Читать книгу Ирина Винер: Я – никто. Автобиография легендарного тренера - И. А. Винер-Усманова - Страница 13

Марина Николаева:

Мы очень хотели нравиться Винер – харизматичной, заряженной немыслимой энергией. Соперничали за ее внимание. Личность Ирины Александровны была для нас больше, чем вся художественная гимнастика.

Музыку для наших программ Ирина Александровна выбирала мощную: «Чакону» Баха, «Танец с саблями» Хачатуряна, «Лунный свет» Дебюсси. Работали не только с классикой: были и эстрада, и фольклор. Ленту я делала под дойру, узбекский бубен, булавы – под попурри на мелодии Челентано.

Долгое время правила разрешали выступать в сопровождении только одного инструмента, и инструмент этот должен был звучать «живьем». Само собой, все выбирали фортепиано. Аккомпаниатор играл на уроках хореографии, тренировках, выезжал на соревнования. Если ехать не мог, мы везли с собой ноты.

Когда позволили музыку в записи, перед нами открылись новые возможности. Первое упражнение не под фортепиано Винер поставила для меня. Под саксофон.

Сочинения, которые мы использовали, звучали в оригинале дольше полутора минут, отведенных гимнастке на выступление. Винер брала ножницы, резала пленку, склеивала кусочками изоленты и проверяла, что получилось. Вновь и вновь убирала лишние миллиметры, но добивалась слитного гармоничного звучания. Самым сложным было подобрать логически верную музыкальную фразу финала.

Создание образа было для Ирины Александровны чем-то особенно важным. Мелодия, движение, цвет костюма и предмета – все должно было сойтись воедино.

Ни интересных деталей, ни блесток в дизайне купальников правила не допускали, только сдержанные тона. Чтобы сделать выступление ярче, мы покупали белые ленты и красили их – освоили технику нанесения краски с плавным переходом одного цвета в другой.

То, что делает сейчас Dolce & Gabbana, я делала давным-давно. Все мои платья были красивые, расшитые бусами, яркие. Что-то придумывала сама, что-то видела в заграничных журналах. Шла к портнихам, объясняла. Из узбекского хан-атласа сшила брючный костюм. Какие-то вещи доставала у перекупщиков, приезжала к ним «к открытию чемодана». Что надевать, решала только сама. Если кто-то говорил: «Это тебе не идет», мне было наплевать.

Я первой в Ташкенте надела черные чулки. Это была настоящая революция. Носила высокие обтягивающие сапоги, короткие юбки. Боялась, что в меня полетит камень. Мой маленький сын стеснялся идти рядом и как-то сказал: «Мама, когда же ты будешь настоящей мамой и перестанешь носить эти ужасные юбки?», – «Радуйся, что у тебя такая молодая мама», – ответила я.

Елена Холодова:

Красный шарф, красная чалма и красные сапоги-ботфорты. На первенстве СССР среди юниоров в Риге в зал вошла эффектная женщина. Ирина Винер. Я подумала: «Как, наверное, здорово заниматься у такого тренера!»

Выступила плохо, сто восьмое место, но Ирина Александровна подошла и спросила: «Девочка, ты из какого города?» Ответила: «Из Чимкента[6]». Через неделю она приехала говорить с моим первым тренером и отпрашивать меня у семьи в Ташкент.

Начала тренироваться в сборной Узбекистана. Мой тренер переехала тоже. Винер как-то выбила для нее двухкомнатную квартиру.

Ирина Александровна буквально лепила меня. Учила работе телом, учила чувствовать музыку, красиво одеваться, не унывать. Быстро поменяла мне программу, накормила, напоила, отшлифовала как брильянт. На следующем первенстве СССР я победила.

Сделать яркой, запоминающейся, лучшей она стремилась каждую из своих гимнасток.

Три года подряд ко мне на соревнования приезжал фотограф, снимавший для советских модных журналов рекламу шуб. Просил, чтоб я позировала ему. Оставлял телефон, я обещала, что позвоню, но не звонила, не было времени.

В последний раз он приехал на Спартакиаду народов СССР и подошел ко мне после выступления Венеры Зариповой. С ним были две дамы. Спросила: «Зачем вам я? Такие у вас красивые девушки». Ответ прозвучал подкупающе и даже лестно: «Для меха нужна порода». Но я, счастливая от успеха моей ученицы, начала говорить ему о Венере. Фотограф посмотрел на меня долгим многозначительным взглядом и сказал, что больше не придет.