила обсуждать эту тему с кем бы то ни было. Под страхом увольнения.

– Только сплетен нам сейчас и не хватало!

– Может, отстранить ее на время? Пока все не уляжется, и наши гости не уедут.

– Не нужно. Лучше перевести ее в «культурный блок» к нашему Гоше. Там ей не с кем сплетничать будет – пока освоится, пока то да се, глядишь, и все само успокоится.

Спустя пару часов Вениамин Павлович пригласил к себе заведующего отделением культуротерапии Георгия Мстиславовича, которого за глаза ласково прозвали Гошей. Георгий Мстиславович был как раз из числа тех, кто метил в свое время в кресло директора реабилитационного центра. Вениамин Павлович тогда сразу оценил его потенциал: ну не потянет он руководство. Мечтатель, увлекается творчеством, постоянный посетитель выставок, художественных мастерских, концертов и фестивалей. У него бы просто времени не хватило заниматься центром. Зато он имел степень доктора психологических наук, и сочетание этого с его любовью к творчеству делало из Георгия Мстиславовича идеального кандидата на должность заведующего отделения культуротерапии. Модное направление. Вениамин Павлович в красках описал ему перспективы, разрешил разместить здесь собственную творческую мастерскую, Георгий Мстиславович и сам художествовал. Под его отделение отвели весь цокольный этаж, который ранее был чем-то средним между котельно-насосным отсеком и хозяйственным блоком. Сделали там шикарный ремонт, все коммуникации попрятали в современные встраиваемые шкафы, развесили картин, наставили цветов, обустроили террасу с выходом во внутренний вечнозеленый дворик. Облагородили, в общем. Помимо холлов, исполняющих роль экспозиций, на этаже располагалась уже упомянутая художественная мастерская Георгия Мстиславовича, его кабинет для деловых встреч, впрочем, также заставленный его работами, кинозал с современным оборудованием, сценой и удобными креслами, три лектория, а также несколько подсобных помещений. В помощь заведующему отделением культуротерапии выделили методистку Лару, которая составляла план культурно-оздоровительной программы и графики ее проведения, а также ассистентку Люсю, которая помогала Георгию Мстиславовичу оздоровлять творчеством искалеченных пациентов, когда он это делал лично, или проводила занятия сама, в случае его отсутствия. Жизнь на цокольном этаже протекала плавно, без резких движений, и была наполнена гармонией, просветлением и возвышенностью, тем самым полностью соответствуя запросам и ожиданиям одухотворенного искусством Гоши.