Читать книгу Ангелы на роликах, или Принцип древесного листа - Ирина Владимировна Соляная - Страница 1

Глава 1.

Антверпен

Хью Барбер мог бы сказать: «Этих женщин сам черт не разберет» или «Как ее понять, если она сама себя не понимает», но беда была в том, что он очень хорошо осознавал происходящее. Шел медленный сдвиг тектонических плит, материки смещались в мировом океане, отдаляясь друг от друга. Хью Барбер – детектив небольшого агентства, Юджина Майер – наследница пивной «Империи Майеров». Эти двое совершенно случайно встретились, но вполне закономерно отдалялись друг от друга. Неизбежность разрыва чувствовал каждый, не желая признаться в его причинах. Сначала влюбленные виделись часто, но уже через полгода Хью стал замечать, что их встречи становятся все более редкими и короткими. А Юю выглядела всё более задумчивой и скрытной. Впрочем, она и раньше такой была. О свадьбе уже не заводили разговора ни Хью, ни его невеста.

Однажды Борис Казарин, глубокомысленно изрек, глядя на влюблённую парочку, дувшуюся друг на друга после очередной недомолвки—размолвки: «В одну телегу впрячь не можно вола и трепетную лань». Хью не знал, кого процитировал Казарин, но грустно покивал вослед цитате.

И вот теперь, Хью Барбер бесцельно сидел в своем офисе, он старался приучать себя к мысли о том, что его расставание с возлюбленной неизбежно. Должен ли он был поговорить с Юю об этом? Барбер ее любил, и не находил ни слов, ни сил начать разговора. В таких тягостных раздумьях его застал шеф Свен Свенсон, по обыкновению без стука зашедший в кабинет Барбера.

– К тебе пришла посетительница, – сказал он игривым голосом, – очень красивая посетительница. А тебе бы не помешало купить новый костюм, да и галстук сменить. Для презентабельности. А то у нас посетители бывают! Хоть и редко, – засмеялся своей шутке Свенсон. У него было такое обыкновение – шутить над плачевным состоянием финансов детективного агентства.

Следом за Свеном Свенсоном вошла дама. Сказать о ней «красивая женщина» – всё равно, что не сказать ничего. Хью Барбер сразу узнал Кристин Белли, ведь такие женщины запоминаются надолго. Свен беззастенчиво рассматривал клиентку агентства. От его взгляда не ускользнуло, что она стройна, энергична и очень хороша собой. Алый брючный костюм выгодно оттенял белизну ее кожи и светлые волосы. Кристин выглядела очень моложаво, свежо, словно ей было не сорок лет, и за ее плечами не было трудных времен становления в бизнесе. Она вошла в кабинет, приветливо кивнула Хью и после приглашения сесть устроилась в кресле напротив. Свен Свеносн откланялся и с сожалением покинул кабинет, хотя ему было очень интересно узнать, зачем пришла эта красотка и откуда она знает Хью. Шеф утешал себя мыслью о том, что все равно вытянет эту информацию от своего подчиненного.

– Добрый день, госпожа Белли, – Хью попытался продемонстрировать всю свою приветливость, на какую был способен, учитывая депрессию.

– Добрый день, господин Барбер. Вот уж не думала, что мы снова встретимся, – мелодичным смехом ответила ему Белли. – Но когда мне понадобилась помощь детектива, я сразу вспомнила о вас. Ведь это вы нашли Якоба Майера, хотя этот сукин сын и ловко спрятался.

Хью Барбер вежливо улыбнулся, а Кристин продолжила.

– У меня весьма необычная просьба, даже не знаю, с чего начать. Много лет назад, когда я открывала свою картинную галерею, мои дела шли неважно. Конечно, помощь Якоба Майера, была неоценимой, но мне, признаюсь, не хватало деловой сметки и мастерства. – Кристин поправила волосы и вздохнула, вспоминая прошлые события. – Одной из первых моих творческих находок был Густав Аммон. Галерея сделала его выставку в 1976 году, но он не хотел продавать картин. Выставка шла с нарастающим успехом, и я даже продлила ее срок, но ни одной картины Густав продавать не собирался, и даже перестал общаться с моим агентом, грозя забрать картины с выставки. Это было странное, нетипичное поведение. И вот, перед самым окончанием выставки Густав внезапно принимает решение о продаже одной из картин. Это была картина «Зимние узоры», она пользовалась особенным успехом на выставке. Эту картину приобрел некий Лаубе то ли немец, то ли швейцарец. Я несколько раз с ним встречалась, и он произвел на меня чрезвычайно неприятное впечатление.

