Читать книгу На другом берегу - Ирина Верехтина - Страница 3

Разговор с всевышним

Обширный инфаркт в сорок семь лет! Рановато… – удивлялись врачи. Марина не удивлялась, приезжала в больницу ежедневно и упрямо ждала у дверей кардиореанимации, где лежала мама. Посетителей в реанимацию не пускали, и ей приходилось подолгу сидеть на неудобном стуле, ожидая, когда выйдет врач. Врач выходил и каждый день говорил одно и то же: «Состояние больной стабильно тяжёлое. Мы делаем всё возможное, но вы же понимаете, мы не боги. Будем надеяться…»

– Вот, возьмите, – Марина протягивала врачу букет. – Это мамины любимые. Хризантемы.

– Девушка, ну зачем вы тратитесь – каждый день букет, это ж сколько денег! Вы, может, миллионерша? Зима на дворе… Я вам говорил, что в реанимацию цветы нельзя?

– Говорили, – эхом отзывалась Марина. – Возьмите. Пожалуйста! Если маме нельзя, поставьте у себя…

– Да у меня и так уже два букета стоят, вчерашний и позавчерашний!

– А вы поставьте сегодняшний! – грустно улыбалась Марина. Врач с тревогой вглядывался в её огромные глаза, запавшие щеки.

– Вы завтракали? Ели что–нибудь сегодня? Нельзя же так, вы же заболеете…

– Завтракала, – соврала Марина врачу.

Еще тяжелей было Марине дома. Не зажигая света, она бродила по опустевшей квартире, переходя из комнаты в комнату, словно ища выхода. – А выхода не было! Горе обрушилось на неё внезапно, и не на кого было опереться, некому пожаловаться, не с кем посоветоваться… Марина осталась одна.

В гостиной висела леонардовская «Джоконда» (отец говорил:«Джиоконда») – отец уверял, что она похожа на Софию. Марина всматривалась в её лицо сквозь набегающие слёзы, и ей казалось, что у Джоконды исчезла с лица её вечная полуулыбка. Джоконде тоже было не радостно, но помочь она не могла. Помочь, наверное, мог только Бог – и неверующая Марина шепотом просила его оставить ей маму и не забирать её к себе.

– У меня никого не осталось, только мама! Ну, зачем она тебе? – говорила Марина невидимому Богу. – Она в тебя даже не верит! Ты с ней натерпишься, это я тебе точно говорю, я же её знаю… Вот и подумай, нужны тебе неприятности? – увещевала Бога Марина, глядя из окна их опустевшей квартиры в бескрайнее черное небо. В небе было так же, как дома – пусто и темно.

– Если тебе так уж нужна чья–то душа, можешь забрать мою, а мамину, пожалуйста, оставь. Паракало! (греч.: прошу). Ей знаешь как плохо без папы, и ты не сможешь ей его заменить, уж поверь мне на слово.

И Бог услышал Марину – и отступился. Она почернела от горя, похудела так, что казалось, светилась насквозь, но мама поправилась, и счастливая Марина привезла ее из больницы домой. Когда они уже садились в такси, дверца открылась – и врач–реаниматолог, уже знакомый Марине, положил маме на колени охапку хризантем! – «Вы любите, возьмите», – улыбнулся врач и, кивнув на прощанье Марине, поспешил в отделение, где его ждали больные.

Дома Марина первым делом прошла в гостиную и взглянула на портрет: Джоконда снова улыбалась. Значит, всё теперь будет хорошо! А ведь она, Марина, напрочь забыла обо всём! О том, что собиралась поступать в институт. О том, как ходила в походы и всю неделю ждала воскресенья, чтобы увидеть Илью! Дрожащими пальцами Марина листала купленный по дороге домой план походов выходного дня (Марине повезло – в магазине оставалось несколько брошюр). – Вот! Кестель И.С. Послезавтра! Послезавтра она его увидит…

Маринина мама тихо радовалась, видя, как светятся глаза дочери. Пусть она будет счастлива…

