Читать книгу Русалочья заводь - Ирина Юльевна Енц, Ирина Енц - Страница 7
Глава 5
ОглавлениеНесколько мгновений я с испугом смотрела на это зарево. Потом рванула обратно в дом. Быстро скинула халат, натянула брюки и первую попавшуюся под руки рубашку. Дед тоже кряхтел в своей комнате, одеваясь. Пробегая мимо, бросила на ходу:
– Деда, я в деревню! – И полетела в сторону разгорающегося пожара.
Я бежала, не чуя ног. По спине колотилась коса, которую я забыла подвязать. Я на ходу запихала непослушные волосы под рубаху. Вдалеке завыли сирены пожарных машин. Кто-то из соседей позвонил дежурному в леспромхоз, а может и в пароходство тоже. Около горевшего дома, из которого на меня вчера кто-то таращился из-за занавески, принадлежавшем неведомым мне Генке и Таньке, уже собралась толпа народа. Пожарники только что подъехали и раскручивали сейчас брезентовые рукава, готовясь заливать огонь. Несколько человек метались с ведрами от колодца и обратно, пытаясь потушить огонь водой. Но, я увидела сразу, что все эти усилия уже бесполезны.
Огонь, как чудовищный монстр пожирал сухое дерево дома, с хрустом перемалывая в своей пасти огромные бревна. Лопалось стекло, раздались хлопки, как будто, кто-то принялся палить из ружья. Кто-то кричал «берегись!», бабы выли наравне с собаками дурными голосами. С крыши, как шрапнель, разлетался раскаленный до красна, лопнувший от огня шифер. Жар от горящего дома обжигал тело, волосы стали скручиваться и слегка потрескивать. Я отошла чуть подальше. Тем более, что помочь я уже ничем не могла. Люди перестали суетиться, уступив место профессиональным пожарным.
Мое внимание привлекла фигуры женщины, одетой во все черное. Она стояла обособленно в стороне от толпы и, прижав руки к груди раскачивалась, что-то невнятно бормоча. Я обратила внимание, что деревенские жители стараются держаться от нее подальше. Меня стало как магнитом тянуть к ней. Как будто, в голове я слышала ее отчаянный призыв, как крик о помощи. Не в силах противиться, я сделала несколько шагов по направлению к ней. И, вскоре, могла уже разглядеть ее как следует. Это была старуха. Седые космы выбивались из-под туго повязанного на голове черного платка с бахромой. Лицо больше похожее на печеное яблоко, все изборождено морщинами, вокруг тонких, почти бесцветных губ скорбные глубокие складки. Она что-то прижимала к груди и без конца бормотала невнятно. Сразу было и не разобрать, то ли молилась, то ли пела. Я остановилась в нескольких шагах от нее, и тихо спросила:
– Бабушка, вам помочь?
Казалось, она не обращала на меня внимания. Я стояла рядом, чувствуя какую-то неловкость, и, в то же время, жалость. Я сделала еще несколько маленьких шажков и едва прикоснулась к ее плечу.
– Вам помочь? Вам плохо?
Она замолчала, перестав раскачиваться и посмотрела прямо мне в глаза. Меня как будто током ударило. Все внутренности завибрировали, а волосы на голове зашевелились от какого-то ужаса. Будто, я нырнула в глубокий темный колодец, в котором царил холод и мрак. Несмотря на близость пожара, меня вдруг стало знобить. На мгновение, даже почудилось, что изо рта вырывается клубочек пара, как будто я была на морозе. На удивление, глаза у нее были молодыми, живыми, серого цвета, как закаленная сталь, только у самого зрачка было несколько зеленых крапинок. Это делало их похожими больше на звериные, чем на человечьи. Только, вот какому зверю они могли принадлежать, определить я не бралась. Всего несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, она смотрела на меня. И, чтоб я убилась собственной дверью, но этот взгляд не мог принадлежать сумасшедшему человеку! Напротив, острый ум светились в них. И только в глубине черного зрачка отражались всполохи затухающего пожара, делая ее взгляд каким-то неистовым и ярым.
От неожиданности, я попыталась отшатнуться от нее, но пальцы ее правой руки уже крепко вцепились мне в рукав рубашки с силой, которую нельзя было заподозрить в ее сухом, тщедушном теле. Она прошептала мне прямо в лицо:
– Ты должна закончить начатое! Озеро Горных Духов ждет его! Ты проводник! Ты должна указать ему путь! И пусть все получат заслуженное!