Хью вежливо покашлял. Рассказ был достаточно пространный и детективу было не понятно, для чего излагаются все эти подробности.

– Я вижу, что вы проявляете нетерпение, – Кристин продемонстрировала самую обворожительную улыбку. – Но, поверьте, всё это очень важно. Я как раз подхожу к цели своего визита. Лаубе купил картину, минуя аукцион, как—то договорившись с художником. Я была обескуражена, так как наделась перекупить «Зимние узоры», я даже была согласна выплатить приличное отступное. Но этот Лаубе как в воду канул. И картина тоже. Она никогда не выставлялась, никогда попадала в каталоги или торги. Это просто преступно – обладать таким сокровищем, и любоваться им в одиночку. Я искала Лаубе повсюду, но безуспешно. А Густав Аммон не хотел ни с кем общаться.

– Теперь вы хотите, чтобы спустя столько лет я нашел Анри Лаубе? – спросил, понимающе кивнув, Барбер.

– О, нет, вы не достаточно догадливы. Лаубе я нашла! Теперь я хочу, чтобы вы нашли картину, – Кристин Белли протянула вырезку из газеты. Хью углубился в чтение.

Из газетной заметки следовало, что недавно в Альпах были обнаружены останки мужчины, погибшего тринадцать лет назад. Они два года оставались неопознанными, пока полиция случайно не нашла его семью. В январе 1977 года швейцарец Анри Лаубе отдыхал на горнолыжном курорте близ Рамзау. 16 января чтобы отпраздновать свой тридцать пятый день рождения, мужчина в одиночку отправился покататься на лыжах. Больше его никто не видел. И вот полиция спустя много лет нашла на одном из склонов человеческие останки, а с ними – одну лыжную палку, часы, очки и клочок рубашки с вышитыми инициалами. По оценкам судмедэкспертов, останки принадлежали мужчине лет 30 ростом около 175 см. Однако определить личность погибшего не удавалось довольно долго. Его племянница Марлена Бернаскони, услышав по радио об этой истории, вспомнила, что у нее много лет назад пропал дядя. В интервью журналисту газеты Марлена сказала, что уже свыклась с мыслью о том, что не найдет бедного дядюшку. Как решили эксперты, мужчина погиб во время снежной бури, когда катался на лыжах. Родство с Бернаскони сомнений также не вызвало». Далее следовала прижизненная фотография Анри. На крупном и четком снимке был изображен лысеющий, крепкий, с виду довольный собой мужчина. Также Кристин протянула четкую цветную фотографию «Зимних узоров» и ее каталожное описание. По виду это была абстрактная мазня. Хью хмыкнул.

– Я пыталась связаться с племянницей Лаубе – Марленой, но она отказывается общаться со мной, и тем более говорить о каких—то картинах, – продолжила Кристин, Она сказала, что о пристрастии ее покойного дяди к живописи ничего не известно, и в его скромной квартире не было найдено картин, кроме одного дешевого портрета в такой же дешевой раме.

– Задача не из легких, – задумчиво протянул Барбер. – Может, проще попросить этого вашего Густава Аммона написать копию картины ?

– О, нет, это исключено, Густав Аммон скончался в прошлом году, а раньше он отказывался от любых встреч и контактов, – покачала головой Кристин Белли.

– Хорошо, я возьмусь за это дело, – с сомнением в голосе сказал Хью, – но прошу вас еще кое—что рассказать мне. Например, о других владельцах картин Густава Аммона.

– Многие картины Аммона продавались с аукционов. Но вот что интересно! После продаж они исчезали бесследно в хранилищах их владельцев. Нигде не перепродавались, нигде не выставлялись. Возможно, кое—что продавалось впоследствии из рук в руки, но об этом мы точно ничего не узнаем.

– А с ценителями творчества этого Аммона вы пытались связаться? Может, они кто—то из них купил и «Зимние узоры»?

– Я пыталась вести переговоры с двумя покупателями. Это видные люди: Микаэль Вандербилт – политик, наверняка вы слышали о нем Второй – Филипп Хаак, актер и телеведущий, – пояснила Кристин, а Хью кивнул. Эти имена были на слуху, – Все они отказались встречаться со мной. А ведь только Микаель Вандербилт приобрел пятнадцать картин! Филипп Хаак также купил несколько. Я анализировала не все аукционы, а наиболее нашумевшие. Как видите, я тоже в чем—то сыщик. Они вполне могли купить картину, но отрицали это в телефонном разговоре.

– Что же вы еще установили? – спросил Хью Барбер,

– Я узнала, что всего удалось продать около пятидесяти картин Аммона. Как правило, они расходились по одной в разные руки. Не принимая во внимания упомянутых коллекционеров. Также три картины приобрел Современный музей Берлина.