Илья

В воскресенье Марина поднялась с первым лучом солнца: время сбора в группе Кестеля назначалось очень рано, в шесть пятьдесят, а в семь они уже сидели в электричке. (Свои придут, а чужие пусть спят, – смеялся Илья. – походов в «Плане» много, есть и в девять сбор, и в десять… Даже в одиннадцать есть – для тех, кто поспать любит). «Своих» собиралось человек десять – двенадцать. Когда приходило шестнадцать – это называлось «полный сбор». В группе был свой микроклимат – все друг друга знали, всем было уютно и комфортно, у костра сидели с наветренной стороны, где не было искр и пепла, – и всем хватало места, потому что костер разжигали большой и жаркий.

– Ну, нельзя же так исчезать, Мариночка! – обрадованно забубнил Илья, увидев Марину. – Ты в экспедицию уезжала, что ли?

Марина вспомнила бессонные ночи, тягостные разговоры с врачом, беготню по аптекам в поисках лекарств – и улыбнулась. Всё теперь позади. «Да, уезжала на Северный полюс!» – сказала она Илье. Он первым с ней заговорил! А раньше вообще её не замечал: пришла – молодец, а не пришла – и не надо. А теперь…

Марина не успела додумать, что теперь – и оказалась в крепких руках Ильи. Он прижался губами к Марининому уху и щекотно выдохнул: «Всё. Больше никаких экспедиций. Диктуй телефон, и отныне ты ходишь только ко мне. Это надо же, на месяц исчезла! Я из–за тебя чуть с ума не спятил – где ты, что с тобой? Ни телефона твоего, ни адреса… По всем группам тебя искал!

Он сходил с ума по ней, Марине! Он её искал! – Марина вложила тонкие пальцы в большую теплую ладонь Ильи и тихо сказала: «Больше никаких экспедиций. Обещаю».

В июле Марина с блеском выдержала экзамены и поступила на искусствоведческий факультет ***–ского института. А в августе они с Ильёй поженились, и Марина взяла его фамилию: Кестель Медея Харалампиевна. «Круто!» – только и сказал Илья, когда в его руках оказалось свидетельство о браке.

Родители Ильи на свадьбу не приехали. «Они далеко живут, почти на краю света» – объяснил Илья Марине. Объяснение показалось ей странным – не приехали, не позвонили, не поздравили…

Маринину маму замужество дочери не радовало.

– Ты его совсем не знаешь. Кто он, откуда? Что у него за душой?

– За душой у него – солнце, ветер и нехоженые километры, – рассмеялась счастливая Марина. – Я люблю его, мама! И он меня любит. Больше я ничего не хочу знать…

На самом деле, ей многое хотелось знать о муже, но Илья ничего не рассказывал, а дознаваться Марина не стала. Расскажет, когда захочет.

После свадьбы Илья перебрался к Марине: у него была семиметровая комната в общежитии, а у Марины – такие хоромы! Оказалось, Илья учился в аспирантуре.

– А Илья учится! В аспирантуре! – с гордостью объявила Марина матери. – А ты говорила, кто он, да где он…

Маринина мама молчала. Ну и пусть! Они теперь муж и жена, – думала Марина. – Впереди у них медовый месяц. Она возьмет с книжки деньги и купит тур – куда–нибудь на Бали, где волны лижут песок, ветер играет с лохматыми пальмами, а в маленьком уютном бунгало их ждут плетеные кресла и горящий камин.

Илью жизнь в бунгало не прельщала. – «Хочешь экзотики? – сказал он Марине. – Да пожалуйста! Только зачем так далеко ехать? Там знаешь сколько народу, на островах этих… А мы с тобой наш медовый месяц проведем вдвоем. Возьмем палатку, заберемся в лесную глушь и будем вечерами звезды считать. Только ты и я. Хочешь?»

Марине ничего не оставалось, как согласиться: она не хотела начинать семейную жизнь с размолвок и препирательств, твёрдо усвоив уроки отца: дочь должна подчиняться отцу, а жена – мужу. Она даже сделала вид, что обрадовалась предложению Ильи. А так хотелось – на Бали!..