Я смотрела на нее расширенными от ужаса глазами, не в силах пошевелиться. Она другой рукой всунула мне в ладонь какую-то вещицу, которую до этого прижимала к груди. Не понимая, что я делаю, не глядя, сжала ее в кулаке. Пальцы ее разжались, выпустив меня из цепкой хватки, я отшатнулась от нее и чуть не упала. А старуха больше ни на кого не глядя заспешила прочь, продолжая что-то бормотать себе под нос.
Стоило ей покинуть освещенный огнем круг, она сразу же пропала из виду. А я стояла и тяжело дышала, будто вынырнув из глубокого омута.
В чувство привел меня чей-то вопль. Я резко обернулась, не зная, чего еще можно ожидать. Огонь доедал остатки дома. Георгины, еще вчера буйствовавшие в палисаднике, превратились в кучу смятых, почерневших стеблей.
Люди кружком столпились над чем-то, лежащим на земле. Бабы всхлипывали, утирая носы платками, измазанными в саже, мужики сурово хмурились. До меня долетел шепоток:
– Это должно быть, Танька. Отмучилась. – Тихо и сострадательно говорила одна женщина.
Стоявшая рядом с ней, проговорила сокрушенным голосом.
– А, Генки то дома не было. Наверное, в рейс ушел. Как раз его смена. – В голосе женщины слышалось сочувствие.
С удивлением, я узнала продавщицу и мою бывшую одноклассницу, Надежду. Тут она заметила меня.
– О, Варюха! А у нас тут видишь, что творится! – И не понятно, чего в ее голосе было больше, то ли страха, то ли восторга.
Я протиснулась мимо ее необъятной фигуры, и заглянула через плечо стоявшего впереди мужика. Лучше бы я этого не делала. То, что лежало на земле нельзя было назвать даже трупом. Почерневший кусок плоти с остатками какой-то одежды. Половина лица обгорела до костей и сейчас обнаженные зубы сверкали белизной, как будто, в дикой злорадной усмешке. Я рванула назад, продираясь сквозь людей, окружавших тело. Тошнота подступила к горлу. Я едва успела отбежать на несколько шагов, как меня вывернуло наизнанку. Упав на колени, я содрогалась от спазмов рвоты, не в силах совладать с собой. Только тут я почувствовала, что левая рука судорожно сжимает какой-то предмет. Я разжала кулак и увидела на простом кожаном шнурке голубую, с горошину величиной, бусину. Не задумываясь над своими действиями, я повесила ее на шею и спрятала под рубаху. Если бы кто меня спросил в тот момент, зачем я это делаю, я бы, вряд ли смогла дать вразумительный ответ.
Тут, на плечо мне легла чья-то рука. Я повернула голову и безо всякого удивления увидела Надежду. Она взяла меня под локоть, помогая встать. Ноги тряслись и никак не хотели держать мое тело. Опираясь на подругу, я стояла покачиваясь. Надька пробурчала.
– Да, от такого зрелища кому хочешь поплохеет. Пойдем вон на крылечко к магазину. Посидишь, охолонешь немного. А то совсем зеленая стала, смотреть страшно.
Она вела меня в сторону магазина и бурчала по дороге.
– И зачем полезла смотреть, коли желудок слабый? Это зрелище не для слабонервных. А Танька, хоть и стервой была (прости, Господи, о покойниках плохо не говорят), но все равно, жалко. Все ж таки, человек, душа живая. И скажи на милость, с чего это дом загорелся, да сразу со всех концов одновременно?
Не смотря на свое плачевное состояние, я просипела.
– А с чего ты взяла, что одновременно со всех сторон загорелся?
Надька как-то загадочно хмыкнула.
– Так, пожарные сказали, я слышала. – И продолжила меня тащить чуть не волоком в сторону магазина, до которого уже было совсем близко.
К тому времени, как мы достигли спасительного магазинного крыльца, ночной ветер обдул мое лицо, стало легче дышать. Надежда усадила меня на крыльцо, а сама загремела замками у меня за спиной, открывая магазин. А я осталась сидеть на крыльце и приходить в себя. Да, уж, давненько меня так не скручивало. И, права Надька, чего полезла? Что увидеть хотела? А, главное, зачем? Похоже, разговор с загадочной бабулькой вышиб меня из колеи. Мозги совсем не работают.
