Читать книгу Балтийская мелодия - Ирина Владимирова - Страница 2

– Кровь! Это кровь! – Глазки Элеоноры Тимофеевны закатились. И она с глухим стуком упала на ступени. Дама была не худенькая, более всего походила на копну, и, упав, заняла собой почти всю лестницу. Тр-р-р-р-р! Юбка зацепилась за гвоздь и слегка порвалась. Из хозяйственной сумки с шелестом выскальзывали какие-то пакеты, пакетики и кульки. А с потолка слегка посыпалась побелка.

Василия Чижикова от неминуемой травмы спасла отменная реакция. Успел отскочить в сторону, и упавшая лишь слегка задела его ногой. Другая дамская нога коснулась красного пятна на полу.

– А-а-а-а-а! – завопила валяющаяся и вновь закатила глазки.

Предусмотрительно оставшиеся на верху лестницы две другие тетки с криками и космическими скоростями бросились наутёк.

– Помогите! Помогите! – Верещали они на два голоса. Но, оказавшись на детской площадке, неожиданно успокоились и уселись на лавочку.

– Макаровна, – спросила одна, – а ты труп-то видела?

– Нет!

– А где же он?

С недоумением они посмотрели друг на друга.

– Слышь, Матрёна, – Макаровна пихнула товарку острым локотком и с ехидством заявила, – а Элька-то на бобах осталась!

– Как так?

– Она Семёна окрутить хотела. В прошлые выходные была я у кумы, она по соседству с Элеонорой живёт. Вижу гуляет эта по садику, гуляет, да на улицу выглядывает. А тут – глядь! Семён идёт. Откуда идёт не знаю. А эта к калитке подходит и так любезно ему, мол, заходи ко мне, чайку выпьем. А он ей, не могу, мол, занят. А она ему, пиво у меня попьем с угрём копченым. И пальчиком его манит.

– А он что?

– Ясно, что! Разве мужик против пива устоит? Так и пошел к ней пиво пить.

– Что делает баба! Совсем осмелела! – Неожиданно Матрёна захихикала. – Куда ж ей мужика, если сама-то всё по аптекам бегает: без успокоительных капель и дня прожить не может?

Теперь хихикали обе. Далее они немного посудачили ещё на тему женской свободы и пошли со двора.

В подвале часовщик Горелик, маленький, с густыми бровями пытался включить фонарик. Тот загораться не пожелал.

– Дама! Что вы тут улеглись! Не делайте нам нервы! – сверкнул он глазами. – Не мешайте офицеру-следователю смотреть на окрестности! Умоляю!

И через несколько секунд:

– А трупа-то и нет! Напрасная тревога.

Василий Чижиков не был следователем. Простой опер. Стоял он в мрачноватом повальном помещении, пытаясь прикрыться служебной папкой от падающей с потолка какой-то дряни.

– Не обращайте внимания, – показал Горелик вверх, – ремонт там хозяева делают. И штукатурка старая падает, и побелка сыпется. А то и вода откуда-то капает. В моей клетушке то же самое.

Часовщик Горелик арендовал другое маленькое помещение в том же подвале.

– Гражданка Кавалеридзе, почему вы заявили, что в подвальном помещении по указанному адресу находится труп сапожника Литвака Семёна Иосифовича?

Элеонора Тимофеевна моментально пришла в себя, поднимаясь со ступеней, проскрипела:

– А как же! Зашла к нему по делу, а из двери такая вонь! Точно, труп! А в замочную скважину не видно и в окно-то не разглядеть.

– А по какому делу вы хотели видеть Литвака?

– По личному!

Кавалеридзе не хотелось рассказывать, что пришла она забрать старые семейные фотоальбомы. Она на свой страх и риск выпросила их у одной своей знакомой, сын которой занимался раскопами. В свободное от основной работы время. Сыновнее хобби приносило неплохой доход, что знакомая смогла стать единственной владелицей старинной виллы в курортном городе. Виллу отреставрировали. Восстановили оригинальный камин. И он даже работал!

Литвак имел подобное хобби. То есть он копал. И тоже в свободное время.

С одной стороны, Элеоноре Тимофеевне хотелось, чтобы Семён наконец-то обратил на неё более пристальное внимание и сделал ей брачное предложение. С другой – поправить материальное положение. И решение ей виделось одно. Быть полезной Литваку в поисках антикварных вещиц. Упросила знакомую одолжить старые немецкие альбомы. А уж Семён сможет найти в них полезную для себя информацию.

Один раз она передала старую исчерканную немецкую топографическую карту, найденную в вещах покойного мужа. Литвак нашел старинные каминные часы, которые оставил себе, и почти не поврежденный эмалевый медальон, который передал Элеоноре Тимофеевне. Часы не имели одной стрелки. Кроме того, механизм был поврежден основательно. Литвак поставил их в мастерской. Для красоты, так он объяснил.

А медальон Элеонора почистила и с удовольствием носила как кулон.

И надо же случится такому, что альбом потребовалось срочно вернуть. Она успела забежать к Литваку домой, но там его не застала. Прибежала в мастерскую – и тут нет. При сложившихся обстоятельствах она заволновалась. Не дай-то Господь что-то с ним произошло. Копателей много. Не поделили что-нибудь. Или ещё хуже что!

Но разве признаешься полицейскому, что сапожник на самом деле копатель?

Глядя на выражение лица Кавалеридзе, Чижиков понял, что не желает она при свидетеле рассказывать о причине, по которой пришла к сапожнику.

– Почему вы называете отсутствующего антикваром?

– А кто ж он ещё! К нему всегда такие личности ходили и всё ближе к ночи! Специально, чтобы никто не заметил. Часы у одного, я видела, на руке дорогие. Руку повернул – как сверкнуло! Неделю назад один такой в пиджаке кожаном пришел. Уже темно было. А я пошла мусор выносить. Смотрю: выходит, а в подвале свет горит, значит бизнесмен наш ещё на месте был. Конечно антиквар, кто ж ещё?

– Как вы странно мусор вечерами выносите! Помойка-то в другой стороне от вашего дома. – Снова встрял часовщик.

– Не ваше дело куда я с мусором хожу. А я, может, перед сном заодно прогуливаюсь, чтобы сон крепче был! Так и в программе «Здоровье» по телевизору предлагают.

«Действительно, странно. С той стороны и окошка подвального не видно», – подумал полицейский, но вслух ничего не сказал.

Кавалеридзе продолжала:

– Некоторые на машине подъедут. Придут, а с пакетами выходят. Конечно, антиквариат покупали и выносили. Жульё!

– Послушайте, мадам! Семён Иосифович был сапожником! А иногда летом садился с гуталином, щетками в кибитку у перекрёстка и чистил обувь! Недорого, к тому же! – Вновь говорит часовщик.

– Вы когда видели сапожника последний раз? – спросил полицейский часовщика.

– Примерно, неделю не видел. И не слышал. Через стенку. И не слышал, чтобы он по лестнице спускался или поднимался. Лестница у нас громкая.

Вошедшие находились в небольшом помещении, темном, разделенном прилавком-бортиком на неравные части. Меньшая для посетителей. В большей размещался сапожник со всему бебехами, необходимыми для работы. Маломощная потолочная лампа придавала помещению вид крайне таинственный. У одной стены светлел старенький холодильник "Минск". Наверно, это агрегат можно было определить самым роскошным предметом в каморке. Хотя… В самом дальнем углу – старинные часы. Небольшие. С каменным основанием. Перламутровым циферблатом. Не работающие. Без часовой стрелки. С трещиной на корпусе. Часы Василию очень понравились.

"Немецкие,"– в этом Василий был уверен. Насмотрелся на такие вещи в старых домах.

В помещении имелось окошко, под самым потолком. И выходило оно в переулок, а не во двор.

"Ни света, ни воздуха," – подумал Чижиков.ʺ

Холодильник выключен, дверца приоткрыта. И неприятный запах оттуда. Чижиков подошел ближе и увидел на полке кусок позеленевшей колбасы.

Перед холодильником образовалась лужа. Размораживать взялся хозяин, да что-то отвлекло. Яркое красное пятно на полу – кетчуп из опрокинутого пакета.

– Понятые, смотрите сюда: вот колбаса протухшая, вот кетчуп пролитый. Источник запаха и основа «кровавой» лужи. Никаких трупов нет. Сейчас протокол составим.

Полицейский оглянулся и увидел, что понятые таинственным образом исчезли.

– Они испугались и убежали, – вежливо пояснил часовщик, – давайте, я пойду, поищу…

– Нет. Оставайтесь здесь. Сейчас составлю протокол, подпишите и пойдёте.

Часовщик завопил:

– Ой-ой! У меня же бизнес! Так и вижу, как каждую минуту моя прибыль испаряется!

– Куда это, интересно, испаряется? – Кавалеридзе решительно выставила вперёд нижнюю челюсть. Маленький кусочек потолочной дряни попал на её плечо и лежал, изображая эполет. – Что-то я очереди перед вашей дверью не вижу! Или уже привидений здешних обслуживаете?

– Тьфу на вас! Не каркайте! – пискнул часовщик.

Сверху раздался удар. Потолок чуть дрогнул. Мелкая штукатурка слегка припудрила присутствующих.

Полицейский отряхнулся.

– Я, может, тоже сегодня занята. А стою здесь спокойно, выполняю свой гражданский долг. А вы как гражданские долги выполняете? Отлыниваете, небось?!

– Да тьфу на вас! Вот привязалась! Злыдня!!!

Тем временем, Чижиков составил необходимые бумаги.

– Граждане! По очерёдности прочитайте и распишитесь. Если есть замечания, имеете дополнения можете указать.

Оказавшиеся в качестве понятых, Кавалеридзе и Горелик несколько угомонились.

– А теперь, гражданка Кавалеридзе, будьте любезны пройти в отдел, объяснение давать будете за ложный вызов! Кто теперь слесаря оплачивать будет? Вы что ль?

Элеоноры Тимофеевны молчала.

Объявились два слесаря. Молодые мальчишки допризывного возраста.

– У вас есть замок, который сюда взамен ставить? – Спросил тот, что постарше, внимательно оглядывая дверь. Осмотрел стену за дверью: на гвозде висел ключ.

– Да откуда замок-то?

– Верхним замком не пользовались?

– Не могу сказать.

– Сёма запирал дверь только на нижний. Не знаю почему. Не спрашивайте.

– Если других вариантов нет, то предлагаю личинку из верхнего взять и вниз переставить. И ключ подходит. Замок работающий. А вы дверь опечатаете.

Они быстро и аккуратно сделали свою работу, торжественно передали ключ от замка полицейскому и удалились.

«Так хорошо неделя начиналась, – думал Чижиков, – и тут эту чёртову склочницу принесло! За что мне это?»

Впервые молодой полицейский Василий Чижиков повстречался с Кавалеридзе в судебном заседании, в котором указанная дама выступала частным обвинителем. А Чижиков принёс для суда характеристики на участников процесса. Он спокойно дождался, когда ему предоставят слово, зачитал принесенные им документы и по разрешению суда тихо покинул зал. Дверь в зал заседаний осталась чуть приоткрыта.

Свидетели из коридора по очереди подглядывали в приоткрытую дверь и давились от смеха.

А гражданка-обвинитель начала своё выступление:

– Я женщина одинокая. Всю свою жизнь я посветила воспитанию молодого поколения. Я всю жизнь отдала ниве народного образования! Так оно когда-то называлось.

Вдруг начала декламировать:

– Удачи вам, сельские и городские

уважаемые учителя,

Добрые, злые и никакие

капитаны на мостике корабля!

В моей трудовой книжке …1

– Гражданка Кавалеридзе! Выступайте по существу!

– Вот такое наше правосудие! Только рот затыкать …

И дальше в том же духе.

«Долго же она до существа добираться будет!» – Усмехался молодой полицейский, направляясь по длинному узкому коридору к выходу. В след неслась очередная декламация Кавалеридзе:

– Школьные годы чудесные,

С дружбою, с книгою, с песнею.

Как они быстро летят!

Их не воротишь назад.

Разве они пролетят без следа?

Нет, не забудет никто никогда

Школьные годы2.

Стук судейского молотка.

– Пусть заплатит мне! – Кавалеридзе-копна тыкала пальцем в другую участницу процесса, фигурой напоминающую жердь. – Она меня избила! Одела на голову мне ведро с помоями! Сломала очки!

И вытащила нечто из сумки и потрясла этим в воздухе. Это были очки без левой линзы со слегка погнутой дужкой.

– Расскажите, как деяние произошло? – встрял адвокат. Костюм импортный. И галстук модный, с крупным ярким рисунком.

– Вечером вышла из квартиры. Иду себе с ведром, мусор выкинуть. Эта как выскочит, и ведро мне на голову! Очки упали и сломались! Видите!

– Предлагаю частному обвинителю огласить маршрут, по которому она передвигалась, и предъявить вещественные доказательства? – Вопрос от адвоката обвиняемой.

«Копна» подскочила ближе к судье и опять потрясла очками.

– Вот мои доказательства!

Жердь, она же обвиняемая звалась Простынкиной. Она вскочила со скамьи и также ринулась к судье:

– Врёт она! Она – соседка моя. Проживаем на одной площадке. Её дверь так, а моя – так. Эта гражданка за мной подсматривает и подслушивает. Из зависти. Пришел ко мне знакомый, принёс торт, цветы, ещё кое-что…

– Бутылку и закуску!

– Откуда знаешь?

– Я видела, из пакета торчали! – Выкрикнула обвинительница.

– А-а-а!!! Подсматривала! Призналась! – Захохотала жердь.

– Только мы решили встречу отметить, – продолжила обвиняемая, – слышу что-то у двери зашуршало.

– Да! Из квартиры доносились такие странные звуки…

– Ах, ничего интересного! Это были вариации Рахманинова!

– Ничего себе – не интересно! Звучали вариации Рахманинова, а вышел из комнаты магазинщик Тарелкин!

Количество зрителей, прильнувших к приоткрытой двери, значительно увеличилось.

– Стороны – ближе к делу!

– Так вот! Слышу, вроде, ворочается кто у двери. Накинула халатик, открываю, а она глазом в замочную скважину уставилась. Тут дверь её и толкнула, а ведёрко на голову и сверзилось!

– А-а-а!!! – В свою очередь орала Кавалеридзе. – Бесстыдная! Призналась!

В коридоре Вася попался на глаза шустрой девице из канцелярии и согласился попить «за компанию» чайку с бисквитным изделием под названием «картошка». Чай был свежезаваренным, пирожное украшено цветочками и листиками из крема, что создало некоторый уют в служебном помещении. Тихо и спокойно. Но недолго.

Неожиданно что-то зашипело, раздались крики, кто-то завизжал, потом топот многих ног. Мимо канцелярии неслись к выходу стороны процесса, пихаясь руками и лягаясь ногами, свидетели, адвокаты, которые и в такой ситуации старались сохранять вид важный и солидный: галстуки на боку, рубашки, выдернуты из-под ремней, но деловые папки и портфели в руках. Навстречу гремел армейскими ботинками пристав. Отставив пирожное в сторону, Чижиков стремительно бросился вперёд! Ворвавшись в зал, он задохнулся, из глаз хлынули слёзы, из носа сопли. В зале какой-то злоумышленник распылили вещество типа «Сирень». Пристав помог распахнуть окна, к счастью, их было три. Стулья и бумаги валялись на полу, как будто тут прошел маленький ураган.

– А где судья!

– Мы здесь. – Судья была спокойна. Аккуратно вытирала глаза. Вместе с секретарём они вовремя укрылись в совещательной комнате.

Через некоторое время помещение было приведено в относительный порядок. Судья взяла в руку судейский молоток и поигрывала им.

– Зовите участников процесса в зал! – Указала она секретарю.

Однако, ни стороны, ни свидетели, ни адвокаты не появились. Дело отложили.

Позже, Чижиков узнал, что стороны так и не являлись, и дело закрылось.

Вот такие гражданки обитают в его родном городе!

В служебном помещении отделения полиции склочница уселась возле казённого стола и начала писать. Так как Кавалеридзе всю сознательную жизнь отработала в системе образования, объяснение у неё выходило подробное, многолистовое, обоснованное со всех бюрократических сторон. В самом начале у неё прозвучало «Есть справедливость. Всё же есть она. За выслугою лет не упразднилась. Кто ищет, тот находит справедливость. И будет так – в любые времена. 3» И завершая, она не смогла удержаться и автоматически дополнила: «Великодушный Гражданин! Пускай Судьба определила Гоненья грозные мне вновь, Пускай мне дружба изменила, Как изменяла мне любовь, В моем изгнаньи позабуду Несправедливость их обид: Они ничтожны – если буду Тобой оправдан, Аристид. 4» Авторов цитат она указать не забыла. И не забыла упомянуть о не совсем законном хобби исчезнувшего Литвака, о старом альбоме, который передала ему во временное пользование.

Многочисленные копии её заявления ( с изъятиями ) ещё долго-долго ходили в узких юридических кругах для повышения тонуса сотрудников. В одних специализированных учебных заведениях использовали их в виде образца как не надо поступать, в других экзаменовали по теме какой диагноз можно поставить автору. А один раз в несколько переработанном виде оно появилось в местной прессе как фельетон.

После написания объяснения Кавалеридзе пошла в аптеку за каплями.

– Какой-то пузырёк у вас неправильный! Так не понять сколько капель отмеряешь. Вдруг тридцать накапаю вместо двадцати? Не помереть бы!

Накапала тут же. Выпила. Отметила:

– Свежие капли сегодня! Бодрят!

Тем временем полицейский Чижиков направился к месту жительства Литвака, очень надеясь, что исчезнувший сапожник найдётся. Однако, соседи по коммунальной квартире ясности не внесли. Литвака они не видели длительное время. Одному из соседей казалось, что сапожник фактически проживал в другом месте. Где? Не известно. Может с кем-то сошелся. А что? Не семейный, имеет право.

– Может, Потапов знает что? – высказала предположение одна из соседок.

– Не видел его давно, – сказал призванный Потапов, – не видел. А слышал дня два назад. У него дверь в комнату скрипит. Просыпаюсь. Темнота. Думаю, чего проснулся? Непонятно! Вдруг слышу. Дверь скри-и-и-ип, скри-и-и-ип. Так только у Семёна дверь скрипит. И такие шаги. Тихие-тихие. По коридору. А там – хлоп! Входная дверь. Так что это он и выходил. А время было пять утра. Я на часы посмотрел. Ещё подумал, что можно вздремнуть пару часиков до подъёма.

Соседка, другая:

– А его мадам искала. Сегодня рано утром прибегала.

– Описать сможете?

– Да уж и не знаю. Она во!

Соседка развела руки, показывая это «во».

– И нос у неё во!

Тут соседка поднесла руку к лицу и показала размер носа.

Сомнений не было. Заходила Кавалеридзе.

Рабочий день стремился к завершению. Василий Чижиков возвращался на службу. Почему он решил пройти мимо сапожной мастерской исчезнувшего? Может, интуиция? А может надежда, что Литвак объявился? Сидит себе и набойки приколачивает? Что-то не давало покоя и требовало снова побывать в сапожной мастерской. Что-то там не так. Холодильник? Нет. Полупустые коробки с обрезками кожи и резины? Нет. Ножи? Нет. Часы? Не ходят. Стрелки нет. Трещина на корпусе. Трещина? Трещина! Не может быть там трещины!

В доме, в той части, где шел ремонт, горел неяркий свет, слышались разнообразные механические звуки: стучали, пилили, сверлили, булькали, – время позволяло.

А в переулке, в который выходила подвальная дверь, не было никого. Василий обошел вокруг дома, заглянул в подвальное окно, и неожиданно заметил некое движение в мастерской сапожника. Неужели пропавший объявился?

Осторожно, он спускался вниз. Ступени отзывались барабанными ударами. Насколько возможно быстро он подошел к двери. Она была не заперта. Бумажный лист с печатью порван. Помня о ремонтных работах наверху, он прикрыл голову служебной папкой и протиснулся в сапожную мастерскую. Внутри, после улицы казалось темно. Пошарил рукой по стене. Где-то здесь выключатель. Но включить свет не успел. Незначительное движение воздуха за спиной. Толстенькая служебная папка из дермантина смягчила удар по голове. Василий упал.