– Каков разброс цен? – поинтересовался Хью.

– О, вопрос интересный, – засмеялась Кристин. – берлинские музейщики отдали за каждую картину что—то около пятидесяти тысяч марок, а Филипп Хаак платил за картины от пятисот тысяч долларов до миллиона.

Хью присвистнул. Он встал и в волнении прошелся по комнате. Частные коллекционеры платили за картины огромные деньги, музей же купил картины по весьма скромной цене.

– А вы сами видели эти картины Аммона? – поинтересовался Хью Барбер.

– О, разумеется. Некоторые из них были на моей выставке. Но в их оценке и профессиональном осмотре я не участвовала. Просто выставила их, а также изучала каталоги других выставочных залов. Я стала проявлять интерес к Аммону после того, как его картина «Кладбищенский сторож» ушла с аукциона за семьсот тысяч марок. Это редкая цена за портрет неизвестного, к тому же проданный при жизни художника. Меня также удивило, что фактически торга не было. Филипп Хаак приобрел ее с первого шага.

– И как вы оцениваете «Кладбищенского сторожа»? – продолжал свой допрос нахальный Барбер.

– Удивительно, что вы этим вопросом интересуетесь, – вскинула брови Кристин, – на мой взгляд это была броская мазня. В отличие от картин, которые купил Современный музей Берлина. Словно разные авторы. И техника, и замысел, и эпичность напрочь отсутствовали в этом полотне. Но это мое частное мнение. Как видите, оно не совпадает с мнением того же Филиппа Хаака, который скупал все подряд.

Получив от Кристин тонкую папку с информацией о картине и ее создателе, а также блокнот с записями, в которых Кристин пыталась восстановить все, что ей было известно об Анри Лаубе, Густаве Аммоне, а также внушительную сумму на расходы, Хью Барбер позвонил отчиму Юю – Борису Казарину. На самом деле он хотел позвонить Юю, но был так зол на нее, что не нашел в себе сил с ней поговорить. Борис и Юю то ли жили, то ли гостили в усадьбе «Синий вереск». Эта резиденция Майеров была основательно отремонтирована после пожара. Уже прошло около года с тех пор, как Юджина поселилась в усадьбе и занялась делами «Пивной империи Майеров». Ее отчим Борис, скучавший без привычной мюнхенской компании, тут же пригласил Хью Барбера и его шефа Свена к ужину.

На встречу Хью собирался с тяжелым сердцем. Он и Юю вопреки его желанию жили порознь. После того, как его невеста приехала в Антверпен из Мюнхена, она поселилась в фамильной усадьбе, а Барбер снял уютную квартиру в центре Антверпена, неподалеку от Королевского музея изящных искусств. Молодому и не слишком удачливому детективу было не по карману такое жилье, но поскольку они с Юю собирались жить вместе, не к невесте же было ему переезжать! Он обставил квартиру со вкусом, купил чайный сервиз и даже набор новых кастрюль, в душе сомневаясь, что они пригодятся. Юджина дважды побывала в гостях у Барбера, равнодушно осмотрела квартиру и назвала ее милым уголком, отшутилась от предложения Хью пожить вместе. Промучившись в одиночестве в стильных апартаментах, истратив всю «подушку безопасности» на аренду ставшего ненужным жилья, Хью перебрался в маленькую квартиру, рядом с детективным агентством. К матери вернуться он не мог, потому что такое возвращение означало бы признание неудачи в попытке создать с Юджиной семью. Но милая малышка Майер словно не замечала метаний Хью Барбера. В маленькой квартире даже не появилась, а сам Хью подозревал, что она и адреса ее не запомнила. Тем не менее, Хью снова ждал встречи с любимой, он ей привык прощать всё.

Когда с шефом он прибыл в помпезную усадьбу Майеров Юю тепло улыбнулась жениху, развеивая его сомнения в своих жарких чувствах.

– Куда ты пропал? Ушел с головой в работу? – пропела она.

– Да, у меня появилось новое дело, я хотел бы поговорить с Борисом о нём.

– С Борисом? Вот как? – Юю увлекла его за собой, приветливо кивнув Свену Свенсону, который возился на входе с громоздким букетом, – Пойдемте в розовую гостиную!

По дороге Юю, взяв Хью под локоток, защебетала.

– Ты хочешь поговорить на профессиональные темы с Борисом? Мне ты не доверяешь?– Юю надула губки.

– Ты просто слишком юная, вряд ли ты знаешь человека, информацию о котором я собираю. А вот Борис точно может о нем знать.

– Ах, вечные тайны, тайны, – Юю засмеялась, оглядываясь на Свена через плечо. – А вы похудели, уважаемый шеф Свенсон! Что это с вами стало?

– Решил взяться за ум, годы идут, а тучность стала мешать жить, – отшутился Свен, – волка ноги кормят, а пузо ему ни к чему!

Борис Казарин сидел в инвалидном кресле за накрытым овальным столом. Сервировка была великолепной, как и закуски, которые манили вечно голодного Хью. Мужчины поздоровались, Юю упорхнула дать распоряжения по поводу ужина, а Борис, который не любил ходить вокруг да около, сразу задал Хью волнующий его вопрос.

– Что—то с Юю у вас не ладится, – Борис нахмурил брови.

– Всё образуется, Борис, – кивнул Хью. Ему была неприятна эта тема, и он не хотел обсуждать ее в компании. Тем более – слушать советы стариков.

– Дай—то бог, дай—то бог, – покачал головой Борис. – Ты давно не заглядывал, что там за интерес у тебя?

– У меня профессиональный интерес к Густаву Аммону. Вы знали такого художника? – спросил Хью.

– Нет, лично я его не знал, – протянул задумчиво Казарин, – А вот с его братом Генрихом я был хорошо знаком. Он был еще тот делец, а впрочем, почему был? И есть. Он много лет трудился над реставрацией галереи в Мюнхене, он архитектор.

– Почему делец? – удивился Хью.

– У него было редкое чутье на деньги и слабость к ним. На всем наваривался, что под руку попадалось, ничего не упускал. Брат у него странный был, затворник. Не общался ни с кем, писал в своей мастерской. А Генрих Аммон – напротив, всегда на виду был. Контракты, сделки, пи—ар. Все картины Густава он распродал, наварив на этом баснословные деньги. А брат в нищете умер, даже могилы не осталось, только урна.

– А вы слышали что—нибудь о картине «Зимние узоры»? – поинтересовался Хью.

Борис ненадолго задумался, но потом с сомнением покачал головой. Вошла Юю, а за ней – кухарка, которая несла блюдо с сочным гусем. Все шумно расселись и стали поглощать ужин. Беседа перешла на другие темы.

Когда Хью уже собирался уходить, Борис Казарин сказал: «Позвони Виктору, он покопается в моих мюнхенских записных книжках, там есть координаты Генриха Аммона, может, пригодятся тебе». Хью вежливо поблагодарил. Юю была делано весела и приветлива, но когда детективы собрались уходить, она не задержала Хью ни разговором и ни поцелуем, просто вежливо с ними попрощалась.

Хью, придя домой, на удивление самому себе, не раскис от выпитого полусладкого вина и не был морально подавлен почти равнодушным поведением Юджины, его мысли сосредоточились на новом деле. Барбер пробормотал: «В одну повозку впрячь не можно…» и достал блокнот. С полчаса он чертил кружочки, стрелочки и одному ему ведомые ломаные линии. Потом написал крупными буквами Римини и Рамзау, соединив их стрелочками. Затем, не желая терять время, он позвонил Марлене Бернаскони, чей телефон он нашел в папке Кристин Белли.

– Боже, как мне надоели эти репортеры! – возмущенно вскрикнул женский голос на том конце провода.

– О, прошу вас, не кладите трубку. Я не репортер, я художник. Меня зовут Хью Барбер.

– Я не желаю никаких портретов, не нуждаюсь в них! – запротестовала женщина, но трубку не повесила.

– Нет, я не собираюсь навязывать вам свои услуги, я хочу поговорить о картине, обладателем которой был ваш покойный дядя.

– Она стоит приличных денег? – заинтересованно спросила женщина.

– Я бы все рассказал вам при встрече.

– Хорошо, – помолчала дамочка на той стороне телефонного провода. —приезжайте.

– О, я из Мюнхена, – соврал Барбер, —быстро не приеду, но если вы мне назначите дату встречи, поверьте, я вас не разочарую.

– Вы точно знаете, что картина стоит приличных денег? У дяди только одна осталось в квартире.

– Да, совершенно точно.

– Мне просто предлагали уже деньги за картину «Зимние узоры», но только я не нашла ее среди вещей дяди, – разочарованно протянула дамочка.

– Я уверен, что у вашего дяди Анри был превосходный вкус, и у него есть такие предметы искусства, которые могли бы вам принести доход.

– По крайней мере, покрыть расходы на похороны и все мои издержки, – всхлипнула дамочка и назвала дату встречи и адрес.

Хью был доволен разговором, но для начала он решил полететь в Рамзау и тут же забронировал себе билет по телефону.