Читать книгу Неисповедимые пути. Сборник рассказов - Ирина Васильевна Галыш - Страница 4

Я запомнила, двадцать восемь лет назад, тринадцатого сентября, дверь в наш класс сначала приоткрылась, тихо прозвучало какое-то напутствие, а затем широко распахнулась, и директриса Фаина Николаевна пропустила вперёд себя новичка.

– Здравствуйте, ребята! Не вставайте. Познакомьтесь с вашим новым товарищем. Это Щерба Валентин. – Можешь занять свободное место. Она указала рукой на четвёртую парту у окна.

Головы учащихся синхронно поворачивались в сторону инородного самодвижущегося предмета – Щербы. В то время было принято всех называть по кличке, либо по фамилии, пока не придумают погоняло.

В уме пацанов рождались комбинации из колких слов, обидных насмешек и поводы для драки. Глаза девчонок округлились и стали выразительными.

Новичок двигался, как кошка, и был хорош собой. Самый высокий в этом классе. В отличной физической форме. Короткие, густые и непокорные, волосы завихрялись на макушке в двух направлениях. Серые глаза, тонкий нос и редкие веснушки, как оказалось впоследствии, на бледной гладкой коже.

Сейчас лицо, шея в вороте клетчатой рубашки и сильные кисти рук были смуглыми. Его семья только вернулась из Судака.

Вака не приживался. В классе ни с кем не сошёлся. На задирание не реагировал. В коридоре, в столовой, на переменке или если вызывали к доске, снимался с места на раз и шёл так, будто вёл мяч. Надо сказать, что он редко мазал в корзину. Учился хорошо, но не блестяще.

Никто не знал о нём больше, чем парень позволял узнать.

Если мальчишки быстро охладели к потенциально опасному противнику, то девчата, наоборот, с каждой неделей становились озабоченней. Придумывали разные способы, чтобы попасть в круг внимания слэм-данкиста.

Первой решилась самая яркая звёздочка. Остроумная Дашка Женевская – Жека. Гимнастка и певица в одном флаконе. На большой перемене, лавируя между одноклассниками, томно мурлыкала: «Вдох глубокий, руки шире, не спешите, три-четыре».

Накануне седьмого ноября, впервые, учащиеся по-настоящему удивили классного руководителя. С вывернутой шеей они не спешили покидать аудиторию. Валя Карань налетела на дверь, рассыпала мусорную корзину и, покраснев как рак, выскочила прочь. Кто-то заржал.

Возле проёма дракон 10-го «б» сгрудил зелёные от зависти головы. На четвёртой парте Жека и Щерба наклонились над учебником химии…

Каникулы пролетели незаметно. Это случилось в первый школьный день.

Замирая от страха, в нетерпении и неодолимом желании быть замеченной (Жека получила отлуп), я стояла на свободном месте между учительским столом и тремя рядами парт. Бешено прокручивая в мозгах подходящие фразы.

С пугающей скоростью на меня надвигался свингмен – Вака. Он держал в поле зрения что-то на уровне колен. Словно перед ним была широкая спортивная площадка, а не стена в 10 «а».

Я успела широко улыбнуться, воскликнуть: – Привет! Ва…, почувствовать толчок в грудь и оказалась на полу. Чтобы защититься, рефлекторно выставила руки и основной удар пришёлся на них. Но всё же крепко приложилась затылком об стол и задом – об пол.

А главное, мои ноги разъехались, подол форменного платья вспорхнул, хлопнул пощёчиной по лицу и оголил всё, что было под ним. Белые трикотажные штанишки прикрывали накрученные на круглые тканевые резинки коричневые хлопчатобумажные чулки в тонкий рубчик. Вся конструкция от падения развалилась, чулки съехали.

Меня до тошноты медленно покружило вокруг воронки, а после я туда провалилась.

Место оказалось похожим на то, что можно было видеть в нашем городе хоть каждый день – часть железнодорожной станции. При том – вовсе незнакомое.

Я стояла под знаком остановки. Время съело на нём краску и название, оставило ветхую, траченную коррозией грязно-серую рамку… На краю заброшенной пассажирской платформы. Её бетонное основание покрылось трещинами и на границе с ржавой металлической, рифлёной полосой частью выкрошилось. Рядом со мной сидела моя "британка" Буся и пялила янтарные глаза влево от нас.

Здесь родился, вырос и окреп сумрак. На границе яви и кошмара пробуждающий чудовищ.

Сверху, сквозь кроны деревьев, обступивших платформу со всех сторон, словно на театральную сцену, проникал рассеянный свет. Под нами он заканчивался мелкими жёлтыми листьями. На пушистой чёрной шубке кошки выглядевшими трепетными крыльями бабочек.

Прямо перед нами, меж рельс, виднелся настил из шпал. Но на противоположной стороне деревья стояли стеной и никакого прохода видно не было.

В направлении, куда смотрела Бусинка, и куда уходила колея, железные жилы густо заросли подорожником и плющом, спустившимся с глухой стены станции. Зелень была такой яркой, что сама по себе являлась источником света.

Изогнувшиеся дугой рельсы скрывались под замершим электровозом без колёс. Его токоприёмник, подобно небрежно надетой кепке, съехал набекрень. Видна была кабина. Внутри ничего не разглядеть из-за расстояния и всего в трещинах лобового стекла, изрезанного слепящими осколками отражения.

Задник «сцены» тонул в дремучей растительности, и можно было только догадываться, из какого тёмного мира прорвалась жуткая рожа этой громадины. Потому что три включённые фары складывались (вне всякого сомнения) в мину чванства. Махина только и ждала, когда светофор рядом сменит красный.

Не понимая, что делаю, я спрыгнула на пути, прислонилась к платформе, высвободилась из ремней ранца. Достала удочку опрыскивателя, привинтила к баку, надела респиратор, вновь – ранец и нажала кнопку. Из тонкой изогнутой трубки, через рассеиватель, на траву брызнул ядовитый дождь. От соприкосновения с ним изумрудные листья скручивались и чернели.

Было очень тихо. Ни порывов ветра, ни шума в кронах деревьев, ни пенья птиц, ни скрипа песка под ногами. Только тихий шёпот травы перед смертью.

Но вот, откуда-то из глубины, до нас докатилась первая, ещё слабая волна дрожи. Кошка зашипела, прижала к черепу уши и стремглав бросилась вправо…

Мне сообщили, что без сознания я была четыре дня. Оказалось, неловко упала. Ударилась основанием черепа. Говорили – мне крупно повезло, но я думала только о том, как опозорилась.

Через две недели вернулась в школу. Одноклассники отнеслись с сочувствием. Не напоминали о случившемся и не подсмеивались.

Валентин Щерба покинул нашу школу. И вскоре все о нём забыли. Кроме меня.

Моё видение, не знаю, что это было, но было точно – не повторялось.

Прошло несколько лет, я тоже оставила город детства.

***

– Осторожно! Двери закрываются. Следующая станция – «Ботанический сад», – объявил механический голос.

Свист и мерное покачивание, шелест газетной страницы на сквозняке, снова свист, замедление – и народ придвинулся к выходу. На платформу высыпали пассажиры, вагон заполнили новые, двери съехались, и поезд, ускоряясь, исчез в чёрной дыре тоннеля.

По привычке, не глядя по сторонам, маневрируя во встречном потоке, я продвигалась к эскалатору выхода из метро. Ещё минут тридцать, и можно будет снять в прихожей суету дня, включить Криса Сфириса и заварить чаю покрепче.

Механически отметила виртуозность высокого сухощавого господина, который, направляясь в мою сторону, умудрился никого не задеть, пересекая человеческую реку по диагонали… Тут беспощадная память ударила под дых – накрыла с головой…

И вот уже мы с ним стоим на той самой платформе из моего видения. Вака – чуть впереди меня, вполоборота к электровозу. Широкие плечи укрыло твидовое пальто, на шее по моде намотан длинный шарф. Тяжёлый запах пачули сдавил мои коронарные сосуды.

Светофор впереди переключился на зелёный…

За мгновение до того, как мне погрузиться в черноту, я увидела сноп искр, услышала металлический визг и скрежет, топот и истошный женский вопль:

– Аааааааааааааа! …кнула! …ите!

*Слэм-данк – вид забивания в баскетболе, при котором игрок выпрыгивает вверх и одной или двумя руками бросает мяч сквозь кольцо сверху вниз.

*Свингмен – баскетболист, который сочетает в себе навыки лёгкого форварда и атакующего защитника.