Тем временем, Надюха появилась из магазина, что-то неся в руках. Опять загремела ключами, закрывая подотчетные ей материальные ценности, и грузно уселась рядом со мной на крыльцо. В магазин она ходила не зря. Между нами, на посеревших от времени досках, появилась буханка хлеба, бутылка водки и два стакана. Я похлопала на нее глазами. Она поняла мое изумление по-своему, и извиняющимся голосом проговорила.
– Прости, не стала холодильники распечатывать. Что под руку подвернулось, то и взяла.
Проговорив это, она одним отточенным, практически, профессиональным движением, сорвала с бутылки алюминиевый колпачок и разлила водку по стаканам. Насколько я могла видеть, ровно по сто грамм. Вот что значит, мастерство, которое не пропьешь! Потом отломила от буханки корочку и поделила ее по- братски между нами. Правильнее сказать, по-сестрински. Взяла свой стакан и выжидающе уставилась на меня. Я чуть помедлила, но последовала ее примеру.
– Давай, не чокаясь, царство ей небесное. – Видя мою некоторую заторможенность, подбодрила. – Давай, давай, тебе это сейчас только на пользу. Стресс надо снимать. – Назидательно проговорила она и лихо махнула свою порцию одним глотком.
Потом, удовлетворенно крякнула и шумно занюхала ароматной хлебной корочкой. Я уважительно посмотрела на Надьку. Меня одолело сомнение. Наверное, у меня так не получится, сноровки не было. Но, не стала заставлять ее долго себя уговаривать. Оно и правда. Такой стресс можно снять только водкой. И храбро маханула все сто грамм в два глотка. Во рту как будто взорвалась маленькая граната, а внутренности опалило, как жидким огнем. Я задышала, широко открыв рот. А подруга стало быстро инструктировать.
– Хлебушком, хлебушком занюхивай! Совсем в своем городе пить разучилась. – Стала сокрушаться она.
– Чтобы разучиться, надо было сначала научиться. А я сроду водку не пила. – Прохрипела я, все еще хлопая ртом, как рыба, вытащенная из воды.
Но, тут же, последовала ее совету, и вдохнула густой аромат свежего хлеба. Сразу стало легче. Век живи, век учись. Тепло расползлось по всему телу, и, внутренности, сжавшиеся в один комок до этого, стали распрямляться. Мы сидели с ней на крыльце, и сосредоточено жевали хлеб. Я наконец почувствовала себя более или менее нормально, и задала ей вопрос.
– А почему ты назвала покойную «стервой»? Повод был?
Надька усмехнулась.
– Еще какой. Генка, муж ее (тоже, еще тот гусь), сначала любовь с Наташкой, Танькиной сестрой крутил. – Видя мой непонимающий взгляд, она уточнила. – Ну, помнишь, я тебе говорила, Наташка – это которая утопла в Русалочьей Заводи. А потом, вдруг, ни с того, ни с сего, взял, да и на Таньке женился, кобель проклятый! Так, бабы говорили, что с Наташкой то, не несчастный случай был. Что она, того, с горя, сама утопилась. Врут, конечно. Но, кто их разберет. Мы то тогда совсем еще соплюшками были, чего бы понимали. А смерь сестры ей счастья то не принесла. Жили они с Генкой плохо. Что ни день, то у них бой. И непонять было, кто и кого там колотил. То Танька с фингалом ходит, то Генка весь поцарапанный. Спрашивается, на кой ляд такая жизнь нужна. Чего бы не развестись то? Так нет. Все не по-людски. – Она тяжело вздохнула. А потом вдруг зашептала, склонившись к самому моему уху. – Поговаривали даже, что это Танька сама Натаху того… Но, милицию это не заинтересовало. Закрыли дело. А мать ихняя, то есть, Таньки с Натахой, перестала общаться с дочерью. И, крыша у бабки совсем поехала. Да, ты сама видела. Ты ж к ней на пожаре то подходила.
Я задумчиво качала головой, слушая Надюхины разговоры. А на душе было скверно. Да, еще слова старухи никак из головы не шли. Какая-то абракадабра. И к чему этот ее «подарок», который непонятно почему я повесила на шею? И сердце заныло в предчувствии чего-то неведомого и страшного. Не простая эта история, ох, не простая! Мне бы подальше от нее держаться, своих проблем выше крыши. Но, я уже знала, что «подальше» у меня уже не получится. С грустью констатировала, что ничему меня жизнь, дуру, не